Письмо с художественного фронта-2
По числу ударных арт-событий московский май побил все рекорды
Украшением фотобиеннале стала ретроспектива американской фотозвезды Анни Лейбовиц, почтившей вернисаж своим присутствием (справа). (Фото: Александр Сорин)
Нет, никак не поспеть степенному еженедельнику за безумными темпами как с цепи сорвавшейся художественной жизни. Приходится вновь обращаться к испробованному прошлым летом итогово-обзорному жанру и сочинять еще одно "письмо с художественного фронта". Но "итожить" будем не весь сезон, а ударные события одного лишь месяца мая. Ведь именно в мае одновременно открылись третий международный месяц фотографии в Москве "Фотобиеннале-2000", в настоящий момент достигший своего апогея, 4-я международная ярмарка современного искусства "Арт-Москва-2000", проработавшая неделю и уже благополучно закончившаяся, и вторая часть экспозиции "Искусство XX века" в Государственной Третьяковской галерее.
Неожиданно вырисовывающийся внутренний сюжет заключается в том, что означенные события на "художественном фронте" происходили в одном и том же месте - скорбно советского вида здании на Крымском валу, которое поделено между Центральным домом художника и новой Третьяковкой. Третий этаж ЦДХ временно занимают несколько главных выставок фотобиеннале, на втором этаже торговала "Арт-Москва", а через стенку - в другой части здания - живет третьяковская экспозиция. Отчего художественный свет клином сошелся на Крымском, понятно - в отсутствие, как теперь принято выражаться, "развитой инфраструктуры" искусство в Москве кучкуется на пятачках-плацдармах и зависит сугубо от воли и представлений людей, эти плацдармы занявших.
В сотый раз об Ольге Львовне
Вообще-то фотобиеннале, состоящая согласно пресс-досье из 115 выставок (в программе вернисажей их еще больше), проходит не только в ЦДХ, но и по всей Москве - в музеях, галереях, культурных центрах и выставочных залах. Но, во-первых, большая часть так называемых выставок - это небольшие серии фотографий российских и зарубежных авторов, которыми густо заполнены залы ЦДХ. Во-вторых, у биеннале в этом году три темы: "Посвящение", приуроченное к 55-й годовщине окончания Второй мировой войны (отдельный проект в "Новом Манеже", уже рецензировавшийся "Итогами", см. # 20, 2000), "Молодежь встречает III тысячелетие" и "Россия. XX век в фотографиях". Две последних избыточно представлены в ЦДХ. Так что при желании получить представление обо всей фотобиеннале и одновременном нежелании таскаться по столице можно ограничиться визитом на Крымский вал.
Темы звучат по-советски кондово и отталкивающе "серьезно". (Это было одной из главных претензий к арт-директору фотобиеннале Ольге Свибловой, претензией, озвученной задолго до открытия фестиваля и распугавшей многих потенциальных участников.) Казалось бы, какая "вторая мировая", какая "молодежь", какая "Россия"?! Что это, обслуживание официоза? Попытка угодить Лужкову? При чем здесь искусство? Оказалось - при чем.
"Да, может показаться, что темы придумывают они, но реализую-то проекты я", - кипятилась Ольга Львовна, и была права. Поскольку в подборе экспонатов для самых, казалось бы, одиозных проектов она все-таки руководствуется своей - артистической и экстравагантной - логикой. Ну, может ли Юрий Михайлович оценить фотографию с выставки "Посвящение" под названием "Оторванная голова погибшего от напалма японского солдата, удерживаемая орудийной башней искореженного японского танка"? А Ольга Львовна в восторге от нее и ее автора-некрофила Ральфа Морса. "Какой пикториализм", - восхищается она у фотографии сожженной немцами деревни ("пикториальная", то есть живописная, фотография - это направление рубежа веков, старавшееся отказаться от документальности и четкости изображения в пользу мягкости, туманности и прочих качеств импрессионистической живописи). "Это же как в фильме "Тонкая красная линия", - размышляет Свиблова, глядя на огромную панораму колонны пленных солдат, снятую Дмитрием Бальтерманцем.
