Бутырская кунсткамера

Мало кто знает о том, что в Бутырской тюрьме есть самый настоящий музей. Еще меньше — о том, что месяц назад этот музей открылся для широкой публики. "Классная идея,— думали наши корреспонденты Мария Голованивская и Роман Костиков, отправляясь на экскурсию в Бутырку,— показывать камеры, давать полежать на нарах, угощать баландой". Они ошибались.

— Если во время прохода через следственный изолятор тюрьмы вы случайно увидите кого-то из своих родственников,— говорит майор усталым голосом,— я убедительно вас прошу соблюдать дисциплину и не нарушать общественный порядок.
— Конечно, конечно,— кивают заплаканные женщины.
Это основные посетительницы музея. Они платят 50 рублей в надежде хоть что-то узнать о близких, хоть приблизительно представить себе, как они здесь живут. Майор-экскурсовод в ответ на жалобы и рыдания посетительниц всякий раз показывает им портрет Дзержинского, под которым ровными красными буквами выведены слова: "Кто из вас очерствел, чье сердце не может внимательно относиться к заключенным — уходите из этого учреждения, тут больше, чем где-либо, нужно иметь доброе сердце". Женщин это успокаивает, ведь они не относятся к щиту как к музейному экспонату. Они знают, что находятся в тюрьме.

Настоящий музей
Принимая во внимание контингент экскурсантов, сказать, что музей Бутырской тюрьмы функционирует именно как музей, трудно. Да и обстановка не та: люди приходят сюда передать пресловутые сухари и теплую одежду, выстаивают огромные очереди, и слово "музей" вызывает у них недоумение ("Какой музей? Здесь?!"). То, что из очереди можно перескочить в группу для посещения музея, соображают немногие. Поэтому экскурсии бывают редко и собирают по 5-7 человек — вместо положенных 20. И это несмотря на то, что посетителям музея представляется возможность увидеть настоящий следственный изолятор, комнаты следователей и знаменитый тюремный коридор!
Музей как таковой существует с 1971 года — коллектив Бутырки добился разрешения создать его в год 200-летия замка тюрьмы. Однако в течение 28 лет сюда могли попасть лишь сами работники изолятора, чины из МВД и актеры (подвалы гестапо в "Семнадцати мгновениях весны" и комнаты следователей в сериале "Следствие ведут знатоки" — это все именно Бутырка).
А теперь в указанные часы (с пятнадцати до семнадцати по вторникам и пятницам) вы можете подойти к центральной проходной тюрьмы, дождаться офицера, и он проводит вас на второй этаж к пятой проходной. Проведет через решетчатые, открывающиеся с диким скрипом автоматические двери, и вы, пройдя все мыслимые и немыслимые КПП, окажетесь в следственном блоке. Пройдете по узким затхлым коридорам с торчащим из пола линолеумом и грязно-зелеными стенами, минуете двери с облезлыми надписями "завхоз" и "начальник финансового отдела", оставите позади постовых-женщин в защитных комбинезонах и попадете наконец в помещение, где находится касса музея,— комнатку с четырьмя ободранными столами и удивительным обилием книжных шкафов.
— Не хотите ли приобрести сувениры, сделанные руками заключенных? — спросит девушка, протягивая вам билетик.— Поделки из хлеба, раскрашенные пастой из шариковых ручек?
Вы соглашаетесь — и спектакль начинается.

