Уважать себя заставил

Сначала москвичам дали понять, что они лишние, и настойчиво рекомендовали им на День Победы уехать из Москвы. Предупредили, что в центр будут пускать только по прописке. А потом, посчитав принятые меры недостаточными, за несколько дней до юбилея, когда планы на майские праздники уже были составлены, постановлением правительства перенесли выходной с 14 мая на 10-е. Чтобы еще раз отвадить людей от города и не мешать президенту принимать высоких гостей. «Если бы у меня было больше денег и времени, я бы подала в суд»,—возмущается 38-летний столичный менеджер Екатерина Строева. Из-за переноса выходного у нее сорвалась поездка на Селигер: «Пусть небольшой, но отпуск». Москва напомнила олимпийскую Москву 80-го года, когда столицу закрыли, пьяниц и проституток выдворили за 101-й километр, а большинство детей отправили в пионерские лагеря.

«Гражданочка, сюда нельзя!—над почти пустыми коридорами метро «Китай-город» разносится зычный голос милиционера.—Ну нельзя сюда, говорю! Извиняйте! Праздник у нас тут небольшой, понимаете? Шестидесятилетие Победы». Хотя праздник получился отнюдь не маленький. Но—для небольшого числа людей. Это, конечно, здорово, что все к нам приехали и мы в центре событий, соглашается Владимир. Ему 62 года, отец погиб на войне. Но если к вам едут гости, это разве значит, что родственников надо отправлять на дачу? За первым кольцом оцепления в районе «Китай-города» непривычно пусто. Будто в Москве эпидемия и все умерли. Или что вот весь город—это никакой не город, а огромный павильон «Мосфильма».

Президенту эти гигантские декорации подошли. В Кремле рапортуют, что Юбилей провели без сбоев, и политическая повестка выполнена. Трибуны на Красной площади, заполненные главами ведущих стран мира,—личный успех Владимира Путина. Несмотря на крепнущий конфликт с Западом, Путин доказал, что может собрать в Москве очень солидную публику. Что к нему—приедут. «Сам этот факт—достижение, большой плюс»,—говорит директор Московского центра Карнеги Эндрю Качинс. Удалось также напомнить миру, что СССР и Россия, его преемница, были главным героем Второй мировой. А из одного этого факта вроде как автоматически следует, что Россия—мировая держава, была, есть и будет. Все газеты мира написали простую, но для очень многих новую вещь, объясняет председатель Совета по внешней и оборонной политике Сергей Караганов, что три четверти немецких солдат погибли на русском фронте, и за это мы заплатили 27 миллионов жизней: «Играем тем, что есть».

А есть, еще остались, ветераны. Тем, кто не попал в официальные списки, не повезло. Александр Ростин, с медалью за оборону Сталинграда, кипит от гнева, говорит, что это позор, впервые за 60 лет ему испортили праздник, и он так и не нашел своих однополчан, они из Владивостока специально ехали. И никуда не сунешься—тут милиция не пускает, тут молодежь выпивает. Теперь ему стыдно за президента Путина, а он дважды за него голосовал. Надо было прорываться к Большому театру, Парку культуры или к Белорусскому вокзалу, островкам ветеранской жизни, может быть, кого-нибудь бы да нашел. У Большого театра пели и танцевали, пили фронтовые сто грамм. Василий Корнеев—грудь в орденах, «гвардии танцовщик», ушел на фронт из хореографического училища, был заряжающим в танке—парадом пренебрег, хоть и звали: «Ну вот я на параде в честь 50-летия был. И что? Нас в шесть утра поднимали, на репетиции везли. Другие потом шли гулять, а я—домой, отсыпаться. В этом году побоялся, сердце у меня слабое». Горел под Каунасом. Говорит, что в Литве, Эстонии, Латвии у него остались друзья, и уверен, что в этих странах вклад русских в Победу очень ценят. «Ну а что президенты не приехали—так это ж политика!»

