Тоталитарные кошмары XIX века

Бродский писал: «зачем нам двадцатый век, если есть уже девятнадцатый век». Действительно, все, что было худшего в последовавшем столетии, мир уже увидел в девятнадцатом. Режим диктатора Хосе Гаспара Франсиа в Парагвае — этого прообраза всех латиноамериканских каудильо, предвосхитил фашизм. Что такое жизнь при коммунизме, показало государство тайпинов. У фундаментализма талибов и «Аль-Каиды» имелся предшественник — режим махдистов в Судане. Поскольку события происходили на периферии глобальной экономики, уроки этих тоталитарных утопий, ставших явью, не были усвоены остальным человечеством. А зря — возможно, тогда и XX век был бы не таким кровавым.

К моменту обретения независимости в 1811 году Парагвай сильно отличался от прочих колоний Испании в Латинской Америке. Почти сто пятьдесят лет на его территории существовало государство иезуитов — уникальный эксперимент Святого престола по воплощению католической утопии в жизнь. Иезуиты сколотили индейские отряды самообороны против бразильских охотников за рабами и постарались реализовать социальные доктрины церкви, оберегая паству от искусов цивилизации, воспитывая ее в христианской вере, но без усвоения европейского образа жизни. Поместья иезуитов, в которых работали индейцы, оказались экономически весьма успешными, что породило легенды о неслыханных богатствах ордена. В 1767-м испанцы изгнали иезуитов из Парагвая, опасаясь их независимости и могущества.

После того как закончилось и испанское владычество, секретарем временного правительства стал единственный парагваец со степенью доктора — адвокат Хосе Гаспар Франсиа. Выпускник университета Кордовы, он быстро превратился в пожизненного диктатора с неограниченными полномочиями. Несмотря на воинствующий антиклерикализм, он многое почерпнул из опыта иезуитов — от организации латифундий до поощрения доносительства.

Доктор Франсиа строил государство всеобщего счастья. Он был одновременно пылким поклонником «Общественного договора» Руссо и Робеспьера с Наполеоном. В начале XIX века Парагвай представлял собой едва ли не самую отсталую страну Латинской Америки, с нищим индейским населением. Чтобы улучшить породу парагвайцев, Верховный правитель (El Supremo), как официально назывался Франсиа, велел испанским поселенцам брать в жены только негритянок или индианок. Все браки диктатор регистрировал лично.

Главной опорой Верховного стала тайная политическая полиция. Тысячи шпионов по всей стране следили за подозрительными лицами. После неудачной попытки переворота в 1820 году Франсиа начал репрессии. Он заключил в тюрьму своего предшественника Фульхенсио Йегроса — отца-основателя независимого Парагвая, где тот и умер. За незаконный въезд и выезд из страны была установлена смертная казнь. Казнили и тех, кто утаивал от властей получение из-за границы письма с политическими новостями. Франсиа закрыл все монастыри и единственную семинарию, превратив их в казармы.

Диктатор выходил из дома только под усиленной охраной — мера, невиданная для XIX века, когда в Вашингтоне в Белый дом мог зайти любой желающий, а русские цари прогуливались по Летнему саду без сопровождения. Прохожие обязаны были вынимать руки из карманов и снимать шляпу перед правителем. Под конец жизни из-за страха покушений Франсиа никогда не проводил две ночи подряд в одной и той же комнате.

Важнейшим условием правильного развития доктор Франсиа считал разрыв связей с остальным миром. Он исповедовал политику экономической автаркии, которую сегодня назвали бы импортозамещением. Внешняя торговля Парагвая фактически прекратилась. Диктатор мелочно контролировал ремесла и мануфактуры, поощряя только то, что соответствовало его собственным представлениям о нуждах страны. Он выпускал подробные регламенты по земледелию и промышленности, полагая себя знатоком почти во всех областях хозяйства.

Государство не только держало в своих руках торговлю, но и было владельцем всей земли. Правительство сдавало участки индейцам в аренду либо селило на них солдат, обязанных обрабатывать поля, — нечто вроде военных поселений Аракчеева, возникших примерно в то же время в России. Чтобы сохранить монополию Парагвая на выращивание чая матэ и не допустить его разведения в Аргентине, Франсиа велел схватить знаменитого французского ботаника Эме Бонплана, рискнувшего основать чайную плантацию близ парагвайской границы. Ученый прожил десять лет на положении пленника и лишь в старости был выпущен из страны.