Игрушечная тюрьма
Девушка незаметно нажимает секретную кнопку, и один из книжных шкафов, а на самом деле дверь (прямо как в кино!) отходит в сторону, обнажая темный коридор, ведущий куда-то вниз. Оттуда выскакивает майор-экскурсовод с кучей фигурок: монахов-марионеток, православных и католических, сделанных из хлеба и раскрашенных чернилами,— скромняг, обнажающих непристойные места, как только до них дотрагиваешься. Стоят монахи по 200 рублей, но полного удовлетворения нет: где же известные по фильмам хлебные шахматы, четки, наборы домино?
Первое, на что укажет вам экскурсовод, когда вы пройдете сквозь волшебную дверь,— на ковровую дорожку под ногами.
— Раньше такие дорожки были по всей Бутырке,— говорит майор-экскурсовод почти шепотом,— но денег тюрьме давно не хватает, поэтому этот коврик превратился в музейный экспонат.
Спустившись в подвал, вы оказываетесь собственно в музее — комнате без окон в Пугачевской башне (первым, кого здесь пытали, был Емельян Пугачев). Под потолком — лубочные картины заключенных, иллюстрирующие историю старейшей тюрьмы России, ниже, по стенам — потрепанные щиты с фотографиями и текстами, напоминающими советские агитки, еще ниже, под щитами — витрины с кандалами, колодками, металлическими ошейниками, наручниками и замками всех моделей и всех времен (эти сокровища были найдены здесь во время ремонтных работ). И, конечно, с запретными поделками заключенных, изъятыми во время обысков: самодельными игральными картами, шариковыми ручками, превращенными в аппараты для нанесения татуировок, сплетенными из капроновых чулок браслетами с инклюзами мух и тараканов, самогонным аппаратом. А еще с оружием: заточками, ножами, веревочными и бумажными дубинками, вымоченными и выморенными до такой степени, что стали тверже каменных.
История Бутырки в текстах и фотографиях, представленная на стендах, также содержит немало ярких страниц. Здесь и Шаляпин выступал, и знаменитые фокусники демонстрировали свое мастерство, выходя из наглухо запертой камеры. Есть и самые настоящие документы. Например, протокол об отборе кандидатов на должности надзирательниц в 1913-1914 гг. Читаем: заявление подали 62 девушки, приняли только 12 — остальные были либо несовершеннолетние, либо ущербные умом или здоровьем. И даже набор изучаемых в специальном училище курсов охарактеризован весьма полно: здесь и тюрьмоведение, и типология арестантских работ, и тюремное администрирование, и гигиена заключенных.
А вот периода с 1934-го по 1956 год в истории Бутырки не было (материалы музея собирались и оформлялись в семидесятые, а тогда именно так и считали). Были только исполненные духом оптимизма исправительные работы, доказательством чему — этот радостный щит с фотографиями под заголовком "Люди меняют профессию". Смотрим на одутловатое лицо, интеллигентские очки на перебитом носу, читаем: "Инженер К. А. Вержбицкий, бывший вредитель, стал одним из авторов проекта Беломорканала. Награжден орденом Ленина". Подписи под другими фотографиями повествуют об "агенте трех разведок", который потом "ударно трудился на лесоповале", "ренегате и ревизионисте" и проч.
Еще один удивительный стенд: "Предметы, извлеченные из желудочно-кишечного тракта заключенных". Вилки, проволока, какие-то осколки. Подписи под экспонатами явно обращены к уже почти в голос рыдающим посетительницам: "Желудочно-кишечный тракт человека устроен так, что при прохождении через него острый предмет поворачивается вниз тупым концом. Он может быть извлечен из организма или естественным путем, или хирургически. Нанести себе членовредительство таким образом достаточно трудно". Экспозицию венчают макеты различных камер (на 20, 50, 80 человек) и карцеров. Вот здесь стоят койки, здесь — за картонной перегородкой — маленький единственный на всю камеру сортир без дверей, вот телевизор, пришпиленный к стене, длинные столы. А вот — настоящая тюремная койка, черная, из сваренных железных полос. Каждый может на нее присесть или прилечь. Родственники подследственных садятся и плачут. Майор их опять успокаивает. Именно сейчас успокаивает особо нежно — впереди следственный отсек и тюремный коридор.

