ГРАЖДАНЕ НАКАЗАЛИ ПОЛИТИКОВ

ИНОСТРАНИЯ

Ироничными аплодисментами встретили журналисты в Еврокомиссии весть о том, что сейм Латвии ратифицировал конституцию Евросоюза. Ирония в том, что собрались они наутро после референдума в Нидерландах, на котором голландцы вслед за...

Ироничными аплодисментами встретили журналисты в Еврокомиссии весть о том, что сейм Латвии ратифицировал конституцию Евросоюза. Ирония в том, что собрались они наутро после референдума в Нидерландах, на котором голландцы вслед за французами «прокатили» основной закон объединенной Европы, поставив под сомнение ее будущее. Какой смысл ратифицировать в других странах, если для вступления в силу нужна ратификация всех 25 членов союза?

Ответ на вопрос, почему граждане двух стран — основательниц ЕС — проголосовали именно так, более или менее ясен.

Во-первых, конституция стала козлом отпущения за накопившиеся внутренние экономические и политические грехи, которые не имеют к этому документу никакого отношения. В основном так было во Франции.

Во-вторых, налицо недовольство людей некоторыми последствиями европейской интеграции: стремительным расширением ЕС, введением евро, размыванием национальной идентичности. Это проявилось в Нидерландах. В рыбацкой деревне Рейсвейк, населенной католиками, более 90 процентов проголосовали против конституции, потому что в ней нет упоминания о Боге.

В-третьих, граждане просто выплеснули накопившуюся обиду на политическую элиту. Весь процесс послевоенной европейской интеграции был делом национальных правительств. Они не очень-то советовались со своими народами, но как-то умудрялись адекватно чувствовать их настроения.

С начала 90-х годов опросы стали показывать, что граждане слабее поддерживают строителей единой Европы, но элиты продолжали ваять ее по собственному усмотрению. С гражданами не советовались, когда вводили евро, прозрачные шенгенские границы, когда приглашали в союз целый десяток не богатых и не преуспевших в демократии восточных соседей, поддерживали или не поддерживали вторжение США в Ирак.

Вообще никогда ни о чем, относящемся к строительству Европы, граждан не спрашивали. На саммитах бились за компромиссы между собой и выдавали это за волю народов. И вдруг впервые спросили. И получили ответ сразу за все. Единая Европа, состоящая из демократических государств, поплатилась за дефицит демократии.

С точки зрения российской политической практики меня больше занимал другой вопрос, который, как оказалось, почти не интересовал европейских коллег. Зачем правительства поставили на всенародные опросы рожденный в муках и подписанный ими сложный юридический документ? Его могли бы на законных основаниях ратифицировать Национальное собрание Франции и парламент Нидерландов.

В Нидерландах не только правительство, но и 80 процентов парламентариев поддерживают конституцию ЕС. Ни там, ни там с самого начала не было полной уверенности, что широкая публика проголосует правильно. Где-то это было намерение укрепить свой пошатнувшийся авторитет внутри страны за счет европейского проекта, где-то действительно желание услышать голос народа.

Если Ширак сделал опасную ставку, объявив юридически обязывающий референдум, то голландские руководители заранее оговорили, что это только консультация с народом. В случае победы «нет» правительство в отставку не уйдет, а парламент будет ратифицировать конституцию, как захочет. Но основные фракции обещали учесть мнение избирателей, если явка будет не менее 30 процентов, а «за» или «против» проголосуют свыше 55 процентов. Пришли 65 процентов избирателей, а против проголосовали 62.

Шираку пришлось пожертвовать правительством и поклясться, что он будет отстаивать в Брюсселе «французскую социальную модель» в противовес «либеральной англосаксонской».

Голландским парламентариям, которые всецело за конституцию, придется выполнить обещание и сказать ей «нет». По закону — могли бы и не выполнять.

И последний вопрос, также интересный с точки зрения российской политической практики: «Как выйти из сложившейся ситуации с помощью опять же демократических процедур?».

Никто, кроме правых и левых маргиналов во Франции и Нидерландах, не против интеграции, не против сильной и единой Европы в условиях конкуренции с США и Китаем. Европейский союз не собирается умирать или распадаться подобно Советскому Союзу. Брюссельские канцелярии и Европарламент продолжают блюсти договоры, составляющие его правовую базу. Они более громоздкие и менее рациональные, чем проект конституции, но остаются в силе. Чиновники продолжают выполнять директивы саммитов. Евро качнулось под ударом политического кризиса, но не больше, чем качалось раньше, и никто не собирается возвращаться к франкам, гульденам и маркам.

В европейской истории это не первый и не последний кризис, но шагов назад в сумме было меньше, чем шагов вперед. Это кризис чрезмерно быстрого роста или системный кризис переходного периода. Гражданское общество подросло и, как капризный ребенок, делает гадости няньке, требуя, чтобы она с ним считалась.

Мой электронный почтовый ящик завален заявлениями неправительственных организаций. Большинство поддерживают конституцию ЕС и осуждают правящую бюрократию за высокомерие и самоуправство. Решению представительного Конвента, составившего проект конституции, должна была сопутствовать широкая и продолжительная дискуссия в гражданском обществе. Этого не было, политики понадеялись на себя, пишет вице-президент организации «Солидар» Йозеф Вайденхольцер.

Руководители Европейского совета, Еврокомиссии и Европарламента признали, что дискуссия во Франции и Нидерландах состоялась, была серьезной и дает пищу для размышлений. Они призвали государственных лидеров не делать поспешных заявлений и не принимать односторонних решений до саммита ЕС, который состоится 16—17 июня в Брюсселе. Там главы государств и правительств, которые подписали конституционный договор и несут за него политическую ответственность, должны вместе подумать о контракте с гражданским обществом.

А пока гуляют варианты.

Можно продолжить процесс ратификации, как будто ничего не произошло. В большинстве оставшихся 13 стран — парламентским голосованием, а в Люксембурге, Великобритании, Дании, Португалии, Чехии и Польше — скорее всего, референдумами. Параллельно укрепить контакт с гражданским обществом, снять «красные тряпки» типа ультралиберальной «директивы Болкестейна» и посмотреть на результат. Все страны должны высказаться. Французы с голландцами не решают за поляков и датчан. Такой вариант предпочитают европейские институты.

Можно включить самые необходимые положения конституции (о президенте, министре иностранных дел ЕС и т.п) в действующие договора. Они хуже проекта конституции, но позволяют такие поправки.

Можно подождать, пока не улягутся страсти, и провести повторные референдумы в странах-отказницах, внеся косметические изменения в основной закон. Можно вообще отказаться от референдумов и голосовать только в парламентах, но теперь это политически сложно.

Какую роль могут сыграть политтехнологии в достижении желаемого результата? Этот вопрос я задал заместителю председателя Европейской комиссии Маргот Вальстрем, которая отвечает за связи между институтами ЕС и между европейской властью и общественностью.

— Я не знаю этого. Пока не знаю, — сказала она, судя по выражению лица, пытаясь понять, что я имею в виду. — Сначала мы должны сделать подробный анализ причин, по которым люди голосовали «против» или «за». Выяснить, что оказало на них определяющее влияние, какие меры были бы эффективны.

У госпожи Вальстрем — трудная задача. Куда уж больше пиара, если буклеты по всем аспектам деятельности ЕС издаются сотнями тысяч экземпляров, а руководящие институты ЕС в Брюсселе ежедневно полны делегациями гостей — от школьников до бизнесменов. Телевидение «Евроньюс» 24 часа в сутки и семь дней в неделю рассказывает о Евросоюзе. Но и этого мало. Европейцы предпочитают сомневаться.

— Речь идет не столько о пиаре. Продать можно только то, что имеет содержание, что люди готовы купить. Это вопрос времени. Демократия вообще требует времени. Для начала главы государств и правительств на саммите должны ясно показать, что всерьез приняли сигнал французского и голландского референдумов и учли его, что уважают гражданское общество и готовы с ним считаться.

От редакции

Наш коллега Александр Минеев пребывает на европейской чужбине уже много лет. И это сыграло с ним злую шутку. Когда мы попросили его объяснить российскому читателю, как во Франции и Нидерландах в ходе референдумов использовался административный ресурс, почему там не пошли по пути приписки нескольких процентов в пользу сторонников евроконституции, а также почему накануне голосований по телеканалам не показывали исключительно граждан с плакатами «Да!», он редакционного задания просто не понял. Как-то не смог, исходя из сложившейся в Европе политической практики, осознать суть вопроса, точно так же, как западный бизнесмен далеко не сразу понимает емкое слово «откат». Потому читатели ничего об этом так узнать и не смогли. За что мы перед ними за нашего нерадивого коллегу и извиняемся.