Благодаря режиму чрезвычайной секретности Франсиа успешно дурачил соседей. Они полагали, что в его армии более 5000 солдат, тогда как их было чуть более 1500. Из соображений экономии были отменены воинские звания выше капитана. Пограничники получали довольствие только по возвращении в столицу Асунсьон — чтобы не разбегались. Сам диктатор подал пример спартанской простоты: уменьшил установленное ему Конгрессом (никогда более не собиравшимся) жалованье с 9000 до 3000 пиастров и этим весьма напоминал другого трудоголика-диктатора из Парагвая — генерала Стресснера.

В старости доктор Франсиа окончательно выжил из ума. Он велел перестрелять всех собак в стране. После смерти диктатора радостная толпа разгромила его дом, а труп бросили на съедение крокодилам. Крах режима произошел в годы диктатуры его внучатого племянника Лопеса. В ходе спровоцированной Лопесом войны погибло 90% мужского населения, страна потеряла треть территории. Ни заведенные государством мануфактуры, ни вымуштрованная армия не спасли Парагвай в борьбе против тройного альянса Бразилии, Аргентины и Уругвая.

Китай просуществовал 4000 лет и не исчез как единое целое во многом благодаря мандаринам — касте чиновников, доступ в которую был открыт всем желающим. Для поступления на службу надо было только сдать экзамены. Сельский учитель Хун Сюцюань из деревушки в провинции Гуандун пытался сделать это четыре раза, но всякий раз проваливался. Это неудивительно — надлежащее знание конфуцианской классики демонстрировал лишь один кандидат из 100. Провалив четвертый экзамен, в 1837 году Хун впал в тяжелую депрессию, сопровождавшуюся болезненными видениями. Некто в черном вручил ему печать и меч и велел изгнать демонов из Поднебесной. Перед этим Хун прочитал несколько переводных миссионерских брошюр о христианстве и решил, что Бог избрал его своим орудием для восстановления справедливости, а сам он — младший брат Христа.

Прошло более десяти лет, прежде чем Хун начал воплощать в жизнь данный ему свыше завет. Все это время он проповедовал свое учение среди крестьян, дровосеков и угольщиков южного Китая. Его первыми последователями стали родственники, которые, как и он сам, принадлежали к общине хакка, резко отличавшейся от окружающего населения языком и культурой.

Местные власти преследовали Хуна и его учеников, которые переходили с места на место, попутно вербуя все новых последователей. Скрываясь среди кишевших в тех краях разбойников, пиратов и контрабандистов, они смогли подготовить свыше 10 000 бойцов, ждавших своего часа. 11 января 1851 года, в день своего рождения по лунному календарю, Хун Сюцюань объявил о начале восстания и вскоре провозгласил основание Государства небесного спокойствия (Тайпин Тяньго).

Одряхлевшая Цинская монархия чуть было не развалилась под натиском неожиданно появившейся динамичной силы. К весне 1853 года в руках тайпинов оказались важнейшие города на Янцзы — трехградье Ухань и крупнейший торговый центр Нанкин, ставший их столицей.

На десять лет в Китае установилось двоевластие — маньчжурское правительство в Пекине и тайпинское в Нанкине. Тайпины немедленно приступили к переустройству бытия на контролируемой территории. Радикальным отрицанием традиции, вмешательством во все сферы жизни тайпины напоминали маоистов. Они запретили частную торговлю, обобществили землю, физически уничтожили прежний управляющий класс. Только при взятии Нанкина тайпины перерезали более 30 000 аристократов и чиновников. Ненавистные Хун Сюцюаню экзамены были отменены, взамен тайпины ввели свои, где требовалось знание не конфуцианского канона, но Библии и писаний нового пророка. Повстанцы запретили изуверский обычай бинтования ног девочкам, провозгласили равенство мужчин и женщин и даже разрешили последним сдавать экзамены для поступления на госслужбу. Хун провозгласил своей целью полное очищение Поднебесной от скверны. По его приказанию беспощадно уничтожались кумирни и вся атрибутика, связанная с даосизмом, буддизмом, народными верованиями и, особенно, с конфуцианством.

