КАК ГОГОЛЬ-МОГОЛЬ ПРЕВРАТИТЬ В ЦЫПЛЕНКА

УКРАИНА

Сало и апельсиныНехорошо смеяться над революцией, как ни крути, а историческая драма. Пусть апельсиновая. Помаранчевая по-местному. Но, с другой стороны, как объяснил нам один киевский интеллектуал, лучезарный Дима Д., оранжевый цвет...

Сало и апельсины

Нехорошо смеяться над революцией, как ни крути, а историческая драма. Пусть апельсиновая. Помаранчевая по-местному. Но, с другой стороны, как объяснил нам один киевский интеллектуал, лучезарный Дима Д., оранжевый цвет восходит к временам мистерий и балаганов и предполагает некую игру… Какую вот, интересно бы знать? Я прямодушно попросила Диму как знатока, во-первых, традиций, во-вторых, честного адепта нового украинского режима и, в-третьих, вообще аналитика плюс коренного киевлянина: не могли бы, мол, вы погулять со мной вечером у Мариинского дворца со своими комментариями? Дима шире обычного улыбнулся и сказал: «Неожиданное предложение!». И немедленно исчез.

Больше я его не видела даже на фестивале документального кино «Контакт», который в эти дни творился в Киеве вполне незаметно, несмотря что международный и первый.

Сторонники Ющенко, как правило, к Мариинскому дворцу не ходят. Там, в сквере на задах изумительного барочного строения (официальной резиденции официального президента), до сих пор раскинулся широко, как Днепр, палаточный городок оппозиции. Пришлось мне, пропустив дневную программу последнего дня фестиваля, куда я, в сущности, и приехала, двинуться туда одной. И можно было никого своими сомнительными приглашениями не беспокоить. Полный порядок, размеченные полосатыми ленточками «улицы»: «За Януковича!», «Партия народной справедливости», «С Россией — навсегда!», «Наш лидер — Мороз, социалисты с народом!». И все такое. Очень много пожилых женщин. В этот день они пришли сюда с Майдана (митинг против цен). Цены растут. Доллар падает. Все просто. Сдавайте, граждане, валюту, укрепляем гривню, а там видно будет.

В первый день приезда в пункте обмена мне давали за тысячу рублей 180 гривней, на следующий день — 170, еще через день — 165. Неплохо, пани премьер! Джульетта с косой вокруг умненькой головки рекламирует в глянцевом журнале наряды и ювелирку от стабильных фирм стабильных демократий, доллары потихоньку стекаются в казну, кило мяса («яловичина») — 30 гривней, при Януковиче год назад — 14. (Популистский аргумент. Стыдитесь, коллега.) Да? А особый цинизм двадцати гривней за сало против прошлогодних одиннадцати?

Днем раньше гремел митинг напротив опять же Майдана, на Крещатике — в защиту уволенного главного режиссера русской драмы Резниковича (министру культуры Оксане Билозир, куме президента, в ее эстрадном прошлом небось и не снились трехчасовые вызовы, но выйти кума постеснялась). В Мариинском сквере говорят: начались репрессии против русских — в Ивано-Франковске школьникам приказано доносить в дирекцию на товарищей, говорящих по-русски, причем даже в нормативных рамках. В правительстве Ющенко составляются черные списки на посадку: всем, кто не «помаранчевый», светят сроки или изгнание с постов. В этих списках уже (так говорят оппозиционерки в сквере) до полутора тысяч имен. Говорят, они даже опубликованы. Где? В оппозиционной газете. При Кучме, говорят, оппозиционных газет было четыреста, сейчас одна, называется «2000». Проверила. Есть газеты и на русском, никаких списков нигде не опубликовано. Не верить? Не буду. Хотя в Донецке губернатора Бориса Колесникова правда сняли. И русский режиссер русской драмы… А с другой стороны — если у вас оранжевый террор, как объяснить существование самого городка оппозиции?

Ага! А суд? Мы по суду всего добьемся — как они добились, хотя их суд был сплошь балаган (апельсиновый, оранжевый, карнавальный), и мы не признаем этот суд и этого президента с его шайкой. А знаете, вот говорят, его отравили. А никто и не травил. Потому что если бы травили — то уж небось доихалы бы, дожали до точки. А? А он, Витя, он ведь омолаживание делал, ботакс колол, а организм отторг, аллергия, это я вам как врач говорю. Да зачем ему, женщины дорогие, омолаживание? Он же красавец был, чистый Редфорд! Но не слушает меня оппозиция. Хотел, говорят, вечной красоты и молодости, шоб бабы падали!

Духовка

В общем, хорошо, что Дима Д. со мной не пошел. Он ученый пан, а ну как не выдержал бы мракобесия, в драку бы полез, а там парни плечистые — это кроме милых дам. Один, в кожанке, отозвал меня в сторонку и, странно двигая челюстью, велел никого не слушать, а слушать его, потому что бабы болбочут невесть чего, вопят, как куры на насесте, а он здесь старший. И выложил мне буквально весь вышеописанный компромат, правда, сдержанно и челюстью все так же поигрывая. «Так ваша-то позиция какая, пан?». «А така, — тихо сказал мощный пан. — Юшчэнко — це американская шельма, и мы яго сымем, но лэгитимно, а не так, глоткой, як вин сам прийшов».

Рядом топтался персонаж явно не из этой оперы композитора Майбороды «Наталка-Полтавка». Такой Паганель с голубыми, немножко безумными глазами, в штормовке и с полиэтиленовым пакетом, набитым бумагами. Он дождался, когда я выйду из кольца оппозиции, и поплелся за мной. Это был, вот несчастье, экстрасенс. «Я сюда хожу каждый день сбрасывать черную энергию. В городе столько темных людей, такая энергетика тяжелая, я умираю. А сюда прихожу, здесь светло, я тут заземляюся. Вы очень светлый человек. Я прямо отойти не мог, какая энергия. Люди деньги должны платить, чтоб рядом с вами стоять». (Вот это было бы неплохо. Я приосанилась, но, как оказалось, преждевременно.) Изложив подробно, как он ищет золото с помощью рамок (главным образом они приводят его в места наиболее интенсивных строек, все пытался всучить мне какие-то карты), Игорь вдруг доверительно сообщил: «А знаете, кто у нас в Киеве самый светлый человек в плане энергетики? Председатель КГБ».

...А давеча мимо церкви проезжали, с иголочки такая церковка, беленькая с золотцем, как пасхальное яичко. Построена на деньги Петра Порошенко, председателя Совета безопасности (тоже, разумеется, какого-то правительственного кума), в память о его отце Михайле. («Ой, Порошенко? Дак батя его — це вор у законе, ясно вам? У законе!») Не знаю, не знаю, все равно мне нравится, когда родителей чтут.

Александр Роднянский, генеральный директор фестиваля «Контакт» (тот гениальный продюсер, которому Рудинштейн продал «Кинотавр»), сам документалист и владелец крупнейшего украинского телеканала «1+1», учредил в память своей мамы, знаменитого киноведа и педагога Ларисы Роднянской, не только фестиваль, но и благотворительный фонд. Разве плохо?

Я никого ни с кем не сравниваю, а все ж приятно, когда богатый человек отдает деньги на богоугодное дело, а не проигрывает по лимону за ночь в казино «Мазепа». Только вот когда крупная массмедийная фигура — при деньгах, они же бабки, — это понятно. На то и олигарх. Согласен, Леша (под этим именем Александр Роднянский известен в мире)? А вот когда председатель Совета безопасности, госчиновник… Ах, дуют, дуют в уши злые языки в палаточном городе солнца, что игорный бизнес, мол, заводы-пароходы да еще чего похуже — нет и нет! И слушать не буду! Церковь — есть. Видела. А насчет прочего знать не знаю и знать не хочу, потому что «уряд народноi довiри», и пусть сало 20 гривней, а бензин три — это временные трудности, это революция, что мы, не понимаем? Временные трудности — это наша народная религия и священные правила игры, придуманные на досуге ангелами революции.

Рождение символов

Фестиваль выделил гостям телевизионный микроавтобус с логотипом «1+1» на борту. Аккурат на углу Крещатика и Майдана, где мы вылезли нюхнуть воздуха свободы, к транспорту метнулась большая киевская тетка: «Це какой один-один? Це шо по телевизору? Гарно. Вы шо кажете? Вы народу про ворах покажьте, яко уси воруют!». Это не к нам, отмахнулась принимающая сторона. «А про каких воров, про каких?» — заволновались гости. «Про каких. Да все про тех же…» — принимающая сторона послала гостям некий зоркий взгляд поверх очков, и борт «1+1» рванул вверх по Крещатику, к могиле двух белогвардейских мальчиков, которую в городе уважали и уважают при всех режимах, а тут кто-то буквально за ночь возвел над ней красную фанерную колонну. Что она, как говорил один мой грузинский друг, символирует, никто не знает, но раз поставили — пусть стоит.

Эта красная уродина над святым и легендарным местом — у подножия «Аскольдовой могилы», в моросящей зеленой пелене, где тысячу лет сохнет и никак не высохнет наша первая крестильная рубашка, — как бы знак общей дешевки, со всеми сплетнями, революционными цацками, колдунами и малограмотными, несомненно, нечистыми на руку министрами, — всем, что катит обязательным прицепом к прекрасным бело-сине-красным или оранжевым порывам. Я верю экстрасенсу Игорю, что все три дня и три ночи на Майдане толпа излучала такой мощный свет, что туда можно было приходить питаться (ну примерно, как стоять рядом со мной).

Нынче Майдан — настоящее чрево города. В буквальном смысле тоже: жизнь ушла под землю, в переходы, которыми изрезана площадь вдоль и поперек. Снаружи под дождем бомжи и старушки собирают по урнам урожай бутылок, посеянный подростками, неотрывно сосущими из темных горлышек под надрывные песни про девчонок и зону, про родину, на которой никто не ждет, да и ждать некого… Маленький калека, рот до ушей, быстро ковыляет по кругу, собирает гонорар.

В крошечном закуте перехода — оранжевые майки, портреты Ющенко и Тимошенко, брелоки, игральные карты, брошюрки, кружки: «Так!», «Нас багато, нас не подолаты!». Вывеска: «Магазин-музей помаранчевой революции». «Почему, — спрашиваю двоих за микроскопическим прилавком, — музей?». «А шоб вы бесплатно смотрели и не задавали глупых вопросов, скильки стоит». Ребята совсем молоденькие, службу несут весело. Ваше счастье, говорят, что вы нас нашли, в Киеве мы одни такие (ровно наискосок точно такая же точка). А почему везде «Так!»? Это что значит — «Да!»? «Не, — говорит один, — это не просто «Да!» По-гречески «так!» — значит вроде как «победа». — «А вот, к примеру, кружечка с этим «Так!» почем?» — «20 гривней, будете брать?» — «Допустим. А дисконт?» — «Не, хозяин не велит». Две гипсовые отливки — бюсты Ющенко, крашенные серебрянкой и черной масляной краской. «А это?» — «О, то дорого, ручная работа. Сотка. Ющенко хорошо идет. Юля? Та не, похуже».

Вдруг коробейники засуетились: «Твою мать, враги!». Лениво подволоклись двое усатых в небывало замызганных куртках, с сумками на колесах. Ребята быстро скомкали бумажки с портретами Богдана Хмельницкого, сунули без звука в никогда не мытые ладони. «Мало, билят». Добавили. «Хорошо». Рэкет растворился. Юля безмятежно улыбалась. «Вiрю! Знаю! Можемо! Так! Ющенко! Помаранчева революцiя» — эхо Майдана, 20 гривней, беру за 18.

Отец Сергий

Воскресенская церковь на Печерской построена триста лет назад, пережила вместе со страной все, что следует храму в этой стране, возвращена верующим и теперь известна интуристам как памятник жертвам афганской войны. Настоятелем там отец Сергий, поп веселый и скрытный. «Вам не я нужен, — говорит, — а другой отец Сергий, харьковский. Вот он сам «афганец», а мы наших «афганцев» только на пасху и видим. Памятник перед храмом? Нет, это не мы. Нам бы самим день простоять да ночь продержаться. Вот ты, поди сюда, — зовет служку. — Сколько получаешь?». «Десять долларов», — шепчет прозрачный юноша. «Ну а я, — отец Сергий радостно смеется, — я поболе. Раз в шесть. Тут у нас всем командует совет матерей, они инвалидов подкармливают, тусуются вообще. А моя, как вы говорите, деятельность — она вона куда направлена. — Отец Сергий указал толстым коротким пальцем в самую середку купола, откуда смотрел на нас строгим, но справедливым оком Тот, Кто воскрес из мертвых задолго до Афгана, каковому событию и посвящен собственно храм. — И боле никуда».

Раньше до Воскресенского храма никому дела не было. Жили спокойно, рядом — Лавра, хор — из лучших, гордость Сергия, прихожан всех в лицо знал. А потом кто-то придумал этот памятник — и пошли делегации. Из «афганцев» о. Сергий знаком с одним, самым главным — с тезкой, энергичным инвалидом Сергеем Васильевичем Червонописским. Когда Ющенко отменил парад ветеранов, а вместо того повелел накрыть 9 Мая вдоль Крещатика столы, чтоб собрать за ними всех в знак примирения, Червонописский пришел к отцу Сергию: «Ты сядешь за этот стол с «СС Галичина»? Я — нет». И Сергий легко отпустил ему грех сквернословия.

Ющенко тоже приходил. В глазах слезы, часто плачет, задушевный человек. Денег не дает никогда. Да Сергий и не просит. Пусть приходят, не жалко, на то он и пастырь — всех любить и прощать. «Да только как их любить, а? — скалит зубы в разбойничьей улыбке настоятель. — Особенно этого, диджея революции, слоганы все придумывает: нас не подолаты, бо мы поцоваты!»

Пан Томенко, что ли? Вице-премьер по культуре? Это который распорядился бездомных собак в городе перестрелять? И котов вчера душили-душили…

В чистый четверг, когда во всех храмах, в том числе и Воскресенском, шла предпасхальная служба, «афганцы» совместно с Партией социалистов (председатель товарищ Мороз) торжественно открыли автопробег по Украине в честь 60-летия Победы. «Вот наш будущий президент», — кивнул один из ветеранов в сторону седого, как лунь, коренастого человека, произносящего у подножия непомерной Родины-матери речь, уносимую с холма в город тугим ветром.

Фестиваль

Его открывал Виктор Ющенко. Плакал, всех обнимал. Я надеялась, что апельсиновая каша, заваренная на Майдане, выстроится волшебным образом в структуру, и это будет неповторимый художественный документ. Как фильмы Подниекса. Как фильмы киевского мастера Феликса Соболева. Как кино Аркадия Рудермана о Белоруссии и Таджикистане. Но они все умерли.

Оппозиционных фильмов не было. Частевка «Два цвета» (глухой муж и слепая жена по разные стороны баррикад) могла бы оказаться самым интересным — но с конкурса сняли. Говорят, по техническим причинам — CD там чего-то или, наоборот, DVD, в общем, не тот носитель.

«Украинский выбор» Руслана Гончарова — откровенная оранжевая песня, обаяшка-президент рассказывает с трибуны, как приходит домой, а три его маленькие дочки маршируют и скандируют: «Нас богато, нас не подолаты!». Или в Донецке чудовищная харя, еще и снятая «рыбьим глазом», орет косым ртом за Януковича: «Пусть бандит, зато наш бандит!» Конечно. приз зрительских симпатий.

По-хорошему хулиганский дебют Владимира Дубровского «Выбор тьмы» — эпизоды революции, по времени совпавшие с праздником Хеллоуина, — здоровый юношеский цинизм, для которого — ничего святого: ни народных избранников, ни всколыхнувшегося национального самосознания, ни даже сала…

Возможно, это и есть правильный носитель, механизм, о котором Параджанов сочинил свою знаменитую байку.

P.S. История, рассказанная Сергеем Параджановым, арестованным в Киеве за слишком буквальное понимание свободы:

Бабушка бегает за мальчиком, на ходу сбивая яйцо в кружке: вот гоголь-моголь, покушай гоголь-моголь! Мальчик берет у нее кружку и начинает раскручивать в обратную сторону, против часовой стрелки. Гоголь-моголь превращается в яйцо, потом в цыпленка…