РОСТ ВНУТРЕННЕЙ БЛОНДИНКИ

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Дневник молодой мамы Через полгода после рождения дочки Нина Чусова переживает целую гамму чувств дома и на работе: критика жестко осудила ее новый спектакль «Америка. Часть вторая» в «Современнике». Нина переживала, но на самом деле ей не...

Дневник молодой мамы

Через полгода после рождения дочки Нина Чусова переживает целую гамму чувств дома и на работе: критика жестко осудила ее новый спектакль «Америка. Часть вторая» в «Современнике». Нина переживала, но на самом деле ей не до того. Внутренний критик грызет ее гораздо сильнее.

Наверное, у меня кризис среднего возраста. Все чаще стала задумываться о смысле жизни, о будущем, о своем месте в этом мире. Ищу ответы и пока не нахожу. Наверное, рождение ребенка наконец сделало свое дело, и я стала взрослой. Раньше я жила сегодняшним днем, а если становилось как-то не по себе, принималась активно мечтать, особенно не утруждая себя тем, как мои мечты связаны с реальностью. Теперь я понимаю, что любое будущее складывается по кирпичику не потом, а сейчас и зависит от того, как я сейчас живу, о чем думаю, какие цели перед собою ставлю. За свое будущее несу ответственность только я, а не окружающие люди и тем более не предлагаемые обстоятельства вокруг. Мы сами выбираем мир, в котором живем.

Депрессия после выпуска спектакля «Америка» в «Современнике» уже вроде прошла — обычно эта хворь наваливается после каждой премьеры на месяц. Это происходит потому, что примерно за десять дней до выпуска спектакля я вхожу в так называемый штопор, когда все физические и эмоциональные силы направлены только на одно — оживить спектакль, сделать так, чтобы все его компоненты срослись и зажили. В принципе — такие своеобразные «роды». В эти десять дней жизнь как будто бьет ключом: бесстрашие и ужас, любовь и ненависть, творческий подъем и необыкновенная усталость — все это сосуществует одновременно. И вот заканчивается этот период, и начинается какая-то вата, и нет ей конца. За что ни возьмусь — все не то выходит, люди и события навязчиво лезут тебе в глаза и уши, а в то же время не вызывают никаких эмоций. Все уходит в эту вату; каждое дело забирает очень много сил, а результат смешной.

Надо, наверное, сесть, вытянуть ноги и ничего не делать, лелеять в себе внутреннюю блондинку и мать семейства. Но… Сегодня утром нас залили соседи. И я влезла в сапоги и резиновые перчатки, чтобы подбирать тряпкой гигантский разлив. Муж на работе, у него премьера на носу (муж Нины, актер Юрий Катаев, репетирует у Андрея Жолдака в «Федре». — Е.В.). Его Жолдак даже салют не отпустил посмотреть со мной и Алиной. Как режиссеру такая строгость мне понятна, как жена и мать бунтую.

Алина, дочь, у нас командир. Ни одна беседа, ни одни гости не проходят без нее. Ей надо всех выслушать, всех рассмотреть, поучаствовать во встрече, даже если для нее уже поздно. Мне скоро ехать в новосибирский «Глобус» ставить «Женитьбу», это минимум два месяца. Гоголь, кстати, всегда возникает в моей жизни в переломные моменты — была «Шинель» на четвертом курсе ГИТИСа, «Вий» в Театре Пушкина. Думаю, что оставить Алину в Москве даже на наших чудесных бабушек я не смогу. Будем как-то в Новосибирске с ней в театре жить. А актеры в «Глобусе» повернуты на работе. С тех пор как работала артисткой в Самарской драме, такого отношения к театру, как там, не встречала. Они не сбегают с репетиций сниматься в фильмах, театром дышат. И в будущем ездить по городам мне придется — работа такая. И как совмещать любовь к путешествиям с желанием вить гнездо, пока не пойму. Папа наш строит карьеру сам, в моих спектаклях не играет. Так что надоедать друг другу мы не успеваем.

Читать книги я больше не могу, буквы в какой-то момент побледнели и перестали магически воздействовать на меня. Иногда слышу: Нина энциклопедически необразованна. Не знаю. Файлы в моей голове хранят диспозицию битвы на Курской дуге, даты исторических событий и схему перегонки нефти — но зачем все это? Мне нужны знания, которые в контакте со мной образуют внутренний взрыв, я ищу его среди тиши, глади, божьей благодати моей сегодняшней жизни. И не нахожу. Все равно где-то внутри меня живет революция. Мне не хватает активного участия в каком-то ярком событии, мне надо рисковать, кидаться на амбразуры. Мне важно, чтобы жизнь проистекала на краю, чтобы надо было кого-нибудь спасать…

Я общаюсь не только с актерами-режиссерами. Есть знакомый скульптор, специалист по вьетнамской борьбе, стоматолог, инструктор по агни-йоге, несколько бизнесменов, с которыми дружу не по делу, а просто так (многие из них люди очень интересной судьбы). Одна знакомая бизнесменша, моя подруга Ирина Кордье — женщина с невероятными творческими способностями: она была продюсером проекта театра на английском языке. Мы поставили «Двенадцатую ночь» Шекспира и «Медведя» по Чехову и играли в Центре оперного пения Галины Вишневской, ездили на международные фестивали. И кто знал, что такой безумный проект будет интересен публике как русской, так и зарубежной. Она, мать пяти девочек, вызывает зависть и желание подражать — успевает и контракты заключать, и семье внимание уделять, и позитивно так переключаться с одного на другое. Если контракты не идут — она в семью зарывается, если дети притомили — полностью погружается в работу. Гармония! Но я такой гениальный способ переключения никак не освою. Так и тащу все свои проблемы из театра в семью, а это неверно.

Никак не пойму, кем я стала теперь, ведь у меня семья, ребенок. И я чувствую, что изменилась, но в какую сторону — не пойму. Например, после родов активно худела, как все молодые мамы, достигла каких-то успехов. Сегодня не могу понять: зачем? Прихожу в магазин — и не могу выбрать одежду. Одежду может купить себе человек, имеющий представление о своем имидже, в голове должен быть образ себя. У меня сейчас нет. Хожу в Юриной одежде.

И вот что получается: если у меня сейчас нет имиджа, общественно узнаваемого лица, мир меня не может сканировать. Может быть, поэтому и состояние такое, как будто нет реальности и все происходит во сне. Я точно знаю, что такое состояние бывает лишь тогда, когда происходит внутренняя перестройка. Я не боюсь меняться. Ведь это меняются мои взгляды на жизнь, представления о счастье и благополучии. Потому что что-то мне подсказывает: в богатстве и славе, которые пока еще маячат передо мной как узаконенный стереотип счастья, своего счастья я не обрету. Пока я невидимка, есть время подумать. Надо открыться всему новому, что происходит со мной, и тогда все будет очень хорошо.