— Секс — нет, эта аналогия мне не близка. Желание — да. Игра в шахматы как

В Москве в рамках Чеховского фестиваля прошли гастроли петербургского Большого драматического театра имени Товстоногова со спектаклем "Жорж Данден" (см Ъ от 21.01). Постановку этой комедии Мольера минувшей зимой осуществил знаменитый французский режиссер, экс-директор театра "Комеди Франсез" ЖАК ЛАССАЛЬ. Перед московской премьерой он ответил на вопросы РОМАНА Ъ-ДОЛЖАНСКОГО.
— Недавно в киоске я увидел книгу мемуаров одного нашего знаменитого режиссера, которая стояла между "Правилами шахматной игры" и "Радостями секса". К чему, по-вашему, из этих двух понятий ближе искусство режиссуры?
— Секс — нет, эта аналогия мне не близка. Желание — да. Игра в шахматы как философия азарта? Может быть. Или как математическая стратегия успеха? Тоже может быть, но я ее не знаю. Так что я в вашей витрине не слева, но и не справа.
— А где же вы тогда?
— Не хочу показаться вам просто любителем парадоксов, но скажу так: я делаю театр, чтобы прославить что-то другое, не театр. Но я для этого нашел, к сожалению, только театр. За желанием заниматься театром у меня всегда скрыта ненависть к нему. Конечно, театр — это высшая игра, великая, чудесная ложь. И люблю я театр за то, что он позволяет приблизиться к некоей истине, скрытой за масками. Короче говоря, я люблю театр, направленный против театра, его полную утопию и полное безумие. Так всегда бывает — и в вашей стране так было: Станиславский тоже делал театр против театра, который господствовал в то время, а потом Мейерхольд уже делал свой театр против театра Станиславского. В искусстве сын всегда убивает отца, но при этом любит его.
— Вы воспитали уже своих убийц?
— Хотелось бы так думать. Увы, многие молодые ищут просто комфорта. Есть замечательная фраза у Кафки: "Если ты меня не убьешь, то ты — убийца". Я это говорю актерам: "Режиссер, который вас не убивает, то есть не кладет конец какой-то вашей привычке и тем самым не помогает вам найти в себе что-то новое, вредит вам". Я прошу учеников не копировать меня и не подражать мне, а пытаться стать самими собой. Но приглашение к свободе очень многих просто пугает.
— Что для вас главное в актере?
— Когда я работаю с актерами, я всегда предлагаю им найти причину поведения персонажа. Не идентифицировать себя с ним, но понять его. Каждый актер, кто находит эту причину, становится интересен. Надо прожить понимание другого.
— Кто легче находит эти причины — звезды или молодежь? С кем из них вам легче работать? Ведь вы работали со многими знаменитостями — и в "Комеди Франсез", и потом.
— Я много лет искал ответ на этот вопрос. Теперь я его знаю: мне нужны большие актеры. Это не то же самое, что звезды, ведь есть разница между харизмой и глубоким талантом. Но мастера иногда с большей готовностью, чем молодые, погружаются в кризис, уподобляются спелеологам, идущим в пещеры, или альпинистам, поднимающимся в горы. Большой вопрос — выживают ли такие актеры в больших репертуарных театрах, где важна иерархия и у власти стоят старики?
— Вы известны как один из самых интересных интерпретаторов Мольера. В Петербурге вы сделали попытку пойти поперек традиции, сделав нефарсового, меланхоличного "Жоржа Дандена". Судя по спектаклю, вам пришлось нелегко.
— Меня пригласил на постановку Кирилл Лавров. Я сначала предлагал театру Мариво или Корнеля, потому что их в России мало знают, разве что Жерара Филипа в роли Сида. Оба предложения, по-моему, ужаснули театр: Мариво показался им слишком вычурным, хотя, по-моему, это великий реалистический автор, а про Корнеля мне сказали, что он слишком барочный и архаичный. А Мольер, видимо, показался более близким. Но о его пьесах принято судить как о фарсах с итальянскими корнями и на средневековых подмостках. Так что я начинал с того, что разбивал скорлупу предубеждения. Некоторые актеры приняли это с радостью, некоторые не приняли совсем. При этом я должен сказать, что мне был оказан деликатный и щедрый прием. Но на фоне этой щедрости трудности переживались еще острее. Потому что — возвращаясь к вашему первому вопросу — я во время репетиций пребывал в состоянии чувственного влюбленного, а не самоуверенного расчетливого шахматиста. Я приехал в Петербург не с имперской миссией насаждения своих идей, а в поисках содержательного диалога.
— Занимает ли сейчас какое-то место в ваших планах и интересах русская драматургия?
— Сейчас я начинаю репетировать "Платонова". Автор, который мне больше всего дал в жизни,— это Чехов. Мне всегда задавали два вопроса: почему ты не снимаешь кино и почему не ставишь во Франции Чехова? На второй вопрос я привык отвечать так: потому что я его ставлю все время. У меня Россия в сердце: здесь чудесная жажда жизни и чудесная грусть.
— Это очень красиво сказано. Вы знаете, иностранные гости часто признаются в любви России, нахваливают русских актеров и наши традиции. Хотелось бы услышать и что-то некомплиментарное. Скажите: что вам не нравится в наших актерах и в нашей театральной школе?
— Я видел очень много русских спектаклей и всегда был увлечен актерами. Я — разочарованный режиссер, но добрый, дружественный зритель. У русских актеров прекрасная энергия, сильная отдача. Но в них часто присутствует экстремальная патетика, чрезмерная рисовка. Таков, например, плохой русский Чехов. Русские актеры слишком любят воплощаться в своих персонажей. Им не хватает дистанции, легкости. Не надо так буквально помнить о Станиславском! Лучше бы думать о тексте, пытаться играть не одно направление, а все сразу. Зрителю нужно давать свободу. А русские актеры любят сами разрешать все проблемы. Еще я заметил, что у русских режиссеров есть привычка к тирании. Она ужасна! Я обнаружил в актерах это чувство опасности, ожидание удара режиссерской палки или звука режиссерского свистка.

Газета «Коммерсантъ» №99/П от 09.06.2003, стр. 21

Авторы:

Роман Должанский

Жак Лассаль: я — разочарованный режиссер