Если у Свибловой молодежь и "встречает III тысячелетие", то вместе со знаменитым французом Бернаном Фоконом и его "Самым счастливым днем в моей юности" - проектом о сущности фотографии и антифотографическим одновременно. Устав от славы и призов, Фокон (который вообще всегда был склонен к художественной провокации) отказался от собственного творчества, полного "усталости красивых образов". Он ездит по миру, раздает подросткам одноразовые фотоаппараты, просит их делать незатейливые снимки, потом отбирает лучшие и делает из них выставку. Для наивных детей - радость, а умудренный Фокон таким образом изучает проблемы "искусственного/ естественного", "профессионального/дилетантского", "ожидаемого/непредсказуемого". В ЦДХ вывешены 120 маленьких фотографий, сделанных в ЦПКиО имени Горького, которые после закрытия биеннале поедут по миру.

Портрет Джесси Норман работы Анни Лейбовиц
Если же нужно показать "Россию. XX век", то в числе прочих это будет эффектнейшая выставка "СССР: 50 - 80-е годы" Анри Картье-Брессона, привезенная из Парижа легендарным фотоагентством Magnum (выставка открыта в Манеже). Остроумного и зоркого повествователя Брессона сопровождают (на том же этаже Манежа) знакомые произведения отечественных фотомастеров периода оттепели и застоя, мимо которых тоже не пройдешь.
Также обращаю внимание посетителя фотобиеннале на звездную ретроспективу Анни Лейбовиц все в том же "Манеже" - искусство вычурное и сладкое, предназначенное для обложек импортных глянцевых журналов и фиксирующее неожиданные имиджи их любимых персонажей вроде Шварценеггера или Навратиловой, но суперпрофессиональное. (Лейбовиц равно любят оскорбленная супруга президента Хиллари Клинтон и суровый интеллектуал-эссеист Сьюзан Зонтаг.)
Не хочется перехваливать нынешнюю фотобиеннале: она была камернее прежних, мало показывала фотографию как современное искусство, осталась без каталога, застрявшего в печати. Но все-таки проект, грозивший остаться официозной бравадой, Дом фотографии вытянул и довел до ума. Повторяю - все, в сущности, зависит от желания людей.
Искусство торговать искусством
Другие люди - из компании "Экспо-парк. Выставочные проекты" - уже в четвертый раз пытаются цивилизовать московский арт-рынок, устраивая ярмарку "Арт-Москва". И делают это, исходя из западных стандартов ярмарок современного искусства. "Экспопарковцы" создали строгий экспертный совет по отбору галерей-участниц, руководствуются принципом "лучше меньше, да лучше", не гонятся за любым закордонным коллегой, а ориентируются на несколько австро-германских галерей, владельцы которых входят в экспертный совет. (В прошлом году организаторы даже пошли на отмену ярмарки, дабы не снижать качества в условиях рынка, подкошенного августовским кризисом.) В итоге нынешняя "Арт Москва", не став хуже, расширилась за счет одной берлинской, одной дагестанской, одной владивостокской, одной алма-атинской, одной тбилисской и четырех московских галерей.
Расширилась ярмарка и за счет обильной некоммерческой (или "параллельной", как говорят "экспопарковцы") программы, организуемой в первый раз. Это выставки английских художников ("Итоги" о ней писали в # 19, 2000), немецких художников (в том числе мировых звезд вроде Розмари Трокель и Мартина Киппенбергера) и русских художников, связанных в конце 80-х с так называемым Клубом Авангардистов (КЛАВА) - одним из первых официальных объединений представителей "неофициального" искусства. (Потому экспозиция, трогательно неряшливая, полная внутренних намеков и отсылок к историям, известным только авторам, называется "Любовники КЛАВЫ".) В параллельную программу вошел и четырехдневный коллоквиум, проходивший в стеклянном кубе прямо посреди ярмарки: искусством не только торговали, но и говорили про него ученые речи. Получилось все аккуратно, по-европейски, как на главных международных арт-ярмарках в Кельне или Базеле.