Азартные игры, пьянство, курение табака и опиума, проституция, многоженство карались смертью. В соответствии со своим вариантом христианства тайпины вводили строжайшую пуританскую мораль. В армии даже женатые пары разводились по разным подразделениям, супругам воспрещались сексуальные отношения. Правда, сама верхушка тайпинов содержала многочисленные гаремы. Многоженство для них считалось столь же обязательным, как воздержание для масс. Пример подал сам «Небесный император» Хун, который после 1853-го отошел от управления государством, полностью отдавшись гаремным развлечениям.

Власть сосредоточилась в руках «восточного князя» Ян Сюцина, также претендовавшего на связь с Богом и создавшего многотысячную шпионскую сеть. Он был против искоренения конфуцианства, и разногласия на этот счет с Хуном вкупе с предположением, что Ян стремится к абсолютной власти, возбудили подозрения в вожде тайпинов. Он отдал приказ «северному князю» Вэнь Чаньхую уничтожить фаворита. Тот убил не только Яна, но и 20 000 его родственников и сторонников. Начался тайпинский «37-й год», в ходе которого были уничтожены почти все первоначальные сподвижники Хуна (включая Вэня), а те, кого не успели казнить, бежали вместе со своими войсками.

Первоначально простые китайцы приветствовали тайпинов как освободителей от гнета маньчжуров, но вскоре выяснилось, что стало только хуже. В результате экспериментов с огосударствлением земли и запрещением частной торговли экономика тайпинов начала разваливаться. Иностранцы, которые поначалу с энтузиазмом встретили вести о тайпинах, полагая, что это поспособствует христианизации Китая, отвернулись от них. Европейцы обратились к цинским властям и, воспользовавшись их затруднениями, подписали с ними выгодные торговые договоры. Прежде императоры Китая были против проникновения «варваров» в страну. Но теперь им пришлось положиться на их помощь, чтобы справиться с восстанием.

В 1860 году тайпины начали наступление на Шанхай. Жившие в городе европейцы и американцы организовали на деньги китайских банкиров силы самообороны под руководством авантюриста — моряка из США Фредерика Уорда. В некотором смысле они напоминали петровские «полки нового строя»: китайских солдат тренировали европейские офицеры, занимавшие командные должности. После гибели Уорда в бою армию возглавил британец Чарльз Гордон, которому несколько десятилетий спустя предстоит сразиться с фанатиками в Судане. Численность прекрасно вооруженных, гибких и маневренных сил самообороны не превышала 5000 человек, но эта армия наносила страшные поражения превосходящим в десятки раз отрядам тайпинов. Другой составляющей успеха Цинской монархии стало делегирование широчайших полномочий местным чиновникам. Три мандарина скромного происхождения — Ли Хунчжан, Цзэн Гофань и Цзо Цзунтан — исполнили роль Деникина и Колчака, только более успешных и прагматичных. Возмездие было жесточайшим. При взятии Сучжоу тайпины сдались под честное слово Гордона, но Ли велел обезглавить всех повстанцев. Взбешенный Гордон схватил винтовку, чтобы застрелить мандарина, но тот успел убежать.

В 1864 году столица тайпинов пала. Хун Сюцюань то ли покончил с собой, то ли умер от внезапной болезни во время осады. После штурма его тело искали много дней. Обнаружив могилу, победители извлекли труп, на груди которого был крест. Тело бросили в костер, а прахом выстрелили из пушки. И тут же солнечный день сменился затяжным ливнем… По иронии судьбы Цзэн Гофань, попавший в опалу, скончался в Нанкине во дворце вождя тайпинов восемь лет спустя.

Восстание тайпинов стало величайшей демографической катастрофой в истории Китая — по крайней мере, до великого голода при Мао Цзэдуне. По разным оценкам, погибло от 20 млн до 35 млн человек. Богатейшие земли долины Янцзы и юга страны были разорены, их не могли восстановить в течение полувека. Желавшие усиления страны, тайпины парадоксальным образом ослабили монархию, открывшую двери Западу и Японии, которые бросились делить китайские земли. Восстание тайпинов стало первым мощным толчком к великому хаосу, охватившему Поднебесную в конце XIX века и продлившемуся до завершения «культурной революции».

