РОДИНА В СОБСТВЕННОМ СОКУ

СТРАНА УГОЛКОВ

Местная «смета»:«Лучшие» березы дают по 120 литров сока за неделю.Трехлитровую банку напитка реально продать за 40 рублей.Тысяча банок — это 3 тонны сырья.100 деревьев дают четыре тонны.Кроме сока, местное население зарабатывает на моркови...

Местная «смета»:

«Лучшие» березы дают по 120 литров сока за неделю.

Трехлитровую банку напитка реально продать за 40 рублей.

Тысяча банок — это 3 тонны сырья.

100 деревьев дают четыре тонны.

Кроме сока, местное население зарабатывает на моркови и луке. Но кило морковки можно продать за 4 рубля. Лук — по 3,50.

Свинью держать тоже не очень выгодно: за год она съедает тонну фуража — это 3 тысячи рублей, а тушу можно сдать за 4000.

Местные лесники и сторожа получают 800 рублей. Женщины, сажающие деревья (эта профессия называется «лесокультурница»), — 1500.

Тайны Вшивой лужи

Самое «сочное» в саратовских лесах место называется Вшивая лужа (что возле села Черкасское Вольского района). «Видите зеленое пятно посреди рощи? Там, в траве, даже самым жарким летом остается озерцо — такое маленькое, что только воши в нем купаться», — смеется директор Черкасского лесхоза Александр Никитин. «Хозяином леса» в этих местах он служит больше четверти века и хвалится своими сокровищами, не умолкая. Слева, например, гора Холерка. Назвали ее так потому, что при царе здесь хоронили больных лошадей. Справа — гора Видим. Прищурившись, Александр Юрьевич сообщает, что на вершине имеется клад. В Гражданскую через вольскую глушь шли белогвардейцы. Погоня настигала, и офицеры схоронили золото до лучших времен. Под вековой сосной. На песчаном бугре. Никитин смотрит на корреспондента искоса. Но никакими сундуками меня с пути не собьешь — впереди уже блестят фляги с искомым соком.

Березы на Вшивой луже растут необъятные, в черных конопатинах и мохнатых «бородавках». Именно этот возраст (50–60 лет) и сорт (так и называется — «бородавчатый») лучше всего подходят для сбора сока. Под деревьями стоят 7 фляг, в какие обычно наливают на фермах молоко. Прямо в ствол воткнуты железные желобки. Сок бежит плотной струйкой. За ночь набирается двухлитровая бутылка. Лучшие экземпляры дают по 120 литров за неделю. «Вреда дереву от этого нет — оно делится лишним», — машет рукой Никитин. Сок во флягах разный: в одних — красноватый, в других — прозрачный (он ценится выше).

— Очень полезная штука при желудочных заболеваниях. Но хранится недолго, дней десять в холодильнике. Можно законсервировать, если добавить лимонную кислоту и сахар. Можно сделать квас: бросить черный хлеб и дрожжи. Фирменное блюдо в Черкасском — березовая окрошка, — рассказывает Александр Юрьевич.

Ради любопытства директор подбил березовую калькуляцию. Банку сока реально продать рублей за сорок. Тысяча банок — это три тонны сырья. 100 деревьев дают целых четыре. Никаких накладных затрат, обязательных в саду или огороде, здесь не требуется. Но заниматься торговлей Александр Юрьевич не хочет. Почему? Наверное, я это поняла, когда почернели серые тучи и грянул гром. Под проливным дождем пить березовый сок в весеннем лесу… Все «бабки» мира хочется послать «в пень». Ужасно огорчительно узнать, что иногда наполнившиеся фляги крадут.

Календарь в корзинке

«А теперь я вам покажу кое-что получше сока», — за поворотом грунтовки открывается поле елок. Ряды зеленых пушистиков убегают до края долины, в черноту дикого бора на холмах. Для Александра Юрьевича это главный предмет гордости. Прошлой весной в Черкасском посадили новых деревьев больше всех в области — 220 гектаров. Жаль, федеральный Минсельхоз не профинансировал создание защитных полос — нецелесообразно, мол. Вольчане, задыхающиеся в дыму цементных заводов, придерживаются другого мнения.

Раньше на месте еловых плантаций росли подсолнухи. Потом местный колхоз развалился. Поля забросили. 3,5 тысячи га песков и оврагов удалось перевести из категории сельскохозяйственных земель в гослесфонд. Лесхоз хотел бы забрать еще пять тысяч пустошей. Но бумаги надо согласовывать до самой Москвы. «Чай, уж лучше за грибами ходить», — ворчит местный старожил Виктор Николаевич Каданин. Направо от елок угадывается дорога в его родную Лопуховку, заросшая за ненадобностью. От деревни, прозванной когда-то Лондоном, осталось пять дворов. Молодые уехали — если были на это деньги. Остальные спились. «Пьяниц стало столько, хоть веревками вяжи. Воруют, злятся друг на друга. От того, что работы нет», — охает почетный тракторист. От 1800 коров осталось 120. От 7 тысяч овец — ни одной. На ферме вместо 60 доярок трудятся шесть.

«Только лес спасает село», — уверены местные. Лесники и сторожа в Черкасском получают 800 рублей. Женщины, сажающие деревья (эта профессия называется «лесокультурница»), — 1500. Осенью они разбрасывают мелкие, как песок, семена по первому снегу и укрывают ржаной соломой. Весной снимают «одеяло» по частям (если оголить грядку разом, ростки сожжет солнце). Вручную прореживают. Все лето пропалывают. Желающих заниматься адским трудом принимают здесь по конкурсу: 2–3 человека на место (все больше приходит молодежи). «Градообразующий» лесхоз — пример экономического чуда: за 1990-е здесь только выросли объемы производства, площади и количество рабочих мест. При том что налогов предприятие платит 80 копеек с рубля.

— Наш край — морковный и луковый. Но кило морковки можно продать за 4 рубля. Лук — по 3,50. Свинью держать тоже не очень-то выгодно: за год она съест тонну фуража — это 3 тысячи рублей, а сдашь тушу за 4000. Проще ведро грибов нарезать, — рассуждает местный водитель Михаил.

Круговорот времени здесь исчисляют по содержимому лукошек. Когда распустятся первые листья, береза перестанет давать сок. Зато появятся сморчки и строчки. Позже из леса понесут маслята, подберезовики и подосиновики (дорогу к «потным» — грибным — местам деды по секрету показывают внукам) Летом появятся «дорогие грибы» — беляки, и «царь грибов» — летний рыжик, отмеченный еще Петром Первым. К сентябрю пойдут опята и самый ценный продукт — рыжик осенний, его режут до самого снега. Заезжие горожане (Черкасский лесхоз кормит и Вольск, и Балаково) собирают еще сыроежки и черные грузди, но это — «баловство». Лето — время лесной клубники (как оказалось, это совсем не то же самое, что земляника) и торна. Его сушат и кладут в наливку, которую употребляют после бани зимой. Вместо чая в Черкасском заваривают зверобой, душицу и липовый цвет. Из кислых лесных яблок, барбариса и боярышника делают варенье. Таблетки заменяют шиповником и облепихой. Лекарственные растения в области сейчас не закупают — аптекам выгоднее продавать гомеопатические снадобья из Китая.

В лесу выделяют сенокосные делянки. Беднякам разрешают бесплатно рубить сухостой на дрова. Подключение газа стоит 15 тысяч рублей, и, послушав губернаторские заявления о 100-процентной газификации села, полдеревни топит печку.

Не укради!

Никитин чуть не со слезами упрашивает земляков не воровать лес: на единственной улице найти свежий сарай нетрудно, а за самовольную рубку виновных оштрафуют на 50–80 тысяч рублей. По наблюдениям директора, черкасцы платят лесу взаимностью и ведут себя в основном прилично. Пакостят порой по глупости: нынешней весной лес трижды горел от того, что на соседних полях выжигали стерню. «Самый серьезный случай с браконьерами у меня был, когда приехала бригада из Пензенской области на тяжелой технике, с бензопилами. Повалили 35-метровые сосны. Я их заметил, когда ехал на охоту с товарищем. Друга оставил у машины с ружьем наизготовку, а сам пошел документы изымать. Браконьеров пятеро, нас двое. Но ничего, слова не сказали, утром пришли штраф платить. А не было бы ружья, кто знает…» — жмет плечами Александр Юрьевич.

Останавливаемся на обочине, истоптанной когтями и копытами. Я ползаю с фотоаппаратом, а Никитин посмеивается. Кабанов здесь — 700 голов. Еще больше косуль и зайцев. В этом году завелась пара рысей. Впервые за полвека вернулась дрофа. Пострелять сюда приезжают обеспеченные горожане. Охотничья лицензия им вполне по карману. Но, как предполагает Никитин, отсутствие оной обостряет экстремалам ощущения.

— Погляжу на таких и думаю: в бизнес надо бы уйти, зарабатывать. Но за большие деньги надо заплатить большую цену. А у меня вроде машина есть, дом детям построил, пчел 40 семей… — говорит Александр Юрьевич. — Главное, чтобы было приятно жить. Кто-то, допустим, получает удовольствие от водки. А мне надо ходить по лесу. Могу по два-три часа просто смотреть. Дышать.

Каждое дерево, с точки зрения лесника, имеет свой характер. Береза повышает человеку тонус и настроение. Дуб помогает преодолеть упадок сил. Сосна очищает мысли (заодно и легкие, особенно после дождя). Только осину лесные люди не слишком любят — за «неопределенность образа».