Инна Булкина. Журнальное чтиво. Выпуск 130
В сегда приятно замечать разность, а вернее сказать - изменения в нашем предмете, особенно если изменения эти столь стремительны. В прошлом " Чтиве " я посетовала на "Звезду" и на ее сетевую политику: мартовская " Звезда " явилась в Сеть с опозданием на два месяца и была, как водится, неполна. Минула всего лишь неделя, и вот мы имеем уже следующий - апрельский номер , притом он полон как никогда. Кажется, "Звезда" была едва ли не последней из обитателей "Журнального Зала", чья редакция пыталась таким манером бороться с сетевым читателем во имя бумажного. Накануне сдалось " НЛО ", а в аутсайдерах, похоже, лишь " Октябрь ".
В прошлой - мартовской "Звезде" были стихи разных женщин, один занимательный путевой роман и одна маловысокохудожественная детективная повесть . В новом номере один изнурительно длинный " женский роман ", измышленный и томительно бесформенный: сорокалетняя женщина по имени Клава вяло изменяет любимому мужу по имени Костя. Между тем, как она поднимает стакан и пьет из стакана, проходит без малого сотня страниц. Автор, похоже, всерьез полагает, что искушен (искушена) по части писания романов, и что читатель долготерпелив. Однако не факт.
Кроме безразмерного романа Ольги Новиковой (это о нем была речь), в "Звезде" два небольших рассказа о паре фантазеров. Именно так: два рассказа, в каждом из которых по два героя - и герои эти живут своими фантазиями. Сюжет их отношений всякий раз порожден тем самым - не столько настоящим, сколько фантастическим - миром, в котором они пребывают. Но в одном случае (Мария Рыбакова. " Дверь в комнату Леона ") арабские грезы (возможно, безобидные, но необъяснимо таинственные) приходят в противоречие с ТВ-новостями, интрига из мечтательно-метафизической превращается в шпионско-террористическую и заходит в тупик. Рассказ грустный, и что там произошло на самом деле - неизвестно. Вторая история о фантазерах (Петр Кожевников. " Жрец ") смещается в сторону медицинской патологии, место действия - сумасшедший дом.
Из стихов апрельского номера самые прихотливые - у Владимира Захарова : про ночи Аризоны, про манто-бордо и прочие рифмованные красивости. -
Ты, закутанный в скромность,
Шептал про себя неизменно:
Если время презренно,
Прекрасна пространства огромность.
И закован был в скромность,
А горластые птицы слетали
На сырые поля
И безгласную живность клевали.
А до этого снег
Отходил, и царили туманы,
Тогда времени бег
Рассылал нас в дальние страны ... итд.
А настоящие питерские стихи, находим, как это ни парадоксально, не в "Звезде" отнюдь, а в майской книжке " Нового мира ", которую открывает большой цикл Елены Шварц " Невы пустые рукава ". Здесь архаическая психогеография петербургских рек и замерзшая вода венецианских каналов. Елену Шварц сменяет в "НМ" питерский Валерий Попов с повестью " Третье дыхание " - опять про обыденный ад постаревших, когда-то счастливых людей. Еще в "НМ" два "исторических" рассказа: " Путевка на целину " Андрея Волоса (продолжение "Хуррамабада") и " Танк " Василия Голованова. Это длинный рассказ или недлинная дачная повесть, где единство места скрепляет разноудаленные во времени истории. Что-то похожее происходит со временем в большом цикле Юрия Кублановского " На обратном пути "; дачный пейзаж и парижское метро, но здесь есть свой - внутрипоэтический и вполне неожиданный сюжет, когда настойчивая рифма астры-кадастры , порождает вдруг КАтАСТРофу ближе к развязке.
В философском отделе "Звезды" Александр Генис сравнивает <не>научную фантастику с теологией (" Три "Соляриса" "), а в философском отделе "НМ" два критика и один священник рассуждают о российской морали и российской эротике. Критик Никита Елисеев цитирует набоковский Постскриптум к "Лолите" в том духе, что мол порнография ("Лука Мудищев") по-русски хороша, а всякого рода изощренная эротика (переводы Лоуренса) никуда не годится. Кажется, Набоков в конечном счете имел сказать принципиально другое, и он это сделал, но критик предпочитает рассказать свою любимую мысль, что эротика по-русски есть карамазовщина.
