Елена Калашникова. Владимир Муравьев: "Нет хороших и плохих переводчиков, есть удачные и неудачные переводы"
...Я видела Владимира Сергеевича Муравьева всего три раза: первый раз - брала интервью, второй - приносила текст на сверку, третий (8 июня) - отнесла уже напечатанное интервью и его фотографию. Но и трех раз было достаточно, чтобы понять: это очень тонкий, ранимый, внимательный, требовательный к себе и другим человек. 10 июня его не стало.
Владимир Сергеевич Муравьев - переводчик с английского, литературовед (книги "Джонатан Свифт", "Путешествие с Гулливером"), историк литературы (преимущественно английской) . Перевел - Вашингтона Ирвинга, О.Генри, Ф.Скотта Фицджеральда, Уильяма Фолкнера, Мюриэл Спарк, Ивлина Во, Колина Тиле, Джона Рональда Руэла Толкиена
Премия Инолит за лучший перевод 1987 года (роман Тома Шарпа "Дальний умысел").
|
| Владимир Сергеевич Муравьев. Фото Е.Калашниковой |
Хочется, чтобы шедевры английской прозы стали шедеврами русской литературы, на уровне Чехова или Бунина . Как правило, предлагаемые нам переводы - неудачны. Даже среди переводов романов Диккенса только один хороший перевод.
Елена Калашникова: Чей перевод?
В.М.: Иринарха Введенского, хотя к его работе тоже масса замечаний.
Переводили Диккенса такие талантливые переводчики, как Ланн и Кривцова, но из их внимательного и старательного перевода ничего хорошего не получилось!..
Е.К.: А по каким их работам Вы судите о них как о хороших переводчиках? .
В.М.: Они считались очень хорошими переводчиками. У Ланна есть прекрасный роман "Старая Англия", свидетельствующий о его понимании английской культуры и английского духа.
Или вот еще пример старательного перевода - попробуйте понять хотя бы один абзац, переведенной на русский замечательной книги Честертона о Диккенсе.
Одно из двух - либо по-русски книга получится на уровне шедевров русской литературы, либо вообще не надо браться за ее перевод. Для кого переводить? Для просвещения, скажем, господина Петрова? Петрову эта книга не нужна.
Е.К.: На Ваш взгляд, в России много плохо переведенных книг?
В.М.: Мало хорошо переведенных книг. Не буду говорить о массе переведенной чепухи. Например, переводы фантастики - это цитаты из неизвестного языка, которые порождают такие странные явления как, например, проза Александра Грина . Грин читал плохие переводы с английского и стал писать на этом языке, творчество Грина к русской литературе никакого отношения не имеет.
Е.К.: Почему, по-вашему, мало хороших переводов? Переводчики плохие?
В.М.: А где взять хороших? Кстати, хороших переводов русской литературы на английский тоже почти нет.
Переводчик и то, что он может делать по-русски, должно быть конгениально тому, что написано по-английски. Например, Лозинский, замечательный переводчик и хороший поэт, но он чудовищно перевел "Божественную комедию" . Он перевел ее на язык русской поэзии конца XIX века, на язык Алексея Жемчужникова .
Недавно профессор филфака МГУ перевел "Божественную комедию" заново, переложил ее на язык Кантемира и Симеона Полоцкого - тоже получилось безобразие. "Божественная комедия" не почва для экспериментов.
Самый лучший перевод Данте - на самом деле никакой не перевод, это стихи Пушкина "И дале мы пошли, и страх объял меня..." . Пушкин не знал итальянского, как и других языков, кроме французского, и, кстати, Байрона читал в плохих французских переводах.
Е.К.: Как Вы считаете, какие зарубежные произведения на русский переведены хорошо?
В.М.: Немецкую литературу трогать не буду. Я считаю, что Соломон Апт наверняка хорошо перевел произведения Томаса Манна . Просто Томаса Манна я читать не могу - мне противна его философская жеманность, немецкое тугодумие, дурацкая эротика. Две страницы русского перевода, которые я смог прочесть, подтверждают мысль о той самой конгениальности произведения и переводчика.
Из французской литературы назову два случая конгениальности - это прекрасные, совершенно разные переводы эпопеи Пруста, сделанные Федоровым и Любимовым. Оба переводчика, видимо, нашли некоторую адекватную художественную данность в русском языке - психологический роман конца XIX века.
Что касается произведений английской литературы, то, если говорить о собственных опусах, считаю одной из своих лучших работ - перевод "Альгамбры" Ирвинга. Полгода я искал для него адекватный русский словесно-художественный фон.
Есть хорошие переводы Мура, сделанные в XIX веке Михайловым, хотя Мур не Бог весть какой поэт. В XХ веке замечательно перевел Фроста Андрей Сергеев .
Е.К.: Вам нравится Томас Элиот в переводах Сергеева?