Во второй половине XIX столетия ислам считался религией вчерашнего дня, а мусульманская цивилизация — безнадежно отставшей от Запада. Значительная часть мусульман проживала в европейских колониях, а два крупных мусульманских государства, Оттоманская империя и Персия, не играли никакой самостоятельной роли, отступая под напором неверных. Казалось, наука и просвещение обошли исламский мир стороной, оставив на его долю нищету и невежество. Те, у кого еще оставались надежды, связывали их с фигурой Махди — мессии, который придет в конце времен сразиться с посланцем сатаны.

Махди появился там, где его меньше всего можно было ожидать, — в Судане, глухой провинции Египта. Мухаммед Ахмед родился в 1844 году в семье плотника, мастерившего лодки. Семья была небогатой, но вела свой род от Пророка. Мухаммед Ахмед получил религиозное образование, был замечен как вдохновенный проповедник и приглашен вступить в суфийское братство, членов которого англичане называли «дервишами». Он построил на нильском острове мечеть, куда тысячи людей стекались послушать проповеди о возвращении к чистоте первоначального ислама. В свободное время будущий Махди медитировал в тени пальм и размышлял о состоянии дел в Судане.

Простой народ ненавидел власть египтян и турок (султан был формальным сюзереном страны), чьи мытари драли с населения три шкуры. Кочевников раздражали попытки Каира вмешиваться в дела племен. Набожных мусульман — упадок веры и проникновение неверных, получавших высокие посты. Из Каира прислали Гордона, поручив ему уничтожить работорговлю, процветавшую вдоль Нила. Гордон, назначенный генерал-губернатором, выполнил поручение, чем вызвал крайнее недовольство арабских работорговцев, лишившихся прибыльного бизнеса, в который были вовлечены десятки тысяч человек. Британца отозвали, но недовольство не спадало.

Мухаммед Ахмед, которого верующие считали святым, в 1881 году объявил, что он и является тем самым Махди, пришествия которого ожидают мусульмане всего мира. Вокруг него в короткое время сплотились тысячи последователей. Вооруженные одним холодным оружием, они разгромили египтян и к 1884-му овладели почти всей страной. Кульминацией стала почти годовая осада Хартума, на выручку которому пробился со своим отрядом все тот же Гордон, сам угодивший в ловушку и пронзенный копьем во время штурма города «дервишами».

После гибели генерала англичане на десять лет забыли про Судан, который превратился в теократическое государство, исповедовавшее идеи всемирного джихада. Поначалу главным врагом махдистов были турки (подобно тому как в наше время радикальные исламисты начинали джихад не с США, а с собственных консервативных монархий), которых Махди призывал убивать где только можно. Европейцы не фигурировали в числе главных врагов.

Летом 1885 года Махди умер, и среди его наследников разгорелась кровавая борьба за власть, затянувшаяся на несколько лет. Это ослабило силы махдистов, и все их попытки распространить джихад за пределы Судана потерпели крах. Вторжение в Египет и Эфиопию закончилось провалом. Воинам пророка не удалось также отнять Конго у бельгийцев и Эритрею у итальянцев. Новый халиф Абдаллах ибн Мухаммад правил с исключительной жестокостью, о которой рассказали миру вырвавшиеся из махдистского плена миссионер и австрийский офицер. Так Судан опять привлек внимание англичан — формально из-за гуманистических соображений, хотя на самом деле то был лишь новый этап «большой игры» европейских империалистов по разделу Африки: Лондон не мог оставить вне контроля самую большую страну континента, разрывавшую цепь его колониальных владений от Каира до Кейптауна.

Генерал Китченер, поставленный во главе экспедиции, начал неспешное и методичное продвижение вдоль Нила, затянувшееся на два года. Англичане впервые опробовали в бою пулеметы «Максим», на которые махдисты шли сомкнутыми колоннами с кремневыми ружьями. В сентябре 1898-го Китченер взял столицу махдистов Омдурман, расстреляв в упор десятки тысяч «дервишей» в последнем для них бою. Мавзолей Махди был осквернен, его труп сожжен, а прах выброшен в нильские воды. В результате развязанных им и его последователями войн погибло около половины населения Судана.

Свидетелем последней битвы армии Махди стал юный Уинстон Черчилль, служивший при Китченере военным корреспондентом и написавший о походе свою вторую книгу — «Речная война». Первая книга будущего премьер-министра Великобритании была посвящена войне с мусульманскими племенами как раз в том районе, где сейчас сражается с талибами Пакистан.

Куда приводят мечты