Настоящая тюрьма
Мы выходим из помещения музея и чувствуем, как растет напряжение. Охранники, дежурящие на внутренних КПП, усиленно переговариваются по рации, сопровождение группы усиливается: теперь нас опекают уже трое специально экипированных работников тюрьмы. Сейчас нас поведут туда, где экспонатами служат сами подследственные, и где, собственно, сама тюрьма.
Следственный отдел начинается с помещения, разделенного пополам сеткой из железных прутьев, идущей до самого потолка (точно как в кино). За сеткой — странные крошечные кабинки, деревянные, метр на метр, напоминающие деревенские туалеты. Внутри — арестанты, ждут своей очереди на допрос. Помещение очень маленькое и темное — ни повернуться, ни походить.
Вот приводят двух молодых людей в турецких спортивных костюмах Reebok — руки за спину, лицом к стене. Их запирают. (И тут-то понимаешь, что это за звук постоянно слышится в изоляторе. Это звук захлопывающихся дверей — каждую минуту, постоянно. И гул, складывающийся из тысячи "бах, бах, бах".) Под плашку, закрывающую дверной глазок, женщины-охранники в защитных комбинезонах удивительно ловко запихивают листок с именем арестанта и следователя. Экскурсовод комментирует:
— Они ждут здесь недолго. Час, два — не больше. Если необходимо, им там включают вентиляцию.
Комнаты следователей, в которых проводятся допросы, тоже производят очень будничное впечатление. Двери, крест-накрест обитые дермантином, очевидно, для звукоизоляции. Убогого вида комнатушки без окон, шесть на шесть метров. Полуразвалившиеся стулья, прибитые длинными досками к столам, ободранные углы. В некоторых комнатах железные клетки в углу (на тот случай, если подследственный совсем зверь или сумасшедший, объясняет экскурсовод). Пахнет дешевым куревом и потом: здесь только что шли допросы. Все настоящее, сомнений в этом нет никаких.
И вот завершающий этап экскурсии: пять шагов по самому следственному изолятору — длинному, гулкому коридору. Острое ощущение, что видишь именно то, за чем пришел. Самую настоящую тюрьму. Почти такую же, как в кино, только настоящую. Слева — непрерывный ряд массивных железных дверей с окошечками для раздачи еды. Воздух насыщен железистой пылью, свет, падающий справа из огромных зарешеченных окон, кажется мутным. Видно, как нервничает сопровождающая группу экскурсантов охрана.
Мы пришли именно в момент раздачи еды. Несколько крепких парней швыряют баланду в протягиваемые из отверстия в двери алюминиевые миски. Пахнет дешевыми рыбными консервами.
Тут кто-то из заключенных закричал из своего окошечка на раздатчика, и охрана возле нас в мгновение ока утроилась.
— Не волнуйтесь,— сказал майор, тоже охваченный беспокойством.— Здесь все есть, есть дежурный по этажу — они сейчас разберутся. Пойдемте отсюда, вы уже все видели.
Раздатчик захлопнул окошечко и повез тележку с баландой к следующей двери. В дверь, от которой он только что отошел, начали бить изнутри, находящийся за ней арестант орал благим матом на всю тюрьму. Акустика коридора обостряла звук.
— Мне плохо,— сказала заплаканная посетительница.— Я не могу больше на это смотреть, выведите меня отсюда.
Но нас уже и так чуть ли не выталкивали из изолятора.
— Говорят, при музее хотят открыть ресторан. И подавать там баланду. Это правда? — поинтересовались мы у майора.
— Да какой там ресторан! — он махнул рукой, попрощался и в тот же миг исчез из поля зрения, растаяв в сложном лабиринте коридоров Бутырского следственного изолятора.