Критик Кирилл Анкудинов вспоминает Лермонтова и Степана Бурачка (был такой глуповатый журналист в позапрошлом веке). Мораль тут сводится к тому, что хотели Лермонтова, а получили Сорокина:
Согласитесь, что в Лермонтове вас привлекал "дух отрицанья, дух сомненья". Но этот же "дух отрицанья" с наибольшей полнотой выражен в текстах Сорокина. Лермонтов не мог писать в духе Сорокина, в мое время ему никто не позволил бы сделать это. Да и сам Лермонтов был неопытен... как и все общество. Он стремился к бездне, но думал, что идет к высокой звезде. И вы, хвалители Лермонтова, - шли за ним, в бездну. Вы упивались амурными похождениями Печорина. Точно так же сейчас вы упиваетесь порнографией. Вы и тогда - на деле - хотели порнографии, но не могли изъявить свое желание открыто. Сорокин - последнее звено цепочки, которая началась с Лермонтова
.
То был монолог как бы "бурачка", а критик Анкудинов ему возражает, что " Лермонтов - не Сорокин, потому что Лермонтов - гений, а Сорокин - пакостник ".
Наконец, священнослужитель и выпускник филфака МГУ Алексей Гостев сообщает " Тринадцать тезисов о порче нравов ", суть которых сводится к тому, что "порча" эта не что иное, как " реакция на засилье буржуазной морали ".
Далее вполне логично следует рубрика "Времена и нравы" (усеченную цитату всякий раз впору восстановить как инвективу), и здесь Татьяна Чередниченко разбирает " Теленовости ", несущественные и неправдоподобные. " Новости заметно девальвировались ", - заявляет она в заключенье. Хорошо бы, если б так...
Между тем, в неизменной рубрике питерского журнала "Россия и Кавказ" вторая статья Хож-Ахмеда Нухаева (" Чечня и Россия: одно ценностное пространство - две общественные системы "). "Звезда" не первый раз предоставляет трибуну тому, кого в газетах принято называть "серым кардиналом" Чечни и "отцом чеченской мафии". В первой статье , опубликованной в "Звезде" около полугода назад, "отец чеченской мафии" обращался к толстовским утопиям, в последней работе он вновь призывает отказаться от военных и политических решений (как в принципе бесперспективных) и попытаться начать " диалог в мировоззренческих рамках, естественно совмещающих почитание чеченской традиции, основанной на исламских ценностях, и русской культуры, основанной на ценностях православных ". Главный редактор "Звезды" обещает в предисловии, что дискуссия будет "продлена".
Другая традиционно сильная позиция "Звезды" - архивный отдел. На этот раз здесь письма Владислава Михайловича Глинки , более всего известного даже не в качестве исторического писателя, но, главным образом, в качестве замечательного музейщика и архивиста, автора монографий "Пушкин и Военная галерея Зимнего дворца" и "Русский военный костюм XVIII - начала XX века". Анекдоты, которые находим мы в этой публикации - удивительны в своем роде; здесь есть, например, пушкинская "Метель", разыгранная в начале ХХ века вполне историческими лицами. А вот еще одна абсолютно достоверная история, рассказанная бывшим воспитанником Пажеского корпуса:
" Андрей Петрович постучал, и из палатки раздался голос Михаила Александровича:
- Кто там?
- Капитан лейб-гвардии Преображенского полка Иванов с депешей к вашему императорскому высочеству.
- Войдите, капитан.
Зажегся настольный электрический фонарик, при свете которого Иванов увидел лежащих на двух походных кроватях Михаила Александровича и Мордвинова. Михаил Александрович протянул руку, взял телеграмму, раскрыл ее, приблизил к фонарику, и вдруг Андрей Петрович увидел странную картину - вверх задрались две голые мужские ноги, и Михаил Александрович заорал благим матом:
- Мордвинов! Вставай! Шампанского! Я больше не наследник!
Это было извещение о том, что у Николая II и Александры Федоровны родился, наконец, сын. Вскочивший денщик зажег свечи, и Михаил Александрович сказал:
- Капитан, садитесь, пожалуйста! Вот стул! Сейчас откупорят шампанское, выпейте с нами, пожалуйста!
- Ваше высочество, я при исполнении служебных обязанностей...
- Ну, что? Бокал шампанского! Такой случай! Радость какая! Я больше не наследник престола! Это же такая радость !"
Именная рецензионная рубрика "Звезды" - "Печатный двор" С.Гедройца вновь удалась, а в " Книжной полке " "НМ" Дмитрий Быков зачитывается "библиотечкой" Макса Фрая и Дашей Аслановой. В " Периодике " "НМ" главный редактор по обыкновению цитирует излюбленные издания: и вот неизбежный Егор Холмогоров из "Консерватора":
" Рожденные 11 сентября. Любят ли они полицию так, как любил ее Розанов, как любим ее мы? "