Михаил Мейлах: «Я оказался в плену у этого колоссального материала»

Известный филолог рассказал OPENSPACE.RU о парадоксальном искусстве балета, подлинных словах Дягилева и своем дебюте на лондонской сцене

© Евгений Гурко Перейти в фотогалерею материала › Всего фото: 4 Недавно в издательстве «Новое литературное обозрение» увидела свет книга «Эвтерпа, ты? Художественные заметки. Беседы с артистами русской эмиграции. Том 1. Балет». Огромный, 800-страничный том подготовлен Михаилом Мейлахом — известным филологом, специалистом по старофранцузской литературе и русскому авангарду, ныне профессором Страсбургского университета. ВАРВАРА БАБИЦКАЯ и ГЛЕБ МОРЕВ расспросили Михаила Мейлаха о том, как готовилась эта книга.

© Евгений Гурко Что же касается книги, все началось с того, что в Лондоне меня познакомили с Ириной Бароновой, это одна из «бэби-балерин» «Русских балетов» Монте-Карло, возобновленных спустя три года после смерти Дягилева. В Париже, а также в Лондоне и других местах после революции работали педагоги русской школы из Мариинского театра, из Большого: Кшесинская, Преображенская, Любовь Егорова. Они-то и воспитали новое поколение, а талантливых детей из бедных эмигрантских семей они готовы были обучать бесплатно. Благодаря этому стало возможно возобновить «Русские балеты», которые объездили весь мир. Закончив же карьеру танцовщиков, их участники сами открывали школы во всех концах света. Поразительно, что русский балет стал архипелагом, охватывающим всю планету — островки всплывают абсолютно везде: и в Южной Америке, и где угодно! Мимо русской школы не прошел никто: Пьер Лакотт, ставивший, кстати, спектакли и в Мариинском, и в Большом — любимый ученик Егоровой, Ролан Пети учился у мадам Рузанн (Рузанны Саркисян), Джон Ноймайер — у Веры Волковой. Даже звезду Парижской оперы Иветт Шовире «сделал» парижский же педагог Борис Князев. Русскими балетмейстерами основаны австралийский, канадский, нидерландский балет. Меня, кажется, трудно обвинить в квасном патриотизме, но тут… Впрочем, не забудем, что книга замечательного балетоведа Вадима Гаевского о Мариинском театре называется «Дом Петипа»…

— Я помню, что какая-то часть этих текстов появлялась с конца восьмидесятых в русской периодике, сначала в парижской «Русской мысли»…

— Как бы вы определили род этого труда? История, культурология, журналистика?

— Но вы, вероятно, все-таки идентифицируете себя как филолога?

— Вы принадлежите к поколению 60-х годов и к той части русских филологов, которые близки к структурализму, которые были связаны с тартуско-московской школой. Пожалуй, среди этой генерации я не назову другого человека, чьи интересы были бы столь широки: от классической и романской филологии (помню еще вашу монографию «Язык трубадуров») до поэтики обэриутов и подготовки первых русских изданий Хармса и Введенского. И теперь уже — до русского балета. А во втором томе, насколько я понимаю, будут театр и кино?

© Евгений Гурко — И еще, насколько я знаю, вы всегда были близки к современной вам литературе, дружили с Бродским и знали многих других писателей, тогда неофициальных, а сейчас уже почти классиков. Чувствовали ли вы себя в своем профессиональном окружении и поколении белой вороной?

— А не ушла ли для вас со временем филология на второй план? Вы сейчас много физических и душевных сил отдаете этому проекту…

— так лорд Джон Мейнард Кейнс, женившийся на балерине Лидии Лопуховой, сестре Федора Лопухова, величал ее в письмах. Дело в том, что начиная с Дягилева, а особенно к концу «Русских балетов», в них участвовали не только русские танцовщики. И «бусурманские» имена постоянно русифицировались — много было забавных казусов. Простейший способ, когда приращивалось русское окончание или имя слегка менялось и датчанка Стром превращалась в Строганову. А, например, англичанин Патрик Чиппендол Хили-Кей превратился у Дягилева, еще юношей, в Патрикеева — это было комично. Потом от Чиппендол было образовано имя Антон Долин — под этим именем он и прославился. Эту главу я отдельно опубликовал в сборнике к шестидесятилетию академика Лаврова, то есть во вполне филологическом издании. И второе, меня очень интересовала подлинная речь артистов, в том числе старшего поколения; некоторые их выражения приводят младшие. Вот, например, подлинная фраза Дягилева — ее нельзя было исказить — по поводу опять-таки имени Нинетт де Валуа (впоследствии основательницы Английского Королевского балета, начинавшей у Дягилева). Так вот, эта танцовщица с «непроизносимым» ирландским именем «русифицироваться» отказалась наотрез и вместо этого взяла «французский» псевдоним Нинетт де Валуа, по поводу которого Дягилев сказал, что это «смесь французских королей с кремовыми пирожными». Подлинная фраза, очаровательная! Или, скажем, Фокин о себе говорил в третьем лице: «Фокин никогда не лжет». Когда в Берлине мимо репетиционного зала проходила нацистская демонстрация и танцовщики, прервав репетицию, бросились к окнам, он в гневе закричал: «Фокин важнее Гитлера!» — и был совершенно прав. А одной русско-французской балерине, у которой были добрые отношения с Нуриевым, он, встречая ее в коридорах Парижской оперы, каждый раз говорил: «Здравствуйте, я ваша тетя!» — из известного анекдота. И такие формулы очень для меня важны.

Но вы пишете, что на Западе русская традиция развивалась, а у себя на родине она законсервировалась.

— Конечно, в советское время она законсервировалась, да и сейчас современного балета у нас почти нет. Но классический балет оказался гораздо более мобильным, чем можно было ожидать. В России уже много работали западные хореографы. Баланчина сейчас танцуют в Мариинском театре несомненно лучше, чем в его собственной труппе New York City Ballet. Я был поражен, когда Пьер Лакотт буквально за считаные недели обучил труппу французскому стилю классического балета. Там есть свои тонкости, мелкий шаг — и она его великолепно освоила. Ролан Пети тоже вполне успешно ставил свои балеты в России. Так что замечательное владение классической техникой открывает великолепные возможности. Скажем, тот же Барышников перешел ведь от классического танца к современному — правда, не здесь, а в Америке. Но он смог это совершить именно благодаря уровню своего классического танца. А сегодняшняя ситуация в России определяется не столько тем, что нет современного балета, сколько общим для всего мира кризисом хореографии. Есть еще ветераны, а молодых хореографов не видно.

— У меня еще есть огромное количество интервью просто с интересными людьми, со старыми эмигрантами. Я ведь еще застал эмигрантов не только второй волны, но и первой — из тех, кто уезжал из Крыма, из Новороссийска, «последним пароходом». Если бы все поместились на этом последнем пароходе, он бы, наверно, потонул. Все уезжают только с последним! Но этим я уже не буду заниматься — слишком много другого осталось сделать. И если найдется охотник препарировать эти разговоры, я ему с удовольствием их подарю.

Посмотреть всю галерею

В издательстве «НЛО» готовится к печати второй том книги — беседы Михаила Мейлаха с деятелями русского театра, музыки и кино. OPENSPACE.RU предполагает, с любезного разрешения автора, опубликовать некоторые из них.

Еще по теме:

, 3.02.2009