Инна Булкина. Журнальное чтиво: выпуск тридцать девятый
"Встретимся на Кресте...", или Служба эпохи deutsche far niente
Инна Булкина
Дата публикации: 14 Мая 2001
"Крещатик" #10 (2000), #11 (2001)
М ы не так уж часто отвлекаемся в сторону от двух журнальных столиц, а когда отвлекаемся, то чаще всего оказываемся на Урале . Хотя случались и другие маршруты .
Наверное, есть отдельный смысл в отдельном разговоре о провинциальных журналах - не отдельных провинциальных журналах, а вообще: в чем сенс т.н. "провинциального журнала" и в чем его "отличность", кроме того естественно ему присущего свойства, что издается он в провинции? Кроме обязательного этнографически-краеведческого налета и понятного сужения пространства: авторы по преимуществу из этого города (этого региона)? Правду сказать, это условие соблюдается все в меньшей мере, и лишь уральские журналы выполняют его с завидной последовательностью. Может быть, провинциальные журналы менее подвержены столичной моде и столичному ангажементу? Скорее всего так, хотя чем местный ангажемент хуже столичного? Есть одно правило, и оно, кажется, выдерживается относительно четко, причем не только в провинциальных журналах, но и, скажем так, - в "диаспоральных", которые в известном смысле ближе к провинциальным, однако совсем другое дело: обыкновенно толстые журналы начинают читать с конца, с того, что в старых журналах называлось "Смесь", с критики, библиографии и разного рода обозрений. Возможно, это десерт, который большинство предпочитает обеду, (притом, что с ударными "литературными позициями" журналы стали не поспевать за издательствами), но как раз на этом десерте провинциальные, диаспоральные, периферийные (назовите как хотите) журналы не добирают. То есть от писателей-поэтов у провинциальных редакторов (как и у любых других, надо думать) отбоя нет, а вот критиков - днем с огнем... Иначе говоря, с трудом находимо то, что в сегодняшнем нашем "предмете" - журнале "Крещатик" - с поразительной точностью называется "Контексты", и что в этом самом "Крещатике" блистательно отсутствует.
Однако неприятности в порядке поступления, и начнем читать с начала.
"Крещатик" - журнал, который вот уже три с лишним года издает в Германии бывший киевлянин Борис Марковский, сайт "Крещатика" мастерят в Нидерландах, тираж бумажного носителя не указывается, надо думать, речь о нескольких сотнях экземпляров. Говорить о "широком читательском резонансе" не приходится. Между тем, с течением времени "Крещатик" стал выглядеть респектабельно, прибавив не только в полиграфии: появилось более-менее ровное литературное качество, да и "география", о которой здесь настойчиво говорят в анонсах-декларациях, заметно расширилась.
Анонсы-предуведомления-декларации о намерениях - то, с чего обычно начинаются новые журналы, - старым они ни к чему. А новым имеет смысл для начала сформулировать собственную журнальную идею, то есть объясниться: зачем нужен еще один журнал? Вот с этим - с оригинальной журнальной идеей - у "Крещатика" всегда были проблемы. И практически все, кто писал о "Крещатике" (в Киеве о нем время от времени пишут), ненавязчиво советовал редакции называться "альманахом". Но с упорством, достойным лучшего применения, "Крещатик" зовет себя журналом, полагая, надо думать, что журнал - это прежде всего периодическое издание, следовательно, достаточно периодически издаваться, остальное приложится. Что не факт.
А оригинальная журнальная идея выглядит здесь следующим образом:
... "Встретимся на Кресте" ...
Улица-колыбель, крестный путь, перекресток страстей, судеб и стихов. Место встречи поэтов и писателей, многих из которых разделяют теперь тысячи и тысячи километров.
Сегодня, когда география русской литературы стала одним из уникальнейших явлений мировой культуры, журнал видит свою задачу в том, чтобы донести до читателя этот единый и многообразный мир слова. Он открыт живой речи вне всяких программ и ограничений: речи, как феномену дыхания, слуха и тоски по совершенству .
Если перевести всю эту затерто-расплывчатую литературщину на внятный русский язык, то останется лишь "место встречи". Что будет метафорой любого сборника, где есть разные авторы и единая обложка. Про "мир слова", "открытый живой речи", комментировать бесполезно, это опять же убитая метафора, и если понимать буквально, то легче вообразить, что тут про радиостанцию говорят. И про свободу самовыражения без границ.