-------------------------------------------------------
ОСНОВНЫЕ ПОСЕТИТЕЛИ МУЗЕЯ БУТЫРКИ — РОДСТВЕННИКИ АРЕСТАНТОВ. ОНИ ПЛАТЯТ ПО 50 РУБЛЕЙ В НАДЕЖДЕ ХОТЬ ЧТО-ТО УЗНАТЬ О БЛИЗКИХ И ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ, КАК ОНИ ЗДЕСЬ ЖИВУТ
ПЕРИОДА С 1934-ГО ПО 1956 ГОД В ИСТОРИИ БУТЫРКИ НЕ БЫЛО. БЫЛИ ТОЛЬКО ИСПОЛНЕННЫЕ ДУХОМ ОПТИМИЗМА ИСПРАВИТЕЛЬНЫЕ РАБОТЫ
ПЯТЬ ШАГОВ ПО КОРИДОРУ СЛЕДСТВЕННОГО ИЗОЛЯТОРА БУТЫРКИ — ДЛИННОМУ И ГУЛКОМУ. ОСТРОЕ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ВИДИШЬ ИМЕННО ТО, ЗА ЧЕМ ПРИШЕЛ. НАСТОЯЩУЮ ТЮРЬМУ. КАК В КИНО, ТОЛЬКО НАСТОЯЩУЮ
--------------------------------------------------------

Все там были

От Пугачева до Ковалева
Бутырка — старейшая тюрьма в России: ей почти 230 лет. В 1771 году Екатерина II повелела архитектору Казакову разработать проект здания для Бутырского гарнизона, из которого в ходе строительства и решено было сделать тюрьму.
Первым ее заключенным был Емельян Пугачев. В последующие годы она стала центральной пересыльной тюрьмой. В 1883 году в Бутырке сидели народовольцы, в начале XX века — деятели большевистской партии. Там побывали Николай Бауман, Клим Ворошилов, Феликс Дзержинский (он провел там семь лет). В 1908-м ряды бутырских сидельцев пополнил Маяковский, которого отправили за решетку по обвинению в революционной пропаганде.
Но власть сменилась. Большевики первым делом освободили из Бутырки политзаключенных и стали использовать ее уже как следственную тюрьму. В советское время арестантов Бутырки в массовом порядке направляли на строительство Беломорканала.
Убегали из Бутырки довольно часто. Например, в 1992 году во время прогулки совершили побег с ремонтируемой крыши СИЗО заключенные Мардасов и Идигалиев (одного из них так и не нашли). Тогда же арестант Красницкий, обвиненный в убийстве и других преступлениях, пытался бежать, захватив заложника. Его побег не удался. А через несколько часов после освобождения заложника Красницкий умер — не выдержало сердце.
Воровские сходки, пронос денег, водки и наркотиков, хозяйственные связи руководства СИЗО с преступными кланами — все это для Бутырки не редкость. А недавно пьяный сотрудник изолятора избил в его помещении следователя прокуратуры. Но начальнику тюрьмы Александру Волкову удалось договориться с Генпрокуратурой, и дело замяли. Не секрет и то, что за деньги в Бутырке можно воспользоваться мобильным телефоном, передать письмо на волю, получить наркотики, добиться перевода в более просторную камеру. Каждый месяц тюремные оперативники выводят на чистую воду контролеров СИЗО, прислуживающих уголовным авторитетам. Однако меньше их от этого отнюдь не становится.
Растет и число инцидентов с адвокатами, проносящими в тюрьму недозволенные предметы. Хотя всем защитникам еще памятен случай, имевший место в апреле 1995 года, когда адвокат Андрей Чувилев был задержан в Бутырке при передаче наркотиков его подзащитному Дато Цихелашвили (вор в законе Дато Ташкентский) и сам сел за это в тюрьму на четыре года.
Сотрудники СИЗО говорят, что здесь сидело не меньше ста воров в законе, многие из которых помогали администрации поддерживать порядок в изоляторе. Помнят в тюрьме бандита Мадуева, неоднократно пытавшегося бежать из петербургского СИЗО и в конце концов совратившего следовательницу Генпрокуратуры, которая передала ему для побега служебный пистолет. В Бутырке Мадуев сидел смирно. Видимо, потому, что начальник СИЗО Геннадий Орешкин пообещал: "Устроишь нечто подобное — убью". Даже к следователю водили без наручников.
Более года пребывал в Бутырском СИЗО и Сергей Михайлов, известный как Михась, успевший в тюрьме от корки до корки переписать свое дело, согласно которому его и ближайшего его сподручного Виктора Аверина обвиняли в вымогательстве.
А недавно в Бутырку привезли экс-министра юстиции Валентина Ковалева. Там он пытался вступить в контакт с не менее известным обитателем тюрьмы, бывшим своим советником и председателем совета директоров Монтажспецбанка Аркадием Ангелевичем. После чего Ковалева от греха подальше убрали в "Матросскую Тишину", а Ангелевич так и остался ждать суда.
ЕКАТЕРИНА ЗАПОДИНСКАЯ
--------------------------------------------------------

