Обозреватель Лиза Ъ-Новикова

Подобное обещание — написать "русский роман", в котором действие происходило бы в России, давали чуть ли не все гастролировавшие у нас зарубежные писатели. Особенно клялись французы. Помнится, что-то подобное промычал, занеся ложку над вазочкой с черной икрой, вечно погруженный в себя Мишель Уэльбек — дело происходило в ресторане с подходящим названием Nostalgie. Эммануэль Каррер вообще жил в городе Котельнич Кировской области. Но Уэльбек пока не суетится — и правильно делает. А карреровский роман еще не перевели. Зато перевели "Идеаль" Фредерика Бегбедера.

Действие происходит в Москве 2006 года — датировку уточняет упоминание покупки "металлургическим магнатом Алишером Усмановым" газеты "Коммерсантъ". Впрочем, рядом с реальными именами и выученными назубок названиями столичных модных клубов здесь полно "клюквенных" фантазий: москвичи ездят по городу на лыжах (питерцы — тоже на лыжах, только на водных), а бедные россияне довольствуются лишь двумя развлечениями — чтением стихов и послеобеденным сном "на берегах широких медленнотекущих рек".

Фредерик Бегбедер отправил к нам своего давнего персонажа, рекламщика Октава, известного по роману "99 франков" (французские критики уже дали новому роману кличку — "99 рублей"). Герой тоже катается по городу на лыжах, но водиться предпочитает не с любителями поэзии и послеполуденного сна, а с "русскими тузами". Когда-то он был на дружеской ноге с Мишей Ходорковским. А теперь тусуется с главой "Ойлнефти" Сергеем Орловым.

Прыткий Октав ищет по всей России рекламное лицо для косметической фирмы "Л`Идеаль". Себя он именует "Христофором Колумбом топ-моделей, Васко да Гамой секс-бомб". Афанасия Никитина он еще не приплетает, но уже хвастается знанием русских словечек "prekrasnaia", "zatknis", "blad", "Rublevka" и "glubinka". Но косметику в этой "мутирующей стране" норовят изготовить из материнского молока и человеческих слез.

Чувствительный Октав читал Достоевского и помнит о "слезинке ребенка". Поэтому торопится распрощаться с "Идеалем" и переключается на прямые поставки живого товара для "олигооргий": "Девочки радовались, что больше не надо проходить кастинги: подставлять себя под струю, растянувшись на шелковых простынях, все же не так утомительно, как торчать часами на сквозняке перед объективом". В конце концов он не может остановить конвейер, который затягивает и "лолиту" его мечты, 14-летнюю Лену Дойчеву.

Девушке в романе тоже дано слово — ей придуман на удивление стандартный и скучный блог. Но это еще ничего — Сергей Орлов, даром что олигарх, вообще предстает ходячим штампом. Кажется, выстраивая этот любовный треугольник, автор осторожно пробовал развить мысль того же Достоевского про красоту, что "спасет мир". Есть только маленькое уточнение: для героя, законченного эгоцентрика, весь мир исчерпывается им самим. Когда Дойчева остается с Орловым, Октав с горя идет взрывать храм Христа Спасителя.

Перед тем как нажать на кнопку, Октав исповедуется священнику по имени Иерохиромандрит. Конечно, все происходящее было только экзотическим фоном для возрастных жалоб перевалившего за четвертый десяток героя. Причем эти жалобы как раз получились вполне достойными предыдущих бегбедеровских романов. "При всем желании трудно найти диван роскошнее вашего огромного, перегруженного иконами храма",— заискивает перед русскими утомленный европеец. Под "диваном", понятно, имеется в виду кушетка психоаналитика. В сущности, куда бы Бегбедер ни отправил бы своего героя, хоть на Луну, он и там бы нашел кому поплакаться в жилетку — на жуткие нравы инопланетян.

Фредерик Бегбедер. Идеаль / Перевод с французского Марии Зониной. М.: Иностранка, 2007

Книги за неделю