Вся эта невнятность и расплывчатость исключительно характерна и отчасти объясняет отсутствие "Контекстов" (надо сказать, что феномен достаточно распространенный: почему-то в большинстве своем люди, с болезненной страстью занимающиеся "литературой", с великим трудом изъясняются по существу). Если вынести "автодекларации" за скобки, что мы имеем? Еще один русский диаспоральный журнал, германский аналог израильского "Зеркала" и американского "Черновика" ? Страдающий аморфностью структуры, однако с некоторым вырисовывающимся к последним номерам кругом и заявленной, хотя не сказать, чтоб содержательно отчетливой, киевской доминантой. На самом деле - опять же наблюдаем правило - во всякого рода диаспоральных, периферийных и прочих "провинциальных" журналах есть всегда вторая - постоянная - точка опоры. Первая может быть прокламируемая и какая угодно: израильская, киевская, германская, уральская, вторая - всегда будет питерская. Вероятно, питерский журнальный самиздат все еще задает свою инерцию, и по сей день оттуда исходит энергетика, диктующая некие стандарты "периферийного" журнализма. А может быть все гораздо проще: авторы всех этих "Часов", "Сумерек" и "Обводных каналов" переместились во времени и пространстве, оказавшись в "Черновике", "Зеркале" и том же "Крещатике".
Вот как выглядит типичный автор журнала "Крещатик":
Спрашиваете Вы меня, с кем я пересекался? В ранние свои годы много и тесно общался с Анри Волохонским, он женат на моей тете, с Алешей Хвостенко, со своим молодым дядей - Феликсом Равдоникасом. <...> Родился я на Одиннадцатой линии Васильевского острова и до десяти лет жил на мансарде в коммунальной квартире в большом семиэтажном доме, недалеко от Малого проспекта. Потом мой отец, будучи скульптором и членом Союза художников, получил мастерскую и квартиру на Песочной набережной в доме художников. Там я и жил до своей женитьбы в двадцать лет, после чего перебрался к жене и теще в коммуналку на проспекте Майорова, все лишь дом (тот, в котором в дореволюционные времена был бордель, а в мои - травматологический пункт) до канала Грибоедова, прямо напротив школы.
(Это был Борис Констриктор - "История моего знакомства с Андреем Татом" . Даже не так: это был Андрей Тат, пишущий Борису Констриктору из Лос-Анжелеса в Штуттгарт.)
А вот еще одна цитата из 11-го номера "Крещатика" - про то же. Только набираю ее я руками и ссылку дать не могу: это безусловно лучший из текстов "Крещатика" за всю историю его существования, никоим образом его - текста - нахождение здесь я объяснить не могу, кроме как - см. выше. В сети его нет.
Чем влекли к себе самиздатские журналы? Тем, что укромны и кромешны. Журналу, отражавшему державное теченье, полагалось именоваться "Невой", самиздатскому - "Обводным каналом". Первый предавался тиснению орденоносной типографией имени-знамени-премии, второй - теснился к обочине. Границы дня и ночи на языке официальной прессы обозначались словами "Рассвет", "Заря", а в городе-герое - "Аврора" (musis amica). Самиздатский журнал брал себе имя "Сумерки", которое отсылало к Боратынскому, Чехову, и, может быть, даже кн. Долгорукову и итальянским сумеречникам, а толковалось по Далю: "до угаснутия последнего солнечного света".
Зваться "Звездой" было немыслимо - андерграунд исповедовал принцип: "мы светила заменим темнилами, сердцу нашему более милыми". Самиздат не выходил в свет, а всходил в полутьме подполья - подслеповатый, блеклый, лишенный хлорофилла ...
(Михаил Безродный. "Пиши пропало")
Текст этот по интенции "Крещатику" чужд, и я не знаю, какими судьбами в нем оказался; сообщение о " презентации новой книги Михаила Безродного "Пиши пропало"" Яndex нашел на сайте гамбургской газеты Telegraf.de. Однако некоторые отрывки из нее - о железной дороге и русской литературе - постоянные читатели РЖ здесь уже встречали . Можно перечесть , кстати.