Но ярмарка все же - не выставка, и рецензировать ее следует в терминах бухгалтерских, а не искусствоведческих. 132 тыс. у. е. чистой прибыли для Кельна и Базеля - цифра смешная, а для "Экспо-парка" - фантастическая. Результат, в два с лишним раза превышающий итог предыдущей ярмарки. Уже обнародованная почти всеми СМИ версия о том, что приличной сумме продаж много поспособствовал Зураб Церетели, приобретший для своего загадочного "Музея современного искусства" работы почти на каждом российском стенде (включая некоммерческих "Любовников КЛАВЫ"), скорее радует.
Впрочем, о Церетели придется поговорить и в последней - и главной - теме нашего письма.
Привкус приватности
Подготовка к открытию второй части постоянной экспозиции ГТГ сопровождалась нешуточными битвами, тайными и явными. Открывали ведь "50 - 80-е годы", то есть раздел, составляемый из произведений авторов, по большей части живущих и здравствующих. (А ведь известна главная заповедь музейщика: "Хороший художник - мертвый художник".) Написанной истории новейшего русского искусства так и нет, структур и иерархий - тоже.
Так вот, о Церетели. Два его полотна (натюрморт и портрет) появились на стене буквально за два дня до вернисажа, как говорят, после звонка президента Академии художеств директору музея. Звонок Церетели директору ГТГ Родионову и его отношение к главному музею страны как к собственной вотчине - это проявление все того же российского волюнтаризма и свидетельство неумолимого значения одной отдельно взятой личности в новейшей российской арт-истории, уже знакомые нам по Свибловой и "Экспо-парку". Только в культурно-опасных формах. Формально тандем Лужков - Свиблова ненамного краше тандема Родионов - Церетели, хотя разница налицо. Нелепа сама эта "тандемичность" и привкус приватности в культурной политике (как и в политике большой).
Порою кажется, что культурной политики в России нет вообще. И новая третьяковская экспозиция демонстрирует это с очаровательной наглядностью - и историей своего выстраивания, и самим своим обликом.
При ее создании (читай - при создании некоего подобия истории новейшего русского искусства) скандалы были не только с "пришлым" Церетели, но и между самими научными сотрудниками. Между "архаистами" и "новаторами". Например, из отдела скульптуры и отдела живописи. Одним позарез нужно поставить чернобыльских размеров бронзовую бабочку и алую керамическую лисичку с голубой птицей в зубах. Другим - выстроить зал соц-арта и сделать инсталляцию из альбомов Ильи Кабакова. И встретиться отделам не дано. В итоге лисичку поставили, инсталляцию не сделали, но одну чудом добытую из запасников Минкульта картину "нерусского художника" (как выражается первый заместитель генерального директора Лидия Иовлева) Кабакова все-таки повесили. Но если бы в отделе советской живописи работали не молодые симпатичные девушки, читающие иностранные книжки и журналы, а серьезные дамы, на этой самой живописи воспитанные, то, возможно, Третьяковка выглядела бы точно так же, как 15 лет назад в старом здании в Лаврушинском, где главным украшением советского отдела была гладкопись Жилинского с Коржевым.
Они, правда, есть и сейчас. Огромные залы занудной советской живописи ("почвенники", "суровый стиль", левый МОСХ) соседствуют с загончиками Лианозовской группы, абстракционистов, минималистов, русских поп-артистов и концептуалистов. И первые - что бы ни говорили доброхоты - забивают вторых. Поскольку попытка совместить несовместное есть показатель культурной невменяемости. Покупка Минкультом крохотного объекта гуру московского концептуализма Андрея Монастырского тут же нейтрализуется тем, что на коллегию в Министерство по обсуждению экспозиции в ГТГ приглашают не Монастырского, а того же Жилинского, зачитывающего с трибуны выдержки из Сенеки и Бальзака о могучей силе высокого искусства.
Впрочем, не будем о грустном. Звездочетов, Монастырский, Комар с Меламидом, Кабаков висят на третьяковских стенах. Фирма "Экспо-парк" начинает готовить ярмарку "Арт-Москва-2001". На третьем этаже ЦДХ можно увидеть проект Бернара Фокона. Плацдарм взят.

Первым посетителем новой экспозиции ГТГ оказался Юрий Лужков. Экскурсоводом был художник-академик Таир Салахов. (Фото: Павел Горшков)