Не дурнее прочих

Подъем в 6 утра, отбой в 10. На окнах решетки, на дверях замки. В отделении 60 человек в одинаковых пижамах слоняются весь день по коридору. На всю «пижамную» братию - три врача. «Один всегда либо в отпуске, либо в запое. За семь лет я побывал в пяти разных больницах, и везде одно и то же», - описывает пациент Илья будни обычной московской психиатрической больницы. Самый большой его «срок»- восемь месяцев, самый маленький - три. «Как себя чувствуешь, нормально? Буянить начнешь - привяжем к кровати, будем колоть» - вот и весь разговор с врачом. На каждого «клиента» у доктора полторы минуты в день, не больше.

Правда, к 2012 г., по планам российского правительства, у врачей появится больше времени на своих больных: в сентябре 2007-го в России начинается реформа психиатрической службы, в результате которой количество больничных коек уменьшится наполовину, а почти 750 000 психбольных будут переведены в специальные общежития для психохроников или отпущены домой. Преобразования займут 5 лет и обойдутся бюджету в 7,5 млрд руб. По официальным данным Минздравсоцразвития, ежегодно за психиатрической помощью обращаются почти 8 млн россиян.

Но если во всем мире даже за психически нездоровым человеком признается право на обычную жизнь и большинство таких больных могут вернуться в обычный мир - с помощью современных лекарств и реабилитационных программ, - то в России пока всё наоборот. По оценке Независимой психиатрической ассоциации России, 90% бюджета уходит не на лечение больного и его реабилитацию, а на содержание дорогостоящих больничных коек, четверть из которых пожизненно «блокирована» хроническими больными.

ОБЩАЯ БОЛЕЗНЬ

Илья - маньяк. В его медицинской карте в графе «диагноз» так и написано: маниакально-депрессивный психоз. В период обострения в его жизни существуют лишь две фазы: от полной апатии до болезненной активности. В первом случае у Ильи все валится из рук, пропадает сон и аппетит и остается единственное желание - наложить на себя руки. Во втором - одна мысль опережает другую, он захлебывается в словах, вплоть до потери голоса, суетится и не может ни на чем сосредоточиться.

Раньше он был обычным парнем из интеллигентной московской семьи. Высшее образование, работа в престижной компьютерной фирме на перспективной позиции. «Мне было 24, и я перестал спать, - вспоминает начало болезни Илья. - Одна ночь, другая, третья. Ну переутомился на работе, с кем не бывает, - пройдет! Отвалялся дома, но лучше не стало. Потом, сидя в офисе, вдруг понял, что ненавижу свою работу, хотя раньше считал ее самой интересной на свете». Еще через день он едва сдержался, чтобы не разбить компьютер о голову своего начальника. «Э-э, молодой человек, да у вас депрессия: все признаки налицо, - с лёту поставил диагноз психиатр из районного диспансера. - Острая форма, затягивать больше нельзя, вам надо срочно в больницу».

Таких, как Илья, в России больше миллиона. Если же посчитать всех, кто когда-либо в жизни перенес временное или хроническое, легкое или тяжелое расстройство, то получится 50 млн человек - треть населения России. Таковы данные Независимой психиатрической ассоциации России.

С этого года психические расстройства признаны социально значимыми заболеваниями, наравне с раком, сахарным диабетом и туберкулезом. Именно поэтому появился проект пятилетней реформы с сокращением числа больничных коек. «Лекарства последнего поколения позволяют самое острое состояние снять за 20 дней, - говорит психиатр Владимир Ротштейн из организации “Общественные инициативы в психиатрии”. - Большинство больных держать дальше не имеет никакого смысла: им нужно правильно подобрать препараты и под присмотром врачей выпускать в обычную жизнь». Но это не означает, что 750 000 выпущенных на свободу пациентов будут предоставлены сами себе. Их переведут в специальные общежития для психохроников, где они заново будут учиться элементарным вещам: готовить еду, ухаживать за собой, заполнять квитанции на оплату счетов. Ведь одно из последствий психических заболеваний - утрата социальных навыков.

Общаги для психохроников - аналог западных «домов на полпути». Тихих и перспективных пациентов, выведенных из острого состояния, отправляют туда для дальнейшей реабилитации. Прожив под присмотром врачей месяц-другой, больные возвращаются домой.

«Главная цель психиатрической помощи во всем мире - вернуть больного к нормальной жизни, - говорит Нелли Левина из Общероссийской общественной организации инвалидов вследствие психических расстройств и их родственников “Новые возможности”. - Даже тяжелые больные не хотят быть обузой для семьи и государства».

