культурная политика / АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ

Затяжная, напоминающая остросюжетный сериал история борьбы за руководство Венецианским кинофестивалем завершилась: его директором назначен Марко Мюллер. С ним подписан контракт на четыре года. Означает ли это, что "некоторое благоразумие, возможно, воцарится в охваченной хаосом венецианской лагуне"? Вряд ли.

Фестиваль в Венеции, являющийся составной частью венецианского биеннале, в течение всей своей истории был заложником политики. Он возник при Муссолини и долгое время вынужден был лавировать в мутных водах фашистской идеологии, парадоксальным, но объяснимым образом принимавшей в качестве близких родственников документальное творчество Лени Рифеншталь, поздний советский авангард и ранний сталинский классицизм. После войны Венеция вырвалась из кинематографического треугольника Германия--Австрия--Италия, открыла мир других культур, прежде всего японской и индийской. В 60-е годы фестивалем руководили левые, а побеждали на нем шедевры Бунюэля, Висконти, Тарковского, ангажированные фильмы итальянского, а также немецкого леворадикального кино. После 1968 года усилиями тех же левых фестиваль был похерен как буржуазный пережиток и смог с трудом возродиться только через десятилетие.
История удивительным образом стала повторяться в новом веке. Сначала происходившее казалось издержкой закоренелой (и процветавшей при любом режиме) итальянской бюрократии. Правительство Сильвио Берлускони выдавило со всех ключевых культурных институций левых оппонентов и предпочло посадить на руководство Венецианским фестивалем хотя и левого, но иностранца. Мориц де Хаделн провел два успешных фестиваля и показал, что он не пешка в чужой игре: очевидно, это и стало основной причиной досрочного разрыва контракта.
И вот, когда до фестиваля осталось меньше шести месяцев, назначен новый директор. Снова отчасти иностранец и снова скорее левый: некоторые даже называют Марко Мюллера стихийным анархистом и вспоминают о том, что "анархия — мать порядка". Если Мориц де Хаделн — швейцарский гражданин, следы происхождения которого искали чуть ли не в румынском замке графа Дракулы, то не меньше легенд окружает Марко Мюллера. В нем течет немецкая, итальянская, а по некоторым сведениям, и бразильская индейская кровь. Он убежденный космополит, говорящий чуть ли не на всех языках, включая редкие китайские диалекты. В его послужном списке — руководство фестивалями в Пезаро (Италия), Роттердаме (Голландия) и Локарно (Швейцария). Последнему он посвятил десять лет своей жизни, пытаясь сделать серьезным конкурентом Венецианского.
Совершенно неожиданно господин Мюллер в 2000 году оставил фестивальную карьеру и переквалифицировался в продюсеры. Хорошо знавшим его уже тогда этот шаг не внушил доверия: все воспринимали его прежде всего в образе чрезвычайно амбициозного фестивального директора. Невозможно забыть его стоявшим на огромной открытой сцене десятитысячного зала на пьяцца Гранде в Локарно, когда он представлял свой очередной любимый фильм: измотанный бессонными ночами подготовки, этот человек выглядел почти бесплотным в своем интеллектуальном экстазе — то был чистый дух, почти отделившийся от тела. Когда я встречал Марко Мюллера позднее, в его продюсерской ипостаси, это был совсем другой человек — отяжелевший и словно утративший индивидуальность. Слухи о том, что возглавить именно Венецианский фестиваль — его давняя мечта, курсировали еще десять лет назад, и вот в Венеции — "эпоха Мюллера".
Вопрос: будет ли она долгой и разрешит ли долгоиграющий венецианский конфликт? Прежде всего это зависит от дипломатических качеств Марко Мюллера, которых у него не отнять. И все же две его предыдущие эпопеи (в Роттердаме и Локарно) оставили ощущение, что его нигде не воспринимали "своим среди чужих". В Италии помимо кровной и языковой принадлежности особенно ценится идеологическая общность. Но космополит Мюллер не вписан в местные политические реалии, что, в общем, минус, хотя на первом этапе может обернуться и преимуществом: политики так заигрались на венецианском пятачке, что сами себя запутали. В этой ситуации им важно иметь в качестве директора признанного авторитета и профессионала, каким Марко Мюллер бесспорно является.
Какие последствия принесет смена директора для российского кино — тоже можно только гадать. Мориц де Хаделн, начавший руководить Берлинским фестивалем в "эпоху стены", всегда прекрасно осознавал значение "восточного фактора". Он вместе со своим постоянным консультантом Хансом Шлегелем перенес этот фактор и в Венецию, где в прошлом году победило "Возвращение", а за год до этого вторым призом был награжден "Дом дураков". Марко Мюллер тоже увлекался российским кино, когда оно было модно, потом охладел и перенес свое внимание на любимый Китай и Иран. Правда, уходя из Локарно, он организовал напоследок великолепную ретроспективу "неизвестного советского кино".
Вывод, который можно сделать из фестивальных перетасовок, сводится к тому, что в них пока фигурирует одна и та же международная номенклатура. Новых имен почти не появляется, и когда турбуленции, начавшиеся в Берлине и резонансом откликнувшиеся в Венеции, достигнут Канна, кто знает, не увидим ли мы в числе лидеров, готовых сменить каннского старейшину Жиля Жакоба, того же Марко Мюллера? Или Морица де Хаделна? Хотя французы до сих пор ни разу не обращались к помощи варягов, но времена меняются.

Газета «Коммерсантъ» №41 от 06.03.2004, стр. 8

От перестановки кадров фильмы не меняются