Дата
Автор
Скрыт
Сохранённая копия
Original Material

Максим Момот. Агитпроп в зубах навяз

Агитпроп в зубах навяз
Максим Момот

Дата публикации: 5 Апреля 2004

В пятницу Глеб Павловский , президент Фонда эффективной политики, прочитал в Высшей школе экономики публичную лекцию, посвященную состоянию и перспективам развития российских политических СМИ. Он был довольно откровенен и резок в оценках сложившейся ситуации.

Обращаясь к аудитории, состоявшей главным образом из студентов журналистского и политологического отделений, Глеб Павловский отметил, что политическая журналистика в России переживает кризис и неизвестно, чем она станет через пять лет. "Нам не нужны гадалки, нам нужны прогнозы , - сказал президент ФЭП, - но мы не можем получить прогнозов из нынешних политических СМИ" . Неуважение к фактам, по словам политолога, перекочевало из советской журналистики в современную российскую, и главной причиной такого положения дел стала колоссальная коррупция, поразившая отечественные СМИ.

Наряду с ГАИ и таможенной службой политическую журналистику считают сегодня наиболее коррумпированной областью. ГАИ, например, является сейчас чем-то вроде структуры, продающей разовые лицензии на нарушение правил. Примерно тем же занимаются многие журналисты, искажая повестку дня, вводя в нее темы, которых в ней на самом деле нет.

Реклама в политических СМИ вытесняется заказными статьями и уходит в бульварные издания. Тиражи политической прессы занижены, поскольку теневое списание средств легче проводить в малотиражных СМИ. Все это обесцвечивает контент, журналист же выступает в необычном для себя качестве эксперта и делает безапелляционные заявления.

В современной российской политической прессе нет неангажированного отражения нескольких точек зрения. Если приводятся два мнения, то одно из них обязательно подается как неправильное. Происходит "нарастающая деградация политической журналистики" . Журналисты склонны принимать правила игры, отрабатывая задание собственника издания. Освещение общественно значимых проблем в такой ситуации перестает быть актуальным.

Из нашей прессы тяжело узнать, над чем действительно работают политики, "мы имеем дело со все более анонимным политическим процессом". С этим связано появление фигуры "говорливого политтехнолога - шута" , к коим причисляет себя и сам Павловский. Ему позволено говорить о вещах, считающихся маргинальными в прессе. В первой половине 90-х к таким темам, в частности, относился вопрос об источниках финансирования СМИ.

В конце 90-х практически закрытой темой стал страх, испытываемый политическим классом страны за свое будущее после ухода Ельцина. Те, кто угрожал Ельцину судьбой Чаушеску , "сами были отпетыми ворюгами" и больше всего боялись за собственное будущее после "грабиловки" 90-х.

Российские СМИ, к сожалению, наполнены сегодня не объяснениями, а обвинениями. Журналисты заняты в основном поиском "группы на ликвидацию", устранение которой якобы поможет решить какие-то вопросы.

На положение в российских СМИ влияет проблема "ветеранов 1991 года", так или иначе участвовавших в демократической революции и приватизации. Этот класс боится споров в своей среде и стремится перенаправить внимание общества на мнимые мишени.

Сегодняшние трудности исторически обусловлены. Привычка к подконтрольности осталась у российских журналистов с советских времен. Причем в СССР ситуация, на взгляд Глеба Павловского, была такова, что о существовании СМИ в ту пору вообще нельзя говорить. Их заменяла "система идейного обеспечения власти путем постоянного переобъяснения реальности" . Тоталитаризм и был системой такого переобъяснения реальности. Причем центральной фигурой в этом процессе были вовсе не КГБ и Политбюро, а советский журналист.

В 1970-80-е годы машина советского агитпропа уже приходила в упадок. В начале 80-х диссиденты не рассматривали ее в качестве конкурента. Вводя гласность , Горбачев реанимировал эту машину. Кадры, структура и система агитпропа в СССР, в отличие от Восточной Европы, сохранились. Советские коммунисты вообще не понесли какого-либо экономического ущерба. Это тоже отличает их от восточноевропейских коллег.

Сохранив монополию и нетерпимость к конкурентам, СМИ с 1991 года стали придерживаться негласного табу - коммунисты не допускаются к контролю над электронными СМИ. Государство приветствовало такой подход.

Многие утвердившиеся в российской политике понятия непосредственно связаны с ситуацией в СМИ. Например, "демократы" изначально - это люди, имевшие преимущества в доступе к печати и телеэкранам с перестройки до середины 90-х годов. Друг друга они называли демократами, эта кличка за ними и закрепилась.

Павловский выделяет три слоя в российской политической журналистике. К первому относится производство и продажа заказанных собственником "картинок" и текстов и продвижение их на рынок. Этот процесс не зависит от спроса. Данный сектор предпочитает договариваться с исполнительной властью для страхования рисков. Частные спонсоры часто находятся в коалиции с государственными.

Небольшой сектор составляют, как определил их эксперт, "контрас" , стремящиеся создать контрмашину, зависящую от эмиграции вроде Березовского , Гусинского и Невзлина . Этот сектор свободен от внутренних рисков, но незначителен по масштабам.

Третий сектор российской политической журналистики составляют "неконтролируемые коммуникации" , в том числе не контролируемые рекламным рынком. Последний стремится снизить число рекламных носителей для их более эффективного контроля. Этот сектор растет, но он обескровлен недостатком финансовых средств. В городах России, где сектор управляемых коммуникаций слаб в качестве машины агитации и пропаганды, местные заинтересованные группы ищут контакт с третьим сектором. Интернет также входит в эту неконтролируемую зону, но пока он представляет из себя лишь "милую свалку" .

Главные деньги, по мнению Глеба Павловского, СМИ должны искать не у спонсора, а у аудитории и рекламодателя. В противном случае российскую политическую журналистику ждет печальная участь.