Во дворе небольшого дома в Калуге поют соловьи и неспешно прогуливаются мамочки с колясками. На скамейке после трудового дня отдыхают обычные мужики. Щурятся на солнышке, о чем-то болтают. Форма одежды - свободная, не хватает лишь домино, чтобы «забить козла». В самом доме - та же вольница. Один спит, другой шарится в холодильнике, третий собирается в город. Калужское общежитие для психохроников больше похоже на санаторий. Оно появилось первым в стране еще в середине 60-х гг. прошлого века в порядке эксперимента. Первую половину дня больные заняты работой: трудятся здесь же, на территории общежития, - собирают зеркала для «Жигулей». Зарплата составляет 4000–5000 руб. Тратить можно по своему усмотрению: часть больных выезжает в Калугу за покупками, «невыездные» заказывают продукты и одежду прямо в общежитие. Кто выездной, а кто пока нет - решает врач.

«“Острых” среди 77 наших пациентов нет, - говорит психиатр Лариса Камылина, куратор общежития и лечащий врач большинства здешних обитателей. - Они безопасны и для общества, и для себя. Мы за ними здесь наблюдаем, следим, чтобы вовремя принимали лекарства. По большому счету, многих наших больных после полугода жизни в общежитии можно смело выписывать домой, под наблюдение врача из районного диспансера».

БОЛЕЗНЕННАЯ СТРАСТЬ

Треть жителей общаги - те, кого по решению суда отправили на принудительное лечение. В основном убийцы и насильники. У Владимира К. за плечами «ходка» за убийство и 8 лет принудительного лечения в психушке - тоже за убийство. Сначала приревновал жену и забил ее до смерти, за это и сел. Потом снова женился, и вскоре история повторилась: любимая оказалась неверна, за что и лишилась жизни. Правда, неверна - только в его фантазиях, на самом деле никаких «грешков» за ней не было. После второго убийства «синяя борода» попал на обследование к психиатрам, ему поставили сложный диагноз, так называемый «бред ревности». В калужском общежитии для психохроников Владимир прожил три года. Как и все, он собирал зеркала в цехе.

Сейчас Володя снова собрался жениться - на коллеге по общаге Маргарите. У нее в Калуге есть квартира, и будущие молодожены делают там сейчас ремонт. Маргаритины хоромы - крошечная «однушка» в стандартной пятиэтажке, еще недавно выжженная, как степь в летний зной. Спалил ее 30-летний сын с дружками-алкашами; его нашли мертвым на чужой даче. После этой истории Маргарита пыталась покончить с собой и попала в психбольницу. Теперь ее квартира - из тех, что на Западе называют «домами под защитой», а у нас - экспериментальными. На всю Калугу таких 15. Вместе с одинокими и пролеченными душевнобольными в этих квартирах живут их бездомные товарищи по общаге. В основном по 3–4 человека, народ в «семьи» подбирают психиатры и психологи. Впрочем, у Маргариты с Володей совсем другая история - из серии «любовь нечаянно нагрянет».

«Хорошая она женщина, добрая. А уж как настрадалась! Муж алкаш был, сын - алкаш, разве ж это жизнь?» - сидя на новенькой табуретке в только что отремонтированной кухоньке, спрашивает Володя. О своих предыдущих женах говорить не хочет: «Рита все знает, я ей рассказал. Я тогда болен был, сейчас я совсем другой». В комнате свеженькие обои в цветочек, большой диван и телевизор. В ближайших планах покупка люстры и шкафа. «Мне сложно поверить, что мой Володя действительно убийца. Он такой добрый, нежный и заботливый, мне первый раз в жизни наконец-то повезло с мужчиной! - 50-летняя Маргарита отворачивается и украдкой смахивает слезинку. - А тогда он был просто болен, это был другой человек, понимаете?»

То, чтобы Володя вновь не стал «синей бородой», - забота психиатра Ларисы Камылиной. Своих подопечных она навещает каждую неделю. «Если Володя бросит пить лекарства, я это сразу замечу, - поясняет она. - Любое ухудшение состояния - и мы можем отправить больного обратно в общежитие или больницу. Но у нас ни разу такого не было, пациенты это знают, и назад, как правило, никто не хочет».

КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС

На окраине Калуги - еще одна экспериментальная квартира: в хрущевке на первом этаже живут Андрей, Николай и Сергей. Они все делают вместе: ездят в цех на работу и возвращаются домой, вместе ремонтируют, обставляют, готовят.

«Наши пациенты, как дети, постоять за себя не могут, - говорит Александр Лившиц, “отец” всего калужского эксперимента, главный врач Калужской областной психиатрической больницы. - В остром состоянии их по суду лишают дееспособности и раздевают, как липок, надеясь, что теперь-то уж они до конца жизни будут в больнице». По его словам, зачастую от таких больных специально стараются избавиться - алчные родственники или даже так называемая квартирная мафия. Отыграть ситуацию назад очень сложно.