Личный опыт

Как я попала в Бутырку
Однажды наш корреспондент ЕКАТЕРИНА ЗАПОДИНСКАЯ попала в Бутырку. Все благодаря адвокату бандитов.

Я тогда готовила статью об аресте помощника начальника Бутырского СИЗО Заболоцкого по обвинению в халатности. Его адвокатом был бывший инспектор угрозыска Анатолий Лобанов, который в 80-х годах сам сидел в Бутырке за злоупотребление властью и недонесение на убийцу. Но спустя 14 лет его дела прекратили за недоказанностью. К тому времени он уже возглавил адвокатское бюро и написал монографию "Функции уголовного преследования и защиты в российском судопроизводстве". Лобанов гордился тем, что близко знаком с ворами в законе и криминальными авторитетами и является для них более чем защитником. Одним из самых известных его подзащитных был покойный ныне лидер балашихинской группировки Сергей Фролов.
Так вот, Лобанов решил продемонстрировать расположение ко мне и организовал для меня экскурсию по помещениям тюрьмы, куда посторонних не водят. Лобанов дружил с охранниками СИЗО, которые считали его благодетелем. Он был щедр на подарки малооплачиваемым тюремщикам, и они ему платили взаимностью, закрывая глаза на вольности, допускаемые им и адвокатами его бюро,— такие, как, скажем, пронос заключенным еды и выпивки.
В назначенный день мы с Лобановым встретились у входа в СИЗО, к которому он подъехал на шикарном ярко-красном джипе. Как свой человек, он вошел в предбанник тюрьмы (КПП) и провел туда меня. Там мы дождались его давнего приятеля, офицера из службы режима тюрьмы, проработавшего там 15 лет. "Они со мной",— указал тюремщик дежурному на входе, и нас без слов пустили.
Общаться с заключенными я отказалась — это грозило пропустившему нас другу Лобанова увольнением и уголовным делом. Меня провели по полутемным коридорам с обветшалыми стенами и протекшими потолками к комнатам сотрудников тюрьмы. Первым делом показали пятна крови на стене в коридоре — напоминание о "дне открытых дверей", когда криминальные авторитеты проникли в изолятор и ОМОН бил провинившихся контролеров СИЗО. Тюремщики со стажем материли начальника СИЗО Александра Волкова, который, по их мнению, знал о готовящемся визите уголовников к своим собратьям в Бутырку, но сознательно отдал в руки ОМОНа своих же сотрудников.
В тюрьме хронически не хватает всего, что необходимо для жизни: воздуха, света, пищи. Не хватает даже стульев для следователей: некоторые из них знакомят заключенных с делом, лежа на столе. А главное, тюремщикам не хватает лидера — личности, какой долгие годы был для них начальник Бутырского СИЗО (по образованию музыкант) Геннадий Орешкин, уволенный несколько лет назад. Формально — за проведенную в его отсутствие воровскую сходку, на самом деле — за излишнюю самостоятельность. А вот чего в тюрьме более чем достаточно, так это религиозных книг, валяющихся в кабинетах сотрудников изолятора и призванных перевоспитывать арестантов. Как те используют их при отсутствии туалетной бумаги, понятно.
...А адвоката Лобанова, благодаря которому я оказалась в Бутырке, вскоре расстреляли бандиты у офиса его бюро. В РУОПе считают, что это была банальная криминальная разборка.

Журнал "Коммерсантъ Деньги" №13 от 07.04.1999, стр. 49

Авторы:

Екатерина Заподинская