Вроде бы отказ президентов Литвы и Эстонии—а вместе с ними, хотя и по другой формальной причине, Михаила Саакашвили—приехать в Москву поставил в неловкое положение прежде всего их самих: все же явились, даже Виктор Ющенко в последний момент передумал. Тони Блэру, например, влетело от своей же британской прессы, что он не прилетел, сославшись на занятость с формированием кабинета. Мир исходил из того, что на московском празднике надо быть. Но именно прибалтийская проблема смазала торжественность момента и в итоге разрушила иллюзию международной солидарности с Москвой. Мировые телеканалы в прямых репортажах с Красной площади обсуждали в основном пакт Молотова–Риббентропа и что Россия, отказываясь извиниться перед Восточной Европой и Прибалтикой, так и не простилась со своим сталинским имперским прошлым и вообще все больше похожа на СССР, а диалог с ней—на холодную войну.

Демонстративный визит Джорджа Буша в Ригу накануне московских торжеств (а сразу после—в Тбилиси), где он прямо говорил об оккупации, стал серьезным дипломатическим ударом. Вступившая в ЕС Прибалтика для США—«витрина экспорта революций» на постсоветском пространстве, поясняет политолог Алексей Макаркин, и именно территория СНГ составляет сегодня поле сражения России с Западом. Спор о сроках вывода российских военных баз в Грузии мгновенно стал источником кризиса, и Дума уже потребовала объявить Грузии бойкот, если эти базы будут поставлены вне закона. Оживление и на белорусском фронте. Вашингтон, последовательно усиливая критику российских порядков, послал Москве четкий сигнал, что тоталитарный Минск поддерживать нельзя, утверждает Качинс. И Александр Лукашенко, который накануне парада был в Москве, пропустил его и 8 мая вернулся в Минск. Оба сопутствовавших Юбилею саммита закончились ничем. На саммите СНГ пришлось фактически констатировать его гибель, а практически безрезультатный саммит Россия–ЕС, по словам Сергея Караганова, просто на время прикрыл кризис российско-европейских отношений. Наконец, сразу после парада и саммитов директор ФСБ Николай Патрушев подняв новый скандал, обвинив американские неправительственные организации в шпионаже на российской территории, а американский же Международный республиканский институт—в подготовке и финансировании белорусской революции.

Сорвался и Владимир Путин. На вопрос эстонской журналистки, почему же все-таки так сложно сказать «простите» за годы послевоенной оккупации, он передразнил—по версии Кремля «утрировал»—ее эстонский акцент. И отказал ей под предлогом, что 1989 г. Съезд народных депутатов уже осудил пакт Молотова–Риббентропа, и—достаточно, Москва не намерена извиняться каждый год. Так почему же так сложно все-таки сказать «простите»? А ведь отличный был шанс, сетует Эндрю Качинс: чем российский президент, в сущности, рисковал? И юбилей Победы, который должен был подтвердить центральное место России в мире, Россию от остального мира в итоге снова отделил. Хотя вроде бы все присутствовали. К длинному ряду уже дежурных претензий Запада—война в Чечне, авторитаризм, давление на СМИ, коррупция, дело ЮКОСа и пр.—добавились Сталин и Война. Сталин и Война, к которым у официальной доктрины сегодня неудобных вопросов нет. Победили—и все. Соответствующим образом и отмечаем—с помпой.

Зрелище и стилизация удались, хотя многие ветераны сетовали, что выехавшие на парад полуторки не те, на которых они воевали, не было таких в войну! Вечером начался концерт. Раскаты «Священной войны» в тишине пустого города разносились далеко за пределы Красной площади. Так, что не получалось идти не в такт. В Ветошный переулок, туда, где четвертая линия ГУМа, один за другим—десятки, сотни—выходили с концерта солдаты в форме образца 41-го, с вещмешками, с правдоподобно уставшими лицами. Ни слова не говоря, они текли и текли в переулок, пока не образовали толпу и не возникло ощущение, что ГУМ—это никакой не магазин вовсе, а мобилизационный пункт, и прямо отсюда солдаты в самом деле уйдут на фронт. Такое отреставрированное помпезное действо, копирующее брежневские юбилеи и напоминающее о советской мощи, судя по всему, понравилось почти всем. Официальная линия вполне совпадает с представлениями большинства о Победе, которая для российской нации осталась единственным опорным символом.

