Бронзовая лихорадка

Когда во дворе Лувра воздвигли стеклянную Пирамиду, в Париже родилась шутка: «Теперь у нас любимое место—внутри “Стекляшки”. Только оттуда ее не видно». У Москвы шутки не такие невинные. Скандальную скульптурную группу Михаила Шемякина «Дети—жертвы пороков взрослых», вставшую между Москвой-рекой и Обводным каналом на Болотной площади, называют «наглядным пособием по всем видам педофилии». Памятник педофилам, застывшим в бронзе, круглосуточно охраняет милиция. На ночь металлическую решетку, огораживающую памятник, запирают, но в творение Шемякина все равно летит всякая дрянь. «Мешками отсюда выношу осколки пивных бутылок и банки из-под колы, краску с бронзы смываю,—жалуется дворник Ильдар Хуснутдинов.—А менты, паразиты, делают вид, что не замечают хулиганов». Пожилой москвич Хуснутдинов, всю жизнь подметавший переулки вокруг ГУМа, очень удивился, узнав от корреспондента Newsweek, что памятник—дар москвичам от известного художника. Когда же он услышал, что таких даров Москва собирается принять еще около 300 и что мэрия уже выделила под них 225 мест, то произнес озадаченно: «Где же вы столько дворников и милиционеров возьмете?»

Однако комиссию по монументальному искусству при Мосгордуме, которая должна вести учет памятников и давать заключение по новым проектам, беспокоит другая проблема. Столицу накрыла новая волна монументальной скульптуры, и никто не в силах ее остановить. При этом сколько в столице уже существующих памятников—неизвестно; недавно комиссия попыталась их подсчитать и в результате призналась: сказать можно только приблизительно—более 1000. Дело в том, что памятники в городе растут как грибы, причем около четверти из них—самострой.

«Европейские города устанавливают по три-пять памятников в год,—говорит член комиссии по монументальному искусству при Мосгордуме, доктор исторических наук Нина Молева.—Мы же в месяц рассматриваем до 10 проектов, в год утверждаем до 60. Потом я, историк Москвы, иду по улицам и не узнаю, кого понаставили. Так происходит потому, что команда мэра Лужкова придумала механизм, благодаря которому скульптуры можно ставить в обход наших заключений».

Молеву, как и большинство экспертов комиссии, отвергающих в среднем восемь проектов из десяти, давно не удивляет, если забракованные творения все-таки оказываются в городе. По закону, комиссия, созданная в 1998 г. после скандала с памятником Петру I, против которого горожане активно протестовали, выполняет роль фильтра—оценивает, достоин ли имярек (или историческое событие) увековечения, разбирается, насколько обоснована установка в Москве, в конкретной точке города. К примеру, комиссия отклонила предложение поставить памятник Галине Старовойтовой, отметив, что уместнее он был бы в Челябинске, где она родилась, или в Санкт-Петербурге, где училась и работала. Степану Разину было отказано из-за «неоднозначности этой исторической фигуры». По поводу проекта памятника Святому Георгию Победоносцу комиссия заметила, что «скульптура святого противоречит православным традициям». А на многочисленные инициативы по поводу монументов знаменитым людям современности обычно отвечает: «Прижизненное увековечивание лиц не принято в здоровом обществе».

Однако выводы комиссии носят рекомендательный характер. Мосгордума вправе их проигнорировать, а мэр и вовсе может своим распоряжением установить любой монумент в любом месте, не оглядываясь ни на комиссию, ни на думу. Правда. Юрий Лужков, в отличие от Франсуа Миттерана, навязавшего «Стекляшку» парижанам, формально этим правом ни разу не воспользовался. Градоначальник выбрал путь приема «даров»—когда художники, предприятия, города и страны делают Москве предложения по установке памятников, от которых она не может отказаться.

Первые дары—памятники Данте, Гюго, Юрию Никулину, Михаилу Шолохову, барону Мюнхгаузену, летчице Валентине Гризодубовой, а также жертвам теракта у отеля «Националь», установленные фактически самовольно,—открыли дорогу скульптурному самострою. Всего, по разным данным, столица приняла более 150 таких «подарков». 65 из них—за последние два с половиной года. В частности, за это время на Серпуховской площади встал Алишер Навои (дар Ташкента), а на Новинском бульваре полуприсел Федор Шаляпин (дар ОАО «Новинский бульвар, 31»), в миг прозванный «алканавтом в поисках пятой точки». «Эти памятники должны быть снесены,—считает председатель комиссии по монументальному искусству Сергей Петров.—Их проекты не рассматривались комиссией, что нарушает статью 8 закона “О порядке возведения в Москве произведений монументального искусства”». Комиссия настаивала на том, что памятник Шаляпину должен стоять перед Большим театром, а Навои—перед посольством Узбекистана. «Я провел эксперимент: засек время—за 40 минут у Шаляпина никто не остановился!—говорит народный артист СССР Вячеслав Невинный. (Еще в 2003 г., когда памятник только установили, он стал одним из авторов возмущенного письма актеров МХАТа и Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко в Мосгордуму.—Newsweek.)—Мало того, что его изуродовали до неузнаваемости, его еще и вмуровали в проем между тесными зданиями. Неужели непонятно, что место великому Федору Шаляпину перед Большим театром?»

Однако у ГАБТ после реконструкции, скорее всего, встанет не именитый певец, а безымянные «Балерины», ведь эта композиция—очередной дар мэру от ОАО «Нафтасиб». Увидев ее макет, эксперты комиссии единогласно проголосовали против презента. В кулуарах же интеллигентно шутили, что не понимают, «как эти создания способны танцевать». Но вернуть Шаляпина Большому и избавить его от кордебалета пышек не так-то просто. Как сносить уже установленный памятник (в отличие, скажем, от дома), в законе не прописано, так что демонтаж даже незаконного монумента тоже незаконен.

Поэтому эксперты разводят руками, наблюдая, как столицу наводняют все новые «дары», которые в конечном итоге дорого обходятся налогоплательщикам: самый дешевый постамент обходится в 20 млн руб. К примеру, дар Михаила Шемякина, по данным эксперта федерального агентства по культуре и кинематографии Александра Заволокина и члена комиссии при Мосгордуме Нины Молевой, обошелся в $6 млн. Именно поэтому власти европейских столиц считают подобные подарки делом слишком накладным. Париж не счел возможным принять даже памятник генералу де Голлю, дар Зураба Церетели. До этого, правда, памятник не приняли потомки де Голля, не найдя в нем никакого портретного сходства с великим предком. В результате—лишь бы не обидеть дарителя—памятник был оформлен как подарок Парижа Москве, где с радостью приняли произведение дорогого Зураба Константиновича, раскошелились на постамент и поставили его возле гостиницы «Космос», на площади де Голля.

Поток даров грозит затопить Москву: памятник Гейдару Алиеву, Алексею Косыгину, Араму Хачатуряну, княгине Ольге, символической ельцинской Загогулине, Степану Разину, фронтовым лошадям и собакам, Ивану III. Комиссия перестала с ним справляться. Да ее никто и не спрашивал. «В компетенцию комиссии не входит оценка художественного качества произведений,—объясняет автор закона “О порядке возведения в Москве произведений монументального искусства”, депутат Мосгордумы Александр Крутов.—Ее задача—оценка целесообразности установки памятника. Подарки же—вопрос деликатный и политический. Никто же не предлагает им увековечить Майкла Джексона, слоненка или хомяка. Мне непонятно, почему отдельные члены комиссии пытаются взять на себя больше полномочий, чем прописано в законе».

Нина Молева возражает Крутову: дары «превращаются в канал перекачки и расходования бюджетных средств». И с негодованием вспоминает, как в мае 2005 г. комиссии предложили рассмотреть план установки монумента директору ОАО «Домостроительный комбинат №1» Копелеву В. Е. Основание: первый зам этого самого Копелева утверждал, что шеф—«живая легенда и входит в пятерку самых влиятельных руководителей стройкомплекса Москвы». И обещал оплатить любую сумму стоимости памятника. Комиссия, конечно, отвергла предложение, но сегодня ее осаждают еще более влиятельные дарители. Торгово-промышленная и Счетная палаты РФ, Пенсионный фонд, Совет по содействию и развитию гражданского общества при президенте РФ—все они обратились к мэру Лужкову с предложением устроить на Манежной площади Аллею Почета, где будут устанавливать знаки-бюсты «выдающихся людей современности». Уже предложены Михаил Горбачев, Борис Ельцин, Иосиф Кобзон. А в начале аллеи будет стоять памятник Лужкову—тоже дар, от завкафедрой Московского университета потребкооперации Эдуарда Арустамова. Это предложение будет рассматриваться осенью, но в кулуарах Мосгордумы говорят, что «попытку прогнуться перед властью» скорее всего не поддержат.

«Общество переживает принципиально новое явление—к памятникам относятся как к средству пиара,—замечает директор Государственного института искусствознания, член комиссии по монументальному искусству Алексей Комеч.—На индивидуалистическом Западе такой пиар приводит к созданию памятника любимой кошке, своей подруге и даже потере невинности. У нас же прочны корни общинности, поэтому дают о себе знать рецидивы досок почета. И в том и в другом случае утрачивается понимание смысла памятника, что превращает его в разменную монету тщеславия и карьеризма». В качестве примера Комеч приводит предложение поставить Лужкова перед Аллеей Почета.

«Феномен Москвы в том, что поразительный по масштабу бум сооружения памятников создает отрицательное к ним отношение,—говорит депутат Мосгордумы Михаил Москвин-Тарханов.—Люди в принципе не имеют ничего против Петра I, Шаляпина или Жукова. Возникающий после создания их изваяний отрицательный социальный фон связан не с ними, а с грубым вторжением в сложившуюся городскую среду, которую люди воспринимают как живую, а не рекламно-пиаровскую».

Москвин-Тарханов разделяет мнение многих архитекторов и искусствоведов о том, что пока столица не засорена монументальным мусором окончательно, необходимо пересмотреть отношение к дарам, самострою, да и само законодательство о монументах. Автор этого законодательства, разумеется, против. «Просвещенный тиран Джулиано Медичи никогда бы не построил Флоренцию и не открыл миру Микеланджело, если бы во всем следовал общественному мнению, которое, кстати, ценил!—доказывает Александр Крутов.—Мэр Лужков учитывает общественное мнение, но окончательное решение принимает сам».

Член комиссии Нина Молева сдаваться не собирается. Она уверена, что всех рассудит история. Ее критерий прост—будут люди назначать возле нового памятника свидания?