ВЫСТАВКИ С ЮЛИЕЙ КВАСОК

СЕКТОР ГЛАЗА

Крутое бароккоВ Мироваренной палате Патриаршего дворца — настоящий плотский разгул: здесь на всеобщее обозрение выставлены мужские драгоценные гарнитуры, с ног до головы украшавшие Августа Сильного, курфюрста Саксонского, польского...

Крутое барокко

В Мироваренной палате Патриаршего дворца — настоящий плотский разгул: здесь на всеобщее обозрение выставлены мужские драгоценные гарнитуры, с ног до головы украшавшие Августа Сильного, курфюрста Саксонского, польского «Людовика XIV» и большого друга царя Петра. Петр помог Августу вернуть престол, а тот показал царю, как заводить кунсткамеры и иной европейский плезир. Только Петру ли Алексееву до курфюрстовых забав! Один бриллиант на эгрете королевской треуголки — «Саксонский белый», почти в 50 карат — легко тянул на две тонны золота.

38 экспонатов из Дрезденской ювелирной коллекции «Зеленые своды» — витиеватое, но крепкое выражение позднего барокко. Если камень — то непременно огромный, наглый, не стесненный оправой и не обязательно драгоценный — было бы на что разинуть рот от удивления! Если жемчуг — то «дикий», нетронутый, а уж ювелир сам увидит, на что он похож. Благо мода на козлов, тритонов, карликов да мопсов. И зовут ювелира — вслушайтесь: Иоганн Мельхиор Динлингер! Главного ювелира Августа Крутого. Пардон, Сильного. До 2 августа в Кремле.

Китайский андеграунд

Исторический музей. В заклепанном «прикиде», с хитрыми узлами на головах, стоят и улыбаются чему-то своему абсолютно не похожие друг на друга и непривычно высокие китайцы. Руки держат невидимое оружие, а ноги легко выбегут за пределы витрины при первой же команде. Смотрительницы устали повторять, что трогать солдат, лошадей и колесницы нельзя. Но еще раньше, 2000 лет назад, это сказал император Циньшихуан. И вместо традиционной живой силы с ним в могилу отправилось терракотовое войско. А живыми были взяты еще не родившие от императора наложницы.

Общая площадь «Поднебесной» занимает более 50 кв. км, и ее раскопки обещают растянуться лет на 200. Скрытый под холмом императорский дворец, полный сокровищ и ртутных испарений, китайцы пока трогать боятся. На земле же от Циньшихуана остались Великая Китайская стена, великие реформы, завоевания и казни, а также всекитайская азбука, с помощью которой каждый грамотный начиная с 111 в. до н.э. мог проклясть тот день, когда взбежавший на престол 13-летний подросток увлекся андеграундом и всем дал понять, что значит династия Цинь. До 30 сентября.

В такт Шаршуну

Заткнув уши, Серж Шаршун бежал с немецкого фронта Первой мировой. В Россию он больше не вернулся, зато всю жизнь практиковал совершенно русскую аскезу: слышать всех и не слушать никого. До 23 июля в Музее личных коллекций ГМИИ можно поучиться у Шаршуна тому, как не вдаваться в жгучесть экспрессионизма, не впадать в шизофрению кубизма, избавиться от «пунктиков» пуризма и пуантилизма и сдерживать выкрики дадаизма. Может быть, вообще все дело в имени, но Шаршун свел к глубокому мантрическому шепоту все, что составляло золото десятых-пятидесятых в европейском искусстве ХХ века в Париже, Берлине, Барселоне. И каждая из ста работ его первой персональной выставки в России — не картина, а скрижаль, со всеми фонетическими последствиями.

Цвет растворен в свете, краска — в густом слоистом мазке, вещь — в текучей абстракции, а та сгущена в орнаментальной арабеске. Море полно затонувших матросов и мачт, а музыка — расплавленных духовых и скрипок. Хором отмечаемая всеми духовность реализована в теплом обыденном зрительском дыхании. После Шаршуна ко всем этим «прокаженным эллипсам» прикипаешь, как к родным березкам. И ищешь в кармане билет в консерваторию. Чтобы попасть в такт.