В.М.: В общем нет, хотя в "Четырех квартетах" есть замечательно переведенные фрагменты, Сергееву также удался цикл про Суини, "Гиппопотамы". Просто Андрей не "сошелся" с этим автором. Перевод должен быть не правильным, а адекватным.
Я без всяких колебаний заменю в переводе слово "стол" на "стул", если того потребует адекватность. Я ведь не сообщаю о том, что написано в тексте, а пытаюсь воспроизвести сам текст.
Е.К.: А как Вы оцениваете переводы на русский произведений Шекспира?
В.М.: Шекспир ужасно переведен. Некоторая конгениальность есть в переводе "Гамлета" Михаила Лозинского , а вот пастернаковский перевод "Гамлета" - преступление, он перевел его полуинтеллигентской, полублатной скороговоркой 30-40-х годов; Гамлет несмешно острит, бормочет в сторону, как сам Пастернак ...
Замечательные поэты часто плохие переводчики, как, например, Мандельштам .
Е.К.: А Ахматова ?
В.М.: Она вообще не переводила. Ей составляли подстрочники из Леопарди, а она говорила: "Собственно, их надо только зарифмовать..."
Е.К.: Кто Вам наиболее близок из переведенных Вами авторов или произведений?
В.М.: Много души и сил я отдал переводу Ирвинга. Последняя большая работа, Готорн, мне тоже нравится. Близок О.Генри , если будет время, я еще вернусь к этому автору.
Е.К.: Если бы Вы составляли библиотеку мировой литературы в лучших отечественных переводах, какие бы книги в нее включили?
В.М.: Безусловно, "Приключения бравого солдата Швейка" в переводе Богатырева; повесть Майю Лассилы "За спичками", переведенную Зощенко с подстрочника (в первом издании перевод назывался "литературной обработкой"), у Зощенко получилась удивительная проза; эпопею Марселя Пруста в двух переводах - Федорова и Любимова; безусловно, переводы Хемингуэя (хотя не люблю этого автора), сделанные школой Кашкина; "42-ю параллель" и "1919" Дос Пасcоса в переводе Стенича; "Последнего магната" Скотта-Фицджеральда в переводе Сороки; сказки Астрид Линдгрен ; норвежскую сказку "Люди и разбойники из Кардамона" Турбьерн Эгнер в переводе Т.Величко; шведские сказки "Муми-тролль и комета" , "Шляпу волшебника" в переводе В.Смирнова...
Е.К.: Как Вы считаете, есть произведения, которые нельзя перевести?
В.М.: В принципе, все произведения непереводимы. Если кому-то кажется, что он знает английский - или другие языки - и может переводить, то это ерунда. Для того, чтобы получился удачный перевод, должны быть мистические совпадения.
Например, любопытен пример гениального перевода Ритой Райт-Ковалевой произведений Сэлинджера . Но почему на русском роман называется "Над пропастью во ржи"? Откуда в названии появилось слово "пропасть"?! По-английски роман называется "The Catcher in the Rye" - "Ловец во ржи". То есть переводчица вводит образ пропасти, имеющий огромное русское семантическое поле.
До сих пор у русского читателя нет никакого представления о Вальтере Скотте. Перевод "Айвенго" Е.Г.Бекетовой, тетушкой Блока, местами смешон, но читать его можно, а вот перевод А.С.Бобовича "Пуритан" читать нельзя.
Плохо обстоит дело с переводами моего любимого Свифта или Ивлина Во . Перевод романа "Мерзкая плоть", сделанный М.Ф.Лорие, не получился таким же издевательским, блистательным, хулиганским, как в оригинале. К тому же она неверно перевела название: "Vile Bodies" - это, скажем, "Гнилые трупы", образ, от которого читатель сразу вздрагивает.
"Улисс" Джойса - гениальная англоязычная проза, но этого совсем не видно в переводе С.С.Хоружего.
Еще один пример необязательного перевода - "Гаргантюа и Пантагрюэль" Любимова. Это никакой не Рабле, при чтении не возникает ощущения русской прозы, зато возникает впечатление филологических кунстштюков.
Е.К.: Как Вы считаете, способного человека можно научить профессиональным навыкам перевода?
В.М.: Разумеется, можно, таким людям нужно прочитать книгу Норы Галь "Слово живое и мертвое".
Е.К.: А книгу Чуковского "Высокое искусство"?
В.М.: Конечно. Хотя сам Чуковский прекрасно понимал, что, во-первых, учебник ничему не научит и, во-вторых, что хуже переводчика, чем его сын Николай, найти невозможно. Перевод Николаем Чуковским замечательной книги "Остров сокровищ" - загубленное произведение!..