«Это несправедливо: если бы квартиры оставались за больницей, в них могли бы жить другие пациенты», - считает хозяин квартиры в калужской хрущевке Андрей. Родители его давно умерли, своей семьи никогда не было, но все равно, если с ним что случится - «под машину, например, попаду», - какая-нибудь «родня» обязательно да найдется.

В Калуге среди «перспективных», с юридической точки зрения, квартир принадлежащих пациентам - всего 5. За них, считает Лившиц, еще можно в судах побороться. А значит, нормальная жизнь светит в лучшем случае 15 обитателям общаги. Еще меньше перспектив у обитателей больницы - новой общаги для психохроников в Калуге нет даже в проекте: считается, что в плане оказания психиатрической помощи здесь и так одна из лучших ситуаций по стране.

Надежды на родственников тоже немного. По статистике психиатров, лишь 30% родных готовы поддерживать своих близких до конца, и их не пугает никакой диагноз. «40% согласны “подумать” и даже забрать их домой, если у больных стойкая ремиссия. Остальные только рады от них избавиться», - приводит свои цифры главный врач московской психиатрической больницы №10 Владимир Меркель.

ПОПАСТЬ В «ДЕСЯТКУ»

Попасть в «десятку» к Меркелю для московских душевнобольных - счастье. Здесь есть все лекарства: от нейролептиков последнего поколения до старых проверенных временем корректоров, которые снимают всевозможные «побочки» (слюноотделение, тремор головы, нарушение походки, двоение в глазах; на Западе применение старых нейролептиков без корректоров приравнено к пыткам). В Калуге о такой «аптечке» не смеют даже мечтать. Тамошние врачи до хрипоты спорят, кому из жильцов общаги дать новый нейролептик - на 77 человек всего 4 препарата. Те же проблемы с лекарствами появляются и у москвичей, когда они покидают стены больниц.

Андрея К. со дня на день выпишут из «десятки». «Таблетки дадут на один день, а потом надо идти в районный диспансер, - говорит он. - Буду сидеть там в дикой очереди, чтобы получить рецепт. Препараты, которые мне помогают, в этом году из списка бесплатных исчезли. Другие лекарства мне пока подобрать не могут. Те, что можно купить по рецепту за деньги, стоят столько, что лично я не в состоянии их покупать». Андрей раньше спасался отечественным антипсихотиком трифтазином (52 руб. за упаковку), но из аптек он исчез. Теперь врачи готовы выписать рецепт на американский аналог сероквель, который стоит около 4000. То же случилось и с дешевым отечественным антидепрессантом азафеном (47 руб.). Вместо него можно приобрести американский паксил - 3000 руб. На пенсию по инвалидности - в среднем 4000 руб. - особо не разгуляешься.

«В прошлый раз продержался на воле чуть больше месяца. Лекарства кончились, началось обострение, пришлось снова ложиться в больницу», - переживает Андрей. По статистике Росздрава, треть больных шизофренией - таких, как Андрей К., - в течение года возвращается в больницу.

«Всё лечение - псу под хвост, - возмущается профессор Исаак Гурович, директор по научной работе Московского НИИ психиатрии. - Из списка бесплатных препаратов исчезли пролонги - лекарства для психохроников, которые вводятся однократно и действуют на протяжении нескольких недель». По словам Гуровича, такие лекарства - единственный способ избежать острых состояний, если больной живет один и за ним некому следить.

«Мы пытались выяснить, кто вычеркнул пролонги из списка ДЛО (дополнительное лекарственное обеспечение. - Newsweek) и куда исчезли корректоры, - и ничего у нас не вышло. В Минздравсоцразвития якобы не знают, кто отвечает за минимальный набор необходимых средств, - говорит профессор Валерий Краснов, председатель правления Российского общества психиатров. - И уверенности в том, что в следующем году ситуация с лекарствами улучшится, лично у меня нет». В Минздравсоцразвития, в свою очередь, во всем винят производителей и политиков. «Раньше циклодол (дешевый корректор, снимающий “побочки”. - Newsweek) выпускали два завода - в Казани и в Одессе, - говорит высокопоставленный чиновник ведомства, пожелавший остаться неизвестным. - Одесса теперь не наша, в Казани его производство свернули: на таблетках, которые продаются по 22 рубля, особо не заработаешь. В итоге по всей стране его полгода было не найти, больные мучились. Наконец закупили в Эстонии, а тут конфликт из-за переноса памятника - и снова перерыв в поставках». Впрочем, согласен чиновник, если исчезают дешевые, но «работающие» препараты, а вместо них больным предлагают аналоги, но в сотни раз дороже, «ясно, что без откатов не обошлось». И это, добавляет он, «должно бы заинтересовать правоохранительные органы».

Но у тех - своя головная боль. По данным МВД РФ, за последние 5 лет число лиц, страдающих психическими расстройствами и совершивших преступления, увеличилось на 60%.