Проблема в том, что с изысканными филологическими миниатюрами Безродного в скудных "Контекстах" "Крещатика" соседствуют в лучшем случае статьи необязательные и ученические (вот к примеру реферат "Иосиф Бродский как читатель Константина Кавафиса" ), путано-абсурдистские (Игорь Лощилов о "медицинском дискурсе" пушкинской "Осени" ), а в худшем - одиозный Юрий Колкер . - Статья Колкера называется "Скопец в серале" и речь там о Мих. Гаспарове, который по мысли этого автора способен судить о поэзии в той же мере, в какой скопец - о любовных утехах. Идиосинкразия, которую испытывают почитывающие и пописывающие технари к профессиональным филологам - вещь обычная. Раньше они писали в подобном роде письма в "Литературную газету" и подписывались приблизительно так: "Макар Иванович Сидоров, инженер. 58 лет". Но откровенное хамство не праздновали даже там, тем удивительнее появление статьи Колкера на сайте Дмитрия Кузьмина . Однако, чем руководствовалась редакция "Крещатика", фактически перенося на свои бумажные и виртуальные страницы скандальную публикацию из "Вавилона" и провоцируя будто бы дискуссию (" ... публикуя его в дискуссионном порядке, редакция не только надеется спровоцировать реакцию читателей и завести хоть какой-нибудь "круглый стол" ... "), притом что диагноз очевиден, и на том же "Вавилоне" он прозвучал более чем убедительно:
Редакторское предуведомление о несогласии с "мыслями и оценками" автора меня, честно говоря, не удовлетворило. Разумеется, такой плюрализм похвален, иначе и быть не должно, и о книге М.Л.Гаспарова, как и о всякой другой книге, можно высказывать любые, самые резкие и негативные суждения. Мне хотелось бы узнать другое: распространяется ли редакторская толерантность и на форму высказывания? Означает ли данная публикация, что Вы и впредь готовы предоставлять место не просто невежам и графоманам, но отъявленным хамам, подменяющим критический разбор спекуляциями, прямыми оскорблениями и истеричными призывами "родину любить"? Или такая поблажка сделана исключительно из уважения к должности именно этого конкретного невежи, графомана и хама?
<...> Пафос Колкера, призывающего защитить русские стихи от стиховедов вообще, и от М.Л.Гаспарова в особенности, по нынешним временам - товар редкий, и мне вполне понятно Ваше желание обнародовать эту, как Вы изволили выразиться, мысль. Можно также организовать общественное движение для защиты таблицы умножения от математиков .
Это была Ольга Кушлина, и на сайте "Вавилона" такая "реакция читателей" явилась раньше, нежели 11-й номер "Крещатика" был подписан в печать. Помыслы его редакции - совершенная загадка. Равно как и трудно представить, каково под этой обложкой было соседствовать столь разным авторам как Мих. Безродный, Виктор Кривулин и Юрий Колкер. На пресловутой улице можно и в самом деле встретить кого угодно, но журнал как "место встречи" исключает подобного рода случайности. Если понимать собирание журнала как профессиональное занятие, а не как " службу эпохи deutsche far niente " (цитата из Безродного, опять же).
Но хватит о грустном, "Контексты" составляют очень малую долю от журнальной площади "Крещатика", большую часть страниц там занимает поэзия и проза. Причем располагаются они совершенно произвольно - вперемешку: порядок их в оглавлении не соответствует действительному порядку, разбиваются даже тематические подборки (в последнем номере - "Поэты Израиля"), короче говоря, принцип, все же, альманашный. " Поэты Израиля " слегка юродствуют :
Не гриф, никакой не орел,\ скорее, какой-нибудь дятел, \ я в небе покой не обрел, \ хотя до конца и не спятил. \ ... Порхание в общих местах - \ и в роде своем совершенней. \ ... Конечно, я тот еще птах, \ но чтобы до словосмешений ...
Дятел-спятил - рифма хвостенковская, а вот откровенно бродские анжамбаманы у Дмитрия Драгилева из Эрфурта:
девушка с волосами мокрыми как прибрежная полоса \ память тасует молекулы прошлого и остаешься при \ своих интересах угол ничего больше льна овса \ мимо слов - междуречием - без реприз ...
и из того же автора - но уже Анна Парчинская (Афула):
Так долго здесь живу - почти привыкла, \ Что из окна я вижу Назарет. \ Не тот - фламандский влажный, со снежком \ На красной черепице - настоящий. \ Нацерет - жесткую горбушку на горе...
Из прозаиков "Крещатика" самым известным, не знаю почему, сделался Виталий Печерский - сетевой лауреат. "Немецкий омнибус" - далеко не первый роман о радостях эмиграции. И далеко не лучший. Эмиграция в принципе главная тема прозы "Крещатика", что понятно. Еще здесь преобладают фэнтези. Как впрочем и везде сейчас. Преизбыток ангелов, пространственных смещений и измененных состояний. Я с трудом нашла в журнале с декларативно киевским названием единственный, условно говоря, "киевский" текст. На два последних номера - один: повесть Марии Галиной "Прощай, мой ангел" (в сети ее нет, опять же. Вообще сетевая версия с бумажной не совпадает в первую очередь по нумерации. Так, у меня в руках ##10 и 11, а в сети - два 11-х почему-то...). Киев там понадобился, похоже, лишь по причине конструктивного разделения на Верхний и Нижний Город. Больше ничего киевского в этом банально-условном повествовании об ангелах, демонах и голубях, о борьбе Добра со Злом и прочих важных материях - нет. Питерской прозы гораздо больше. А еще больше тоскливо "отсутствующей", что для "перемещенных лиц", кажется, вполне естественно.