Виктор Куллэ: Вайль был человеком Ренессанса

На шестьдесят первом году жизни в Праге после тяжелой продолжительной болезни скончался Петр Вайль – писатель, журналист, главный редактор Русской службы Радио Свобода.

Поэт, литературовед и переводчик Виктор Куллэ рассказывает:

Петр Вайль был, прежде всего, человеком какого-то совершенно непривычного в нашей культуре типа, человеком-жизнелюбом. Наверное, вот так я себе представляю людей Ренессанса, недаром он так хорошо чувствовал себя в Италии, так любил архитектуру, живопись Италии. Мне повезло, однажды мне был сделан подарок Вайлем - он подарил мне Венецию, когда я был там в первый раз. Я помню непередаваемое ощущение счастья, когда идет этот человек рядом с тобой, рассказывает чуть ли не о каждом доме, чуть ли не о каждой архитектурной детали. Это удивительно. Он ухитрялся так любить не только Венецию, не только Италию. Он ухитрялся так любить, точно так же он любил литературу. Он был одним из самых знающих и читающих литературу людей, которых я знал, и относился к ней с неимоверным чувством. Не как к профессии, а как к главному любимому делу. Он не просто читал, он пропускал прочитанное через себя и оно становилось частью его существа. Точно так же он пропускал через себя Довлатова, Бродского, других писателей, своих собеседников.

Уход Петра - это страшная потеря, хотя и ожидали - он болел, известно было, что надежды практически нет. Но Вайль неимоверно походил на какого-то доброго Санта Клауса, он всегда всем делал подарки и, казалось, что в его случае должно случиться чудо, что он должен вернуться. К сожалению, этого не произошло. За последний год наша литература понесