"Московская эпоха пикториальной фотографии" в МДФ

выставка фотография

Московский дом фотографии при поддержке группы компаний МИАН открыл выставку "Московская эпоха пикториальной фотографии начала XX века". Энциклопедию отечественного пикториализма внимательно рассматривала ВИКТОРИЯ Ъ-МУСВИК.

Эта экспозиция — важная веха в истории отечественных фотографических выставок. Здесь представлены все самые известные авторы одного из важнейших направлений конца XIX — начала XX веков: начало пикториализма в лице Алексея Мазурина, Николая Петрова и Сергея Лобовикова, пышный расцвет — Александр Гринберг, Юрий Еремин, Николай Андреев, Николай Свищов-Паола, Петр Клепиков и Василий Улитин, а также совсем поздние, практически эпигонские опыты в пикториализме Александра Родченко. По их снимкам можно изучить все возможные виды техник, одно название которых звучит музыкой для ушей историка фотографии: альбуминовый отпечаток, гуммиарабик, трехцветный бромойль, а то и бромойль с переносом. Большинство представленных работ входят или входили до недавнего времени в отечественные частные коллекции. Здесь можно увидеть фотографии из нескольких крупнейших таких собраний. Их приобрела и передала МДФ группа компаний МИАН. И наконец, разнообразие тем. Русская деревня и обнаженные красавицы, "Вход в храм" и "Первые цветы", Владимир Ленин в виде памятника и Федор Шаляпин в самых разных видах. Так что перед нами не просто качественное собрание работ известных авторов, а нечто вроде энциклопедии русской жизни за самые важные ее десятилетия.

Чтобы понять этот странный парадокс — как, когда, каким образом у мастеров, сосредоточенно и любовно перебиравших техники, мечтавших сблизить фотографию с искусством, а также не желавших быть рабами действительности и всячески противопоставлявших себя документализму, вдруг получилось самое настоящее отражение окружающей реальности — необходимо понять, чем именно был пикториализм для России. Были у наших авторов и установка на красоту и настроение, и знание техник, и получение снимков в единственном экземпляре, и гениальное любительство в пику профессиональным технарям из фотоателье. Все это есть в "настроенческих" портретах Шаляпина Мирона Шерлинга, крестьянских этюдах Сергея Лобовикова, томных "акварельных" ню Александра Гринберга. Есть в любовании деталями и природой Юрия Еремина, есть в "картинных" заголовках работ на сельскую тему Николая Андреева ("Запоздали", "Закурил", "Закипает", "Осенние заботы", "Лунный свет"). Недаром наши лучшие пикториалисты были признаны за рубежом, получали медали на западных выставках.

Но когда на Западе интерес к пикториализму угас, в советской России он обрел странную силу и совершенно несвойственную его нежной и трепетной природе идеологическую окраску. Пикториализм стал символом борьбы — недаром выставка МДФ в "экспортном" исполнении, уже показанная в Венеции и отправляющаяся потом в Лондон, называется "Тихое сопротивление". Пикториалистов сначала обозвали "индивидуалистами-идеалистами". Потом обвинили кого в "политической близорукости", а кого и в "распространении порнографии". А затем и вовсе запретили заниматься любимым делом. И это в лучшем случае. В худшем были лагеря (как у Александра Гринберга) или запрет на жизнь в столице (как у Василия Улитина).

Откуда такое внимание идеологии к в общем-то совершенно безобидному явлению? Дело здесь, думаю, в пресловутой "художественности" как единственной и главной задаче, оказавшейся точкой молчаливого противостояния тем, кто хочет свести разнообразие живой жизни к однозначности идеологических постановлений. Вот так и получилась у не ставивших себе никаких грандиозных задач любителей "художественной фотографии" картина окружающей действительности не менее всеохватной и обширной, чем у их коллег-соперников авангардистов, кричавших на всех углах "Долой!" и "Даешь!". И тех и других потом с их противоположными принципами идеология уравняла, запретив работать дальше. И поэтому сколько ни снимай пикториалист памятники Ленину (Николай Андреев, 1930-е), сколько ни делай постановки на тему "Пламя Парижа" (тот же Улитин, 1932), получается все равно фальшиво, как у Сергея Есенина, утверждавшего, что ему теперь милее "моторный лай", а слушать "песню тележных колес" у него больше нет ну ровным счетом никакого желания.

Голая неправда жизни