Я занимался в семинаре, который в начале 70-х вели М.Ф.Лорие и Е.А.Калашникова. Многим семинаристам занятия были интересны и полезны. При обсуждении, например, перевода рассказов писательницы Фленнери О'Коннор были разные претензии. Первые дурацкие, типа: "А зачем так переведено - это неточно. Надо переводить точно". А были другие: "В тексте ритмический перепад, а в переводе он не отражен".
На семинаре мы учились быть внимательными к английскому тексту. Если ты невнимательно прочитал текст, перед тобой порой встает непосильная задача. Например, в романах Фолкнера есть поразительные перебросы смысла из одной фразы в другую. В третьей фразе автор вдруг вспоминает, что у какого-то слова в другом его произведении, которого, возможно, читатель не знает, было иное значение. С этими особенностями прозы Фолкнера я столкнулся, когда переводил два его рассказа: "Дядя Вилли" и особенно "Вот будет здорово!"
Если у человека глубоко-личное отношение к литературе, то ему обидно, когда произведений любимых авторов нет по-русски. Так, когда мне было 22, я стал переводить роман Мюриэл Спарк "The Ballad of Peckham Rye" (в моем переводе - "Баллада о предместье"), который привел меня в эйфорическое состояние. После него я перевел еще несколько произведений Спарк, которые тоже стали для меня событиями - "Абатисса Круская", "Memento Mori"...
Е.К.: Вы считаете, русская литература плохо переведена на иностранные языки?
В.М.: Да. Есть по-моему только один замечательный перевод нашей классики - это "Пиковая дама" в переводе Мериме.
Если вы хотите понять Бальзака , возьмите близкий ему по духу перевод "Эжени Гранде" Достоевского . Если хотите понять Констана, прочитайте поразительный перевод "Адольфо" Вяземского. Александр Сергеевич сделал гениальный перевод Данте, передал в своем стихотворении оттенок дьяволического плутовства.
Есть несколько переводов "Евгения Онегина" . Например, перевод Набокова - гениальный подстрочник. Вы можете себе представить, скажем, адекватный перевод Зощенко?
Е.К.: Ну, наверное, он так же непереводим как Платонов .
В.М.: Платонова можно перевести, по-английски неуклюжая заумь в духе Платонова более или менее существует, мне он по духу напоминает Блейка.
Я знаком с переводами поэмы "Москва-Петушки" моего друга Венедикта Ерофеева на другие языки. По-польски поэма получилась удачно, мне было смешно ее читать; от английского перевода осталось тяжелое недоумение; неплох итальянский и французский переводы, видимо, поэма вписывается в традицию; по-немецки получилось плохо, хотя могло получиться намного лучше.
Прочитав первую фразу поэмы восприимчивый к литературе читатель смеется: "Все говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышал про него, а сам ни разу не видел." Ерофеев, как любой писатель, валяет дурака. Еще Толстой говорил: "Вот, говорят: Иван Иваныч вошел и сел на стул. Не входил он никуда, не садился на стул. Все это вранье". Ерофеев пишет как бы про себя, образ автор двоится, возникает речевая реальность. В переводе должна возникнуть речевая реальность.
Е.К.: Кого бы Вы назвали лучшими русскими переводчиками ?
В.М.: Что значит "лучшими"?
Е.К.: Ну, например, видя в книге фамилию Кистяковского, Вы знаете, что перевод должен быть адекватным .
В.М.: Мой бывший соавтор, Андрей Кистяковский, был гениальным переводчиком, хотя мне было сложно с ним работать над переводом эпопеи Д.Р.Р.Толкиена . Вообще он не переводил, а перелагал. Он создавал небывалую прозу - "Путешествие в Город Мертвых" Тутуолы, лучше его перевести просто невозможно, "Попровку 22" Хеллера, один из замечательнейших романов американской литературы. Когда я прочитал книгу Хеллера по-английски, у меня глаза на лоб полезли.
Но у каждого хорошего переводчика есть взлеты и провалы.
Е.К.: Значит , Вы считаете, что нельзя говорить о хороших переводчиках, только об удачных и неудачных переводах?
В.М.: Совершенно верно. Если у человека несколько удачных переводов, значит, у него есть спектр литературного восприятия.
Андрей Сергеев замечательный переводчик, но Голсуорси ему не надо было переводить. Голсуорси вообще не надо переводить - не очень понятно, что это за литература, что это, Леонид Леонов (пример полностью никчемного писателя, которого вообще не должно быть)?
Среди переводчиков я ценю Ларису Беспалову, Марию Кан, Виктора Голышева.
Е.К.: На Вас влияла атмосфера переводимого Вами произведения?
В.М.: Конечно, когда я, например, переводил Ирвинга, я долгое время говорил не свойственными мне фразами и оборотами. Это было скорее речевое влияние.
Чуть ли самые кардинальные перемены в моей жизни произошли из-за того, что я перевел роман Шона О'Фаолейна "И вновь?".