Операция "Война и мир"
Путин и Блэр оценили продукцию Мариинского театра
Финал спектакля, в котором поверженные французские знамена оказываются у ног фельдмаршала Кутузова, вызвал оживление в царской ложе (Фото: Виктор Васильев)
На одной из пресс-конференций перед премьерой режиссер-постановщик "Войны и мира" Андрей Кончаловский кокетливо пожаловался на "чрезмерный ажиотаж" вокруг предстоящего спектакля. "Надеюсь, он вызван интересом к опере Прокофьева, а не только приездом Путина и Блэра на премьеру", - заметил он. Режиссер имел полное право покрасоваться. Разумеется, ажиотаж был вызван именно приездом высоких гостей, но и срежиссирован оказался удачно. Репетиции охранялись, как военная тайна; ни один "неучтенный" корреспондент на них не проник. О том, который из двух составов будет петь премьеру, исполнители узнали чуть ли не в день спектакля. Худрук театра и музыкальный руководитель постановки Валерий Гергиев прилетел в Петербург за несколько часов до начала оперы (накануне он дирижировал в Америке). Цены на билеты в партер поднялись до 1500 рублей, а ложа стоила до 1000 долларов.
В итоге Кончаловский получил полное удовлетворение: премьера прошла с не меньшей помпой, чем год назад первый просмотр фильма "Сибирский цирюльник" его брата Никиты Михалкова. Были и правительственные банкеты, и маскарад в фойе и коридорах театра с бутафорскими пушками, манекенами и статистами в костюмах прошлого века.
Мариинский, надо полагать, тоже остался доволен, приняв внимание глав государств как заслуженную награду за десятилетнюю бурную деятельность, в ходе которой театр поставил практически все оперы Прокофьева. "Война и мир", пожалуй, самая великая из них, но и самая сложная для сценического воплощения. Разнородные эпизоды - от классических арий и танцев до киномузыки и полуразговорных диалогов - спаяны в единое целое. Страшные звуковые "картины" сражений - взрывы, стоны раненых - сосуществуют с трогательными лирическими темами, колоритными жанровыми сценами, величественными гимнами. Музыка "Войны и мира" требует столь же гибкого и богатого театрального языка, соединяющего сценические технологии ХХ века с классическими режиссерскими приемами прошлых эпох. Но наша современная оперная режиссура пока что такого языка не знает.
Мариинский театр честно сделал для прокофьевского шедевра все, что мог. В 1991 году он впервые поставил и записал его полную версию и тем исполнил долг перед историей. Осталось создать на основе "Войны и мира" не слишком утомительный для публики спектакль, и сделать ему громкую рекламу. Что и было успешно осуществлено в партнерстве с нью-йоркской "Метрополитен-опера".
Сценограф Георгий Цыпин вынес действие в "космическое" пространство. Пол сцены накрыт куполообразной конструкцией - сводом земного шара. Над ним простирается небо - то черное звездное, то затянутое грозовыми облаками или дымом с отблесками пожарищ. При необходимости декорации дополняются деталями - стеклянными колоннами на балу, креслами в кабинете Безухова, пушками в батальных сценах.
Поведение персонажей забавно контрастирует со столь строгой и величественной обстановкой. Их жесты суетливы, поступки поспешны, чувства поверхностны. Об эпичности нет и речи. Из-за многочисленных купюр действие кажется сумбурным, торопливым, а порой даже легковесным. Застенчивый князь Андрей (Владимир Мороз), перед тем как пригласить Наташу (Ирина Матаева) на вальс, выпивает для храбрости и "деревянным" шагом направляется к ней. Зато, разыгравшись, как подростки, герои валятся на пол и Наташа радостно болтает в воздухе ножками, демонстрируя детские панталоны. Русские полки проходят перед Кутузовым под музыку со сложным, не подходящим для шествия ритмом. Войска никак не могут попасть в такт, а то и вовсе, на потеху публике, шагают вразнобой. Гротескными штрихами Кончаловский снижает пафос масштабных эпизодов. То выпускает на сцену пузатого мужика с карикатурной дубиной, представительствующего от имени народа перед Кутузовым (Сергей Алексашкин), то в эпизоде пожара Москвы возносит над толпой балаганного красного петуха.
Таким образом, вместо спектакля-фрески, демонстрирующего величие народного духа, получается история о жалких, неразумных людях, увлеченных мелкими авантюрами и неспособных почувствовать приближение вселенской катастрофы. Акцентировать эту тему Кончаловский поручает персонажам, над которыми режиссер не иронизирует, - Пьеру Безухову и московской барыне Марье Дмитриевне Ахросимовой. Нервный Безухов в исполнении Гегама Григоряна на протяжении всего действия страдает от пошлых кривляний окружающих. Отчитывая Курагина, он противопоставляет его неестественно-плаксивой интонации свою, искреннюю и благородную. Добродушная, обаятельная Ахросимова - Ирина Богачева - демонстрирует завидное вокальное мастерство и истинно великосветский блеск манер, соединенный с домашней простотой и естественностью. Она оказывается в спектакле центром устойчивости и здравомыслия, заботливой хозяйкой, на которой держится порядок и в ее доме, и в обществе, которая не делит детей на своих и чужих. Удержав Наташу от побега с Курагиным, Богачева - Ахросимова отчитывает ее не гневно, а мягко, почти насмешливо, искренне дивясь, как взрослая девица могла дойти до такой глупости.
Главы России и Великобритании не сообщили прессе о своих впечатлениях от спектакля. Лишь в одном из выпусков новостей прозвучал обрывок фразы Путина из беседы с Гергиевым, что-то вроде "благодарю за качественный товар". Возможно, создатели спектакля предпочли бы услышать слова "открытие", "событие", "потрясение". Однако исполняющий обязанности, видимо, мыслил в категориях подъема производства. Впрочем, "товар" оказался и вправду качественным.