Одна на всех. Центральное событие всей российской истории, основное свидетельство, что мы есть и сами себя достойны. Значимость Войны для людей растет, говорит социолог Лев Гудков из Левада-центра, и эта Война сводится к Победе, которая оправдывает все тяготы и несчастья, выпавшие России в ХХ веке. Они были не просто так, они были нужны. После Победы снова начались аресты и расстрелы, вспоминает писатель-фронтовик Григорий Бакланов, но кому сегодня это важно? Или позорнейшая история наших пленных, записанных в предатели? И как вообще, не понимает писатель, можно устраивать торжества, «пока в Воронежской области в мешках стоят кости солдат и нет денег похоронить их»? Но других, кроме державных, стиля и языка у сегодняшней России просто нет, констатирует коллега Гудкова Борис Дубин, и этот язык не знает извинительных или просто теплых слов и той самой «окопной правды». Этот стиль и язык не помнят, что Сталин парады не проводил, опасаясь тех самых ветеранов—слишком многое видели, особенно те, кто пережил первые полтора года, целую жизнь прожили,—а Брежнев укоренил победные парады, чтобы с их помощью утвердиться самому. А теперь Владимир Путин теми же представлениями пытается укрепить пошатнувшийся международный престиж страны и заодно свой собственный.

Так что же это—наш парад Победы? Реставрация тех самых 80-х? Ведь на самом деле и юбилейный парад, стилизация под старину, был выстроен по канонам современных зрелищ. А государственное агентство РИА «Новости» и вовсе предложило всем украсить себя георгиевскими ленточками и даже организовало их поставку на бензоколонки и в центры мобильной связи. Антенные ленточки—это теперь модно, после Киева, где с лета прошлого года на каждой машине развевалась оранжевая полоска. В Москве Киева не получилось—в среднем, если посмотреть, одна-две ленточки на двор. Вроде и возврат в прошлое, этот знакомый запах уже когда-то прожитой эпохи, а вроде бы и нет. Это как небоскреб «Триумф-Палас» в московском районе Сокола, отмечает культуролог из Лос-Анджелеса Владимир Паперный, издали—типичная сталинская высотка, а внутри все другое, и люди в нем совсем другие живут. Но высотка—сталинская. Восстанавливаем, по определению Бориса Дубина, вторичные половые признаки державы. По причине, видимо, окончательной утраты признаков первичных.

С концерта на Красной площади выбежала часть сценки «Выпускной вечер»—стайка девочек в ситцевых платьицах, с цветущими веточками в руках. При ближайшем рассмотрении оказались искусственными, а девочки—будущими фармацевтами. «Мы из московского фармучилища, все—с первого курса,—наперебой рассказывали Жанна, Рамиля, Настя и Сильва.—Мы в концерте участвовали, а куда теперь идти—не знаем. Там, в ГУМе, есть комнатка, где мы переодевались, а нас туда сейчас не пускают, бегаем вот, ищем вход». Участвовать в концерте им понравилось, только они, к сожалению, ничего не успели разглядеть, так как очень нервничали, как пробежать под музыку и не сбиться с ритма. За девушками—спортивные юноши, все в белом, строевым шагом четко идут колонной.

—Вы ведь с концерта?

—Да, мы флаги несли,—отвечает знаменосец Вадим Кошаев.

—И как ощущения?

—А нам не в первый раз! Мы в параде 12 июня прошлым летом уже участвовали!

Парад в День России, тоже в советском стиле, с дефиле республик и областей, в прошлом году проводили в первый раз. Как новый праздник конца русской смуты, который мы отметим 4 ноября.

— Так вы уже опытные? А откуда вы вообще?

—Мы все—из академии Жуковского, второкурсники.

—Ну, вы ощутили торжественность момента?

—А то,—почти хором,—ощутили! Очень большая торжественность!