Пакистан напряженно ждет 18 февраля — на этот день назначены всеобщие парламентские выборы. Кампания растянулась на год, но, по сути, страна ждет их с 1999-го, когда к власти в результате военного переворота пришел главком пакистанской армии генерал Мушарраф
Евгений ПАХОМОВ, РИА Новости — для «Огонька». Исламабад — Москва

«Заходите после 18-го» — эту фразу можно услышать и в правительственных офисах, и в магазинах. На «после 18-го» переносятся даже свадьбы — эти ритуалы собирают многочисленных родственников со всей страны, а в нестабильное время передвигаться небезопасно.

Чиновников тоже можно понять: ну что решишь, пока у власти переходное правительство, задача которого — провести «открытые и свободные выборы». Кто придет на место временных — главный нерв жизни страны, вот уже три месяца живущей без «постоянного» кабинета.

По сути, Пакистан ждет плебисцит — первая за 9 лет возможность высказаться по поводу отношения к правящему режиму на открытых выборах с участием оппозиции. Ставки высоки, игра идет нервная, потому и дата все время меняется: сначала голосование было назначено на конец прошлого года, затем на 8 января. Все карты спутала трагедия: убийство 27 декабря на митинге в городе Равалпинди экс-премьера Беназир Бхутто вообще поставило выборы под вопрос. Пакистан охватила волна погромов.

Особенно досталось южной провинции Синд, откуда родом клан Бхутто. Его главный город, многомиллионный Карачи, несколько недель жил в хаосе — толпы на улицах рыдали и бросали камни в полицию, над городом висел дружный крик: «Месть!» Друг из Карачи рассказывал по телефону: сотрудники его офиса ночуют на стульях — боятся идти домой. В городе погибли десятки людей.

Политические протесты на глазах перерастали в грабеж — по всему югу громили правительственные здания, горели бензозаправки и поезда. Пока одни оплакивали Несравненную (так можно перевести с урду имя Беназир), другие выламывали банкоматы — по официальным данным, разгромлено две сотни банков. Президент Первез Мушарраф отдал приказ армии открывать огонь по хулиганам. Эти меры страсти, конечно, сбили, но популярности властям не добавили.

Сейчас большая часть страны ждет того самого 18-го. Исламабад тем временем готовится: в глазах рябит от лозунгов и партийных эмблем. Последние особенно важны в стране, где значительная часть избирателей не умеет читать.

Эмблемы эти столь же пестры, как и местная политика. Партия пакистанского народа (ППН), которой руководила Беназир Бхутто, например, выбрала своим символом стрелу. Сторонников другого влиятельного оппозиционера и экс-премьера, Наваза Шарифа, призывают голосовать за тигра. А правящая Мусульманская лига Пакистана (партия Мушаррафа) выбрала велосипед, который, по идее местных пиарщиков, должен символизировать равенство: на велосипеде, мол, все равны, что богач, что бедняк, да и вообще это самый распространенный вид транспорта. Передовую политтехнологию взял на вооружение и ряд религиозных партий: кто-то рисует на своих плакатах открытую книгу, кто-то — цветы, а кто-то — даже ружье. Другое дело, что мало кто сомневается: главными действующими лицами 18 февраля станут велосипед, стрела и тигр.

ДВУХКОЛЕСНАЯ ВЛАСТЬ

Символу партии власти здорово достается от прессы: президент Мушарраф, ехидничают журналисты, сам указал, на чем собирается уехать из политики. По опросам, популярность правящей партии невысока, но оппозиция опасается: власть посчитает голоса по-своему, а народ на митинги будет вывести трудно. В результате страну постепенно охватывает странное напряженное спокойствие, на фоне которого власть демонстрирует уверенность. Президент Мушарраф в январе съездил в Европу, показав, что может оставить страну аж на восемь дней.

Даже испытательные пуски баллистических ракет в январе — феврале, столь напугавшие иностранных обозревателей, лыко в предвыборную строку: смотрите, мол, под контролем все, даже ракеты. К началу выборов военные начали показательную зачистку племенной области Южный Вазиристан, где скрывается лидер боевиков Баитулла Мехсуд, — именно его Исламабад обвиняет в причастности к убийству Бхутто.

В общем, армия на предвыборной передовой. Тем более что она превратилась в главную мишень террористов: боевики взрывают себя в казармах, в армейских мечетях, атакуют даже школьные автобусы из военных городков. Шокировали случаи самоподрывов женщин: это нетипично для Пакистана, где война, даже священная, — дело мужчин.

Такими действиями, считают власти, исламисты мстят за штурм Красной мечети Исламабада летом прошлого года. Их организаторами считают полевых командиров с афганского приграничья, лидером которых называют того самого Баитуллу Мехсуда.

ПЯТНАДЦАТЬ УБИЙЦ НЕСРАВНЕННОЙ

О том, что именно группировка Мехсуда стоит за покушением на Несравненную, власти заявили уже через пару дней после ее гибели. Доказательство — фрагмент радиоперехвата переговоров Мехсуда с полевым командиром: оба радуются успешному покушению.

Проблема, однако, в том, что из опубликованной части прямо не следует, что убийца и впрямь Мехсуд, он, конечно, радуется, но не говорит, что это сделали его люди. Усугубляет ситуацию то, что пакистанцы не верят ничему из того, что говорят власти. По стране гуляют самые разные версии, но главный обвиняемый — сам президент и его окружение. «Чтобы пакистанцы поверили, что Мушарраф не причастен к смерти Би-Би (народное прозвище Бхутто. — «О»), он должен заявить, что и впрямь сделал это. Ему точно не поверят», — усмехается журналист Мухаммад Тахир.

Пока же улица и желтая пресса плодят новые версии. К примеру, один необыкновенно осведомленный торговец букинистическими книгами в Исламабаде сообщил мне, что покушение при помощи властей организовал муж Бхутто политик Асиф Али Зардари («Не зря же он потом и возглавил ее партию!»). Обвиняют местных политиков, спецслужбы — от своих до американских (Вашингтону, дескать, нужна нестабильность, чтобы воевать против мусульман) и даже китайских (Бхутто, мол, занимала прозападную позицию, а Пекину это не нравилось).

Все эти версии отвергают официальную, но власти стоят на своем. Новый их аргумент — показания 15-летнего подростка, которого вычислили благодаря свидетелям и который, по версии следствия, должен был стать следующим смертником, если бы покушение не удалось. На основе показаний подростка пошли аресты: последние два — на прошлой неделе. Берут якобы исламистов, связанных с Мехсудом. Правда, некий Моулви Омар, называющий себя «официальным споуксменом» Мехсуда, эту информацию без устали опровергает.

Ясности ждали от экспертов из Скотленд-Ярда, приглашенных властями в помощь местным криминалистам. Когда первая группа британцев прибыла в Пакистан, журналисты окружили отель, где те остановились, и вцепились взглядами в джентльменов, чинно пивших чай на лужайке. В глазах читалось ожидание: вот сейчас покурят трубочку и сообщат, кто же стоит за убийством. Но чуда не произошло: британцы обещают в ближайшие дни объявить результаты, но лишь технические. Следствие вести они отказались, подчеркнув, что оказывают экспертную поддержку.

ВЕРХОМ НА СТРЕЛЕ

Местных политиков тем временем больше интересует другой вопрос: а что будет с пакистанской политикой без Беназир Бхутто? «Это вопрос на миллион долларов», — комментирует известный обозреватель. «Это вопрос на все сто пятьдесят пять миллионов», — замечает знакомый журналист — именно таково, по статистике, население Пакистана. Кажется, последняя цифра точней: смерть Несравненной изменила все политическое поле страны.

В самом деле, когда осенью 2007-го из изгнания вернулись два главных оппозиционера — Беназир Бхутто и Наваз Шариф, — казалось, вместе с ними вернулись 1990-е годы. Ведь именно эти политики вели спор за власть вплоть до военного переворота 1999-го. Каждый из них успел дважды побывать премьером и дважды проиграть выборы сопернику.

Сегодня, правда, мало кто вспоминает, что борьба была не очень-то мирной и не на все 100 процентов вписывалась в каноны западной демократии. Беназир Бхутто была вынуждена отправиться в изгнание, опасаясь обвинений в коррупции, которые выдвинул против нее кабинет Наваза Шарифа. А через несколько месяцев уже сам Шариф был свергнут военными и также отправлен в изгнание.

Так или иначе, когда два старых соперника вернулись, чтобы бороться за пост премьера на выборах, при всей сложности положения ситуация стала казаться вполне предсказуемой: в Бхутто видели некую «демократическую прививку» режиму Мушаррафа. Местных обозревателей не смущало и то, что Бхутто все последние месяцы жестко критиковала президента, который ввел режим чрезвычайного положения. Да и сама она давала понять, что быть премьером при Мушаррафе все-таки согласится. Роль дежурного «оппозиционера № 1» при таком раскладе отдавалась Навазу Шарифу. Словом, новая пакистанская демократия была расписана по ролям.

Смерть Беназир поломала эти расчеты. В самом сложном положении — ее Партия пакистанского народа, которая назвала новым главой 19-летнего сына Бхутто, Билавала, а в сопредседатели назначила его же отца, сенатора Асифа Али Зардари — мужа Несравненной. Проблема, однако, в том, что ни муж, ни сын не имеют и десятой доли популярности Беназир, не говоря уже о ее политическом опыте. Сами новые лидеры это понимают: не случайно на большей части агитпродукции партии, развешанной на пакистанских улицах, рядом со стрелой по-прежнему не их портреты, а Беназир.

Наследники Бхутто рассчитывают и на симпатии мирового сообщества. Беназир была известным политиком. На Западе быстро забыли, что еще несколько лет назад Несравненную и ее супруга обвиняли в коррупции и присвоении госсредств, а решение о замораживании счетов семьи Бхутто в швейцарских банках лично принимала небезызвестная Карла дель Понте. Для мира Беназир остается символом борьбы за пакистанскую демократию. Только голосовать-то не Западу.

ХРОМЫЕ ВЫБОРЫ

«Беназир Бхутто сама решала, присоединиться ли ей к бойкоту выборов, которые объявили часть оппозиционных партий, или принять в них участие. Поддерживать Мушаррафа или нет. Ее наследники не могут себе позволить такой самостоятельности, их главный предвыборный ресурс — трагедия, убийство лидера. Собственной популярности они пока не заработали», — объясняет «Огоньку» политический обозреватель Аяз Мухаммад.

Но смерть Беназир ударила не только по ее партии. Наваз Шариф тоже в убытке — гибель соперницы оттеснила в сторону и его: на фоне траурных митингов по Беназир отчетливо видно, что «за Шарифа» толпы на улицы не выходят.

Мир боится пакистанских исламистов, но, как показывают опросы, из-за постоянных разногласий религиозные политики тоже потеряли часть популярности.

«На Западе политика, потерявшего влияние, называют «хромой уткой». Мы стали страной «хромых уток» — все наши политики серьезно хромают», — замечает Аяз Мухаммад.

По мнению местных политологов, партия власти вряд ли сможет добиться большого успеха. Победу прочат партиям Бхутто и Наваза Шарифа — в Пакистане обсуждают возможность создания их коалиции. Что ж, ради выборов это возможно, но можно себе представить, каково будет давним соперникам работать вместе.

По сути, главная проблема Пакистана в том, что избиратель не видит силы, способной решить многочисленные проблемы страны. Почти десять лет перерыва в избирательной практике — такое тоже не проходит без последствий. Готовой схемы для выхода из кризиса, возникшего после смерти Бхутто, не видно. «По сути, — отмечает политолог Мухаммад Тахир, — вопрос в том, останемся ли мы единой и способной к развитию страной. Альтернатива — еще одна военная диктатура».

Впрочем, местных обозревателей спасает и на сей раз чувство юмора. Единственное, что внушает оптимизм, по их мнению, это то, что со времени появления Пакистана на карте мира в 1947 году его все время «хоронят» — предрекают то распад, то гражданскую войну, то исламскую революцию. «Хвала Всевышнему, эти прогнозы ни разу не оправдались» — так звучит одна из секретных формул пакистанской политики.

Фото: MIAH KURSHEED/REUTERS; HUGHES LEGLISE-BATAILLE/WPN/EAST NEWS; ED WRAY/AP

Пакистан после Беназир