Дата
Автор
Скрыт
Сохранённая копия
Original Material

Дмитрий Быков. Быков-quickly: взгляд-41

Быков-quickly: взгляд-41
Дмитрий Быков

Дата публикации: 9 Сентября 2002

Ночь живых мертвецов

Т емой этого квикля стали три события, на самом деле почти идентичных, хотя на первый взгляд несопоставимых. Первое - выход двух номеров новой газеты "Консерватор"; второе - обмен открытыми письмами между Германом и Володарским; и наконец - телевизионный иск "Идущих вместе" к молодежной газете "Молоток" .

Все три события способны вогнать стороннего наблюдателя в долгую, глухую и как будто беспричинную депрессию, которая при некоторой рефлексии легко объясняется: все происходящее свидетельствует о конце времен. Как и московская книжная ярмарка , на которой нет ни одного нового имени и яркого события. Как и начало нового телевизионного сезона. Как и русская политическая жизнь, полная пустот, темнот и недоговоренностей. Все вокруг свидетельствует только об одном: мы опять вступили в осень, и не солнечно-дымную, как та, что за окном, а в беспросветно-хмурую, как и положено в наших широтах. Идет застой, широкомасштабный и всеобщий, и ничто не ново под нашим оловянным солнцем. Когда-то в СССР кончилась социалистическая эпоха, но понимать этого она не желала и все длилась, длилась - пока не была отменена сверху. Историческое время русского либерализма тоже давно завершилось, но либерализм ничего еще не понял - и впору спиться, как спивались советские МНСы и запоздалые поздние шестидесятники в начале семидесятых. Брежнев - последний генсек зрелого социализма; Путин - последний президент эпохи зрелого русского либерализма; то, что будет дальше, - будет, наверное, не лучше.

Первый признак конца эпохи (ей-богу, я как человек, заставший сразу два таких исторических периода, могу уже диссертацию об этом писать), - это когда выбирать становится не из чего: все хороши. В послецарской России таким периодом стал семнадцатый год, когда в противостоянии Временного правительства и большевиков оба явственно оказались хуже - и победили третьи (третьи побеждают всегда: начался бунт деклассированных элементов, который сильно изумил самих большевиков. Не для Шариковых же они делали революцию! Весь русский большевизм кончился в 1918 году, хотя потом его еще 20 лет достреливали). При Брежневе налицо был конфликт советского идиотизма и советского же инакомыслия; не устаю настаивать на том, что они стоили друг друга. После взаимного уничтожения борющихся сторон победителями оказались братки, тот всероссийский криминал, у которого принципов не было вообще. Наконец, знаком конца либеральной эпохи стало противостояние Кремля и НТВ , олигархата и чекистов (правда, чекисты подсуетились с обеих сторон); выбирать стало не из чего, и русский либерализм накрылся. Путин мог стать его могильщиком, но предпочел стать его последним могиканином.

Теперь уже можно подвести кое-какие итоги этому во всех отношениях бесславному десятилетию (1991-2001) и обозначить типологические признаки русского либерализма в эти времена, а то форумная публика до сих пор неустанно спорит о том, кого можно называть либералом, а кого консерватором. Римское право вспоминают, французскую революцию притягивают... Между тем либерализмов много, и наш был уж очень специфичен. Главной его чертой было фантастическое лицемерие, до которого коммунистам далеко, а главной задачей - фактическое уничтожение России под предлогом уничтожения русского же коммунизма. Так ли это было субъективно - покажет история; но объективно, увы, так. Сравним для примера денацификацию Германии с "декоммунизацией" СССР: истинно сказано - по делам их узнаете их. Германия в 1945 году распалась на две страны - СССР распался на 15. Германия восстанавливалась и строилась невиданными темпами (восточной помогали русские, западной - американцы); в России ничего подобного нет до сих пор. Целью советско-американской коалиции было уничтожение германского фашизма при сохранении германской культуры; фашизм был раковой опухолью на теле Германии, рудиментом античного язычества, вспышкой дохристианского магизма. Не знаю уж, о какой коалиции следовало бы говорить в нашем случае - я далек от мысли о мировой закулисе и не люблю теории заговоров, - но я слишком хорошо помню настроения приезжавших сюда американцев и европейцев. Никому дела не было до того, что Россия не была никакой коммунистической империей - она была просто империей, что есть вполне натуральная для нее форма существования. Удар, направленный в "тоталитарного монстра", пришелся по основам русской жизни - и обещанное царство свободы обернулось самой что ни на есть блатной диктатурой, а любой, кто осмеливался об этом сказать, превратился в сторонника ГУЛАГа , расстрельщика, тюремщика и прочая. Под предлогом борьбы с русским тоталитаризмом уничтожалась не идеология, но страна.

Что говорить, у русского либерализма был свой зенит, был период, когда еще было из кого выбирать (например, между Ельциным и Хасбулатовым в октябре 1993 года ). Но в условиях победившего либерализма деградация происходит очень быстро, и обусловлено это тем, что иметь убеждения становится накладно. Это как бы даже и вовсе не комильфо - исповедовать какие-нибудь принципы, кроме личной заинтересованности. Это не либерально, тоталитарно, это ГУЛАГом пахнет. Вот меня на форуме некая девушка (хочу верить, что юная, - то есть что наличествует у нее шанс поумнеть) на полном серьезе спрашивает: неужели Быков в самом деле верит, что человеческая жизнь не является высшей ценностью? Ведь этак он накликает демонов, которые первым съедят его... Ну нет, спешит ее утешить какой-то юноша (опять же надеюсь, что юноша!): такие, как он, при любом режиме, сволочи, устраиваются...

Да, человеческая жизнь отнюдь не является для меня высшей ценностью. По крайней мере, моя собственная жизнь. И смешно как-то напоминать людям ХХI века, что существование, дороже которого у человека нет ничего, - обесценено по определению. Если человеку не за что умереть - к чему ему жить? Настоящий либерализм, в отличие от русского, как раз и подразумевает наличие таких сверхценностей - очень жестких, очень иерархичных; однако русский либерализм ведь не был политической философией. Он был пустотой беспредела под маской вольности. Или, еще точней, кислотой, которую плеснули на железо, и без того ржавое.

Сегодня мы присутствуем при расплате за это веселое десятилетие. При полном иссякновении национального интеллектуального и промышленного ресурса. И при нагляднейшей неспособности отечественной интеллектуальной элиты сформулировать вслух какие-то простые вещи - гипнозы "либерализма" все еще сильны, хотя за ним давно уже нет ничего. Эту полную пустоту и продемонстрировала газета "Консерватор".

Ожидался некоторый пуф, бенц, бах - получился глухой шмяк, и это вполне закономерно. Можно было ожидать, что на месте скучной "Общей газеты", выражавшей позицию вконец изолгавшихся шестидесятников-прогрессистов, возникнет культовое-модное-стильное, лощено-аналитическое издание... но кто же мог предположить, что издание получится еще скучней, чем "Общая", и еще более общее - в смысле мест? Впрочем, кто-кто, а я особенных иллюзий не питал с самого начала. Я вам сейчас расскажу, как такие издания делаются. В Москве (как и в любом крупном городе) есть некоторое количество интеллектуальных спекулянтов: слово "спекулянт" сейчас, кажется, отмыто от негативной модальности, и я, в общем, не хочу сказать ничего обидного. Эти интеллектуальные спекулянты либеральны только в одном отношении: они готовы с равной убедительностью доказывать взаимоисключающие вещи. То есть русский такой либерализм, домашний, - от слова "либерализация цен". Никаких особых талантов Господь этим людям не дал: они умеют писать забавные заметки с большим количеством цитат и на этом основании называют себя "блестящими стилистами". Понять, чего они хотят, - решительно невозможно, пока путаешься в паутине их словес и боишься заглянуть в глаза; заглянувши, явственно увидишь цифру - и сразу поймешь, чего им, собственно, надо. Эти люди кочуют от издания к изданию, от предвыборного штаба к штабу - и всюду предлагают набор своих нехитрых умений, после чего очень быстро (за год-два) заваливают любое дело и отчаливают на поиски следующего медиа-магната, которому надо отмыть деньги, или пиарщика, которому надо вложить деньги босса в "грамотную пиар-кампанию".

Из "Русского телеграфа" эта публика плывет в предвыборный штаб Кириенко, от Кириенко устремляется к Грызлову, от Грызлова - в стильную телепрограмму... Короче, стилисты шумною толпой по Постсоветии кочуют, они сегодня под Москвой, а завтра в Питере ночуют. Сейчас эти стильные персонажи, у которых давно уже нет за душой ни одной сколько-нибудь креативной концепции, залудили новое издание, которое названием своим вроде бы как бы соответствует духу времени - "Консерватор". На самом деле оно с тем же успехом могло бы называться "Метафизик" или "Черепослов, сиречь Френолог": никакого консерватизма там нет, а заявленный "право-либерализм" есть такая же хитрая фикция, как и лево-либерализм, и любой другой либерализм. Уже и в "Русском телеграфе" вполне наглядна была понтистая, развесистая, но абсолютная пустота изданий такого типа. "Консерватор" очень толст - 24 полосы максимального газетного формата; отсюда ощущение страшной словесной избыточности, заболтанности, вязкой словесной паутины, когда человек готов бесконечно демонстрировать свою готовность плести узоры вокруг копеечной мысли. Издание типично застойное, скучнее "Правды". Если Лейбмана и вправду нанимали, чтобы сделать хорошую лояльную газету , - наниматели просчитались по полной программе; если число безработных стилистов попросту достигло критической массы и им захотелось в очередной раз сообща создать себе кормушку - трудно сомневаться в том, что эта кормушка, при таком качестве издания, иссякнет еще до очередного кризиса.

Кризис 1998 года только тем и был хорош, что благодаря ему лопнуло несколько подобных "пузырей земли" - изданий, в которых очень весело умели пересказывать свою биографию под видом рецензий и строить все те же интеллектуальные спекуляции на почве кремлевских слухов; колумнистом "Консерватора" стал Андрей Колесников (не тот, что писал "от первого лица", а тот, что от лица Коха). Кинокритиком - Денис Горелов. О литературе пишет Левкин , и естественно, со словом "герменевтика". Интересно, а Дуню Смирнову позовут? Без нее народ неполный, как и без Беляевой-Конеген. Ко-не-ген! Все узнаваемо и даже мило - вплоть до разворота о светской жизни. С этим невозможно полемизировать, это невозможно рассматривать всерьез, это даже не раздражает. Все это уже умерло, умерло, умерло, как писал о том Борис Кузьминский , - только не из-за дефолта, как он о том писал, а от мертворожденности. Странно, однако, что вся эта публика, начиная с Александра Тимофеевского и заканчивая Татьяной Толстой , все еще никак не заметит мата своему королю. Зачем туда понесло Ольшанского - один Бог знает; думаю, это ошибка не только стратегическая, но и метафизическая - и поплатится он за нее куда серьезнее, чем за статью "Как я перестал бояться и начал любить Черную Сотню".

Как ни странно, переписка Володарского и Германа - явление ровно того же порядка. Исчерпанность всех противостояний, нищета всех парадигм, тоска зеленая, брезгливость удушающая... Разумеется, на первый взгляд тут вполне еще есть из кого выбирать. Конечно, Герман лучше Володарского . Он великий режиссер, с этим не будет спорить даже тот, кто, подобно мне, считает неудачей "Хрусталева" и злится на преувеличенные восторги все тех же либералов - Толстой, Вайля, - по поводу этой картины. Картина, кстати, все равно мощная и трагическая - куда более значительная, чем льстивые песни ее поклонников; ну что это такое - Сергей Шолохов или Андрей Чернов захлебываются по поводу "Хрусталева"? Что, кроме пошлостей, могут все они сказать об этом кровавом месиве советских и постсоветских комплексов, страхов, маний и сновидений? Про такое явление надо говорить с некоторой долей целомудрия; а если большой художник, решив нарушить ряд принципиальных для искусства конвенций, потерпел на этом пути неудачу или, по крайней мере, полуудачу - не грех и сказать ему об этом, при всем преклонении. И Володарский, страшно сказать, прав, говоря, что Герман превратился в "священную корову", - но больше он не прав ни в чем, абсолютно. Жутко читать его письмо, этот документ торжествующего маразма, то ли алкогольный, то ли маниакально-депрессивный бред, с переходами то на вы, то на ты, с чудовищными личными выпадами, за которые морду бьют, с полным забвением приличий, с рептильно-сервильными интонациями, когда заходит речь о Михалкове... Чего стоит противопоставление Никиты Михалкова чистеньким мальчикам из околоправительственных семей, вроде Германа! Что скрывать, Михалков у нас под забором найден, в нищете вырос, до пятнадцати лет по вокзалам песни пел - "А я, мол, иду, шагаю по Москве!", за каковым занятием его и заметил Георгий Данелия, и вывел в люди... А чего стоит великолепная сентенция о том, как Симонов в 1987 году лично Володарского поблагодарил за переделку сценария "Двадцать дней без войны"! Специально с того света восемь лет спустя вернулся, чтобы поблагодарить: неспокойна была душа писателя-фронтовика, тяготел над нею долг моральный... Да ладно, с Володарским все ясно. И давно. Не зря Михаил Шемякин пустил каламбур про Сволодарского.

Неясно с Германом, чей ответ , помещенный в соответствующем издании , тоже не отличается внятностью. На такие письма лучше вообще не отвечать - или уж пусть отвечают другие, молчаливым презрением или кипящим негодованием. Герман отвечает очень темно, вяло, явно устно, не удостаивая письменно изложить свои взгляды. Получается у него, что Володарский выполняет заказ Михалкова (как будто это важно!). Как будто он, Герман, вступился за Сокурова - и вот за это получил. Далее пишется о том, что Сокуров очень большой мастер, великий... То есть одна фикция - величие Никиты Михалкова - побивается другой кажимостью, величием Сокурова; и эти две крайности схлестнулись на самом деле под масками двух былых соавторов (если кто не помнит, Володарский с Германом вместе делали "Проверку на дорогах").

Тут все грустно. Но особенно грустно то, что воюющие стороны одинаково хороши. Говорю, конечно, не о Германе с Володарским, - тут-то не надо быть кинокритиком, чтобы понять, кто велик, а кто так себе. Говорю об уровне полемизирующих сторон и о системе аргументов. О том, что так называемый либерализм поднимает на щит одного художника с действительно яркой и честной неудачей, а так называемое почвенничество размахивает другим художником с цепочкой таких же ярких, но нечестных полуудач. Теперь уже неважно, получатся ли у Михалкова "Утомленные солнцем-2": велик, огромен шанс, что не получатся. Но дела до этого не будет уже никому: важно будет только то, что ваш Михалков опять опозорился, зато вот наш Герман ... И кому какое дело, что сам Михалков с самим Германом давно уже по некоторым критериям все ближе, ближе... а свиты и подавно уравновесились...

У каждого свои иконы. Оба клана давно неотличимы по уровню, и число талантов у либералов давно не превышает числа одаренных людей у государственников. И то, и другое стремится к нулю. А уровень полемики давно уже ниже плинтуса. И от этого на душе так же тухло, как и от газеты "Консерватор", мало чем отличающейся - кроме формата - от газеты "Завтра": оба их последних номера словно сделаны пять лет назад.

Ну и, наконец, о Федоре Павлове-Андреевиче , главном редакторе "Молотка", и об иске, который вчинили ему "Идущие". На 11 сентября - катастрофическое стало число, честное слово! - назначена съемка телесуда между ними. Не знаю уж, кто кого пиарит, кто кому платил, - "Идущие" ли дали денег Феде за это шоу, Федя ли обратился к "Идущим" за рекламой, - как бы то ни было, меня позвали туда экспертом. И вот я сижу в задумчивости: пойти - значит принять участие в этом взаимном пиаре. Не пойти - значит так и оставить случившееся, дав сторонам спокойно удовлетворить друг друга. Нет, я туда, конечно, схожу и этот кайф им обломаю: такой клинический случай заслуживает моего личного разбора.

Вот подумайте: возможен ли иск педофила к наркоману? Или выбор между скинхедом и баркашовцем? Или полемика между газетами "Завтра" и "Московский комсомолец"? Что тут будешь делать, оба хуже. Главная коллизия времен упадка, времен, когда - в сотый раз приходится повторять - снимаются оппозиции и упраздняются дихотомии. Все в этом самом по уши.

Это что мне, символом государственничества и патриотизма стоит считать организацию братьев Якеменко? С их белыми от бешенства глазами, мастерским самоподзаводом, сектантской упертостью, кругозором шириною в игольное ушко и методами дрессировки детей, заставляющими вспомнить о движении хунвейбинов? Это что мне, символом свободы и независимости считать мерзкое изданьице Павлова-Андреевича, с его жаргоном, дешевым стебом, откровенным заигрыванием с тупейшей частью молодежи, со всеми его расколбасами и прибамбасами, развесистой пошлятиной и протухшей стильностью? Ну как тут будешь выбирать, с кем спорить, кого оправдывать, чью сторону в принципе возможно взять в их противостоянии, единственным желательным исходом которого было бы взаимное уничтожение борющихся?

Причем ведь и "Молоток", и "Идущие" - это развлечение примерно для десяти процентов российской молодежи, по пять на брата. Остальные девяносто с глубочайшим пофигизмом относятся и к тому, и к другим. И именно из среды этих девяноста вырастет некто третий - который всегда возникает на руинах двух взаимно уничтожающихся крайностей. Крайности эти давно уравнялись в мерзости. Назывались они Русским Либерализмом и Русским Фундаментализмом. Первое было свободой убивать всех во имя собственного брюха, второе - свободой давить всех во имя собственного происхождения. И не знаю, от каких демонов лучше погибать.

Вот об этом-то третьем, которое грядет, я и думаю сейчас больше всего. Но поскольку дети редко бывают лучше родителей - мысли эти, как вы понимаете, не самые веселые.