Александр Агеев. Голод 22
Практическая гастроэнтерология чтения
Александр Агеев
Дата публикации: 23 Марта 2001
П очему-то всю неделю, на краю которой, несмотря на все труды праведные, застаешь себя в жестоком цейтноте, я размышлял о привычках. О привычках вообще (ну там "замена счастию" и прочее банальное протезирование) и в частности о том, как трудно в нынешней России обзавестись более-менее устойчивым их набором. Я говорю о приличном наборе - как раз неприличные и вредные привычки заводятся с легкостью необычайной, а выводятся с некоторыми усилиями.
Да вот на днях поймал себя: каждый день по дороге на работу останавливаюсь у одного и того же ларька и покупаю то один, то два, то три компакт-диска с чем-нибудь ностальгически-семидесятническим. На работе же все это слушаю без всякой страсти, в фоновом режиме, потом сваливаю в ящик стола. К концу месяца, натурально, - дефицит рублей и досада: сколько ж можно компенсировать себя за угрюмое отрочество, когда бездна времени, сил, изобретательности тратилась на добывание чего-нибудь вроде Yes Album. Добытого бывало - относительно - так мало, что оно запомнилось намертво. И теперь разве что дистиллированный цифровой звук иногда раздражает: на моей детской пленке вот в этом месте Perpetual Change игла очень удачно сорвалась с дорожки, и сегодня мне почему-то неприятно слушать, как это звучало "на самом деле"...
Так о привычках: никак не привыкну регулярно заглядывать в форумы РЖ. То есть делаю это, но не каждый день. Вот, наверное, если бы заглянул перед написанием предыдущего "Голода" , не стал бы Булкину трогать. Там и без меня уж разгорелись страсти, а я только раздражения добавил, спровоцировал лишние горячие и несправедливые фразы да подвиг Льва Пирогова на не вполне понятные мне конспирологические изыскания . То есть ни возразить, ни подтвердить ничего не могу, ибо всю жизнь старался как можно меньше интересоваться тонкими механизмами жизнедеятельности изданий, в которых публиковался. А на людей, которые знают, "кто за кем стоит", и запросто щелкают крепкие орешки любых "интриг", всегда смотрел со священным трепетом. Только болеют эти люди чаще непосвященных - иммунная система не у всех ведь железная.
Одно верно Вы, Лев, говорите - зря я на Булкину наехал, противоречит это корпоративной этике. Ну, разве только то меня несколько извиняет, что я Булкину первый раз помянул, а она меня раза три-четыре по мелочи цепляла. Детские, конечно, рассуждения, и не след бородатому дяденьке в состояние аффекта впадать. Ну попутал бес, бывает.
Что же до Вас касается, драгоценный Вы мой, то ведь не могли же Вы не заметить, что творческий путь Ваш я знаю более чем подробно, цитирую Вас часто и - как мне-то с моей колокольни видится - в поощрительном смысле, с некоторым приятным ожиданием. И даже раздвоение личности Вашей меня не раздражает, поскольку все мы немножко шизофреники. Я вот тоже во "Времени МН" свою колонку в несколько иной стилистике делаю, чем "Голод" в РЖ.
Одного только не пойму: чего ж Вам на самом деле хочется. Успеха, бабок и прочих радостей либо - страшно сказать! - "самореализации"? Или - еще страшнее - того и другого в одном флаконе? В одном флаконе, Лев, как в рекламных листовках пишут, - "дорого!" . Тот самый, между прочим, напиток, который Моцарт и Сальери распивали. Как это у Пушкина? "Ты выпил?.. Без меня?.." Давайте уж лучше чай пить. Вот "Мартини" еще белое у меня тут на работе зря стоит. И бутылка какого-то испанского красного. И водка гомельская непочатая. Захаживайте, словом, а я Вам рецензию какую-нибудь закажу...
Вот кого я про чай-пить цитировал - Чехова или Розанова? Все в голове к концу недели мешается. Чехова у меня сын "фронтально" читает и, натурально, каверзные вопросы задает, а я на днях в "Библио-Глобусе" был и купил книжку Александра Николюкина "Розанов" в "ЖЗЛ".
Тоже, кстати, о привычках: захожу в "Библио-Глобус" раза три в месяц, за полчаса до закрытия, хватаю, торопясь, сразу неприличную кучу книжек и журналов, а надо бы буржуазно, вдумчиво: два раза в неделю, да с выбором, по книжечке, не жадничая и не опаздывая.
Словом, читаю я Николюкина (так сказать, Шкловский, Синявский и Николюкин) и думаю: ну вот, опять Василию Васильевичу не повезло. То революционный Шкловский его показательно изнасиловал, то вольный охотник Синявский погулял в богатых розановских угодьях, а теперь вот стал Розанов достояньем доцента, да еще патриотического. "Думается, что истинное лицо мыслителя и классика русской литературы В.В.Розанова не нуждается ныне в каких-либо хвалебных определениях. Его просто надо читать непредвзято, с чистым сердцем, отзывающимся на человеческую боль и радость, способным на сотрадание и понимание горькой судьбы нашего народа в эпоху смут и нравственного затмения, ниспосланного России в ХХ столетии" .
Да ведь куда же податься: фактами Николюкин владеет, биографическую канву дает, а фразы вроде вышеприведенной приходится глотать, как слезы. И в памяти неизбежно вертится (наизусть помню!): "Если кто будет говорить мне похвальное слово "над раскрытою могилою", то я вылезу из гроба и дам пощечину" (28 дек. 1911 г.)" . Да вот - руки коротки.
Понимаю я проблему Николюкина да и других, куда более талантливых людей, дерзающих писать о Розанове.
Розанова все время хочется как-то "пристроить", "определить", запереть в надежную и непротиворечивую "концепцию", найти ему подобающее "место" в истории отечественной культуры - словом, убрать долой с глаз, которые он колет своей решительной невместимостью ни в какие рамки, вызывающей аморфностью всего своего существа. В нем у нас (если говорить об обществе, об общественном сознании) нет ни малейшей нужды, поскольку всякое общество в эпоху кризиса ищет опору, помощь, нравственную и философскую определенность, а какой же Розанов - этот провокатор и циник - помощник и укрепитель? То ли дело патетические Бердяев и Булгаков, серьезные и надежные Федотов и Ильин!
Проблема обыкновенно решается просто: розановские сочинения запускаются в некий мыслительный сепаратор и выходят оттуда надежно разделенными: вот молоко, вот сметана, вот масло. Непонятное здание разваливается на понятные кирпичи, из которых можно теперь строить решительно все.
И вот сидишь над всем этим - и начинаешь вдруг сам сочинять (в голове) что-нибудь о Розанове. Фигня получается та еще. Да вот вам эксперимент: даю себе ровно час и записываю все, что в голову приходит, не редактируя:
Начало ХХ века - эпоха патетическая. Едва ли не на этой взвинченности словесной, не на этой пенке и взошли все революции и войны века. Розанов недаром так боялся "литературы" и так презирал ее, недаром говорил о "словечках" Гоголя с неожиданной для хилого публициста "Нового времени" ненавистью - словно предчувствовал. Патетика относилась ко всему. Появился футбол - по поводу футбола. Появился аэроплан - по поводу аэроплана. Появился новый писатель - по поводу нового писателя. Все это как-то связано с "восстанием масс", с распространением "полуобразования". Патетика ведь и имела своим адресатом этого полуобразованного человечка, он был ее заказчиком. Пресса, печать, Гутенберг - это была техника исполнения заказа. * * * Искренне восхищаюсь людьми, способными писать о Розанове более или менее аналитические тексты, читать о нем доклады и даже собирать в его честь целые научные конференции. Восхищаюсь - но решительно не понимаю, как это у них получается. Дело ведь в том, что о Розанове написать и наговорить можно все что угодно и в каком угодно духе, он просто кладезь неисчерпаемый для тех, кто, имея что-нибудь вроде "концепции", озабочен лишь поисками авторитетной аргументации. Розанов - притом без нажима и передержек, а ярко, убедительно, блестяще - подтвердит любую "идею", гипотезу. * * * Исповедь - эффективное психологическое и идеологическое оружие. Ласковое насилие, насилие под наркозом. Розанов этим владел в высшей степени. А что было бы, если бы он не издал "Уединенного" и "Опавших листьев"? Если бы не обезоружил будущих оценщиков столь как бы полным обнажением? При этом говорил: я не исповедуюсь. Нет ничего легче, чем написать что-нибудь о Розанове. Объект заранее со всем согласен. Юдофоб? - да, безусловно. Юдофил? - еще бы! Революционер? - просто ультра! Консерватор? - из самых замшелых! Буржуа? - конечно! Артист? - и это тоже. А вы говорите, что это Пушкин - Протей. И как бесследно растворился в русской культуре - не ткнешь пальцем и не покажешь: вот это - розановское. И при этом розановское - на каждом шагу. Легче легкого сказать - "это очень русское явление", написать что-нибудь вроде бердяевского "Темного вина" или "Вечно-бабьего в русской душе". Или спорить с Розановым по частностям, как делали Мережковский и другие современники. Он не держит удара. Ему не это интересно. * * * Могучий ум, а в сущности, все любимые идеи либо устарели, либо - теперь - "ничего особенного", "а как же иначе?" Километры газетных и журнальных статей, смелые по тем временам книги - все кануло. Остался житейский мусор, помойка гения. И мусор оказался драгоценным. Водит, как бес. Читаешь и думаешь: зачем бы мне это? И все-таки читаешь. Строишь догадки. А почитать юного Шкловского, деловитую его статью "Розанов": "он - восстанье". И потому шкловские комментарии ужасно плоские, одномерные, самодовольные. Но ведь, в сущности, и графоман. А в портрете Гоголя - автопортрет: "словечки как ни у кого". * * * На чем основана репутация Розанова как нигилиста? На неприятии Христа? И только-то? Нет, тут дело в другом: смешал жанры и нарушил иерархии. Походя надругался над общепринятыми святынями пресловутой "русской интеллигенции". Обидно, что походя, как бы и не тратя сил, пафоса, аргументов. Обидно, что он - не Базаров, не Маяковский, не верзила, от которого и ждут хулиганства. Этакая штафирка плюгавенькая - да на Христа замахнулся! Вот что обидно.
Это - за час. А если дать себе три часа да собрание сочинений чтоб под рукой было? Такая понесется графоманистая розановщина, что и Николюкин станет люб.
Ну вот, а в метро я Оправдание Быкова (Разгром Фадеева) читаю, которое там же, в "Библио-Глобусе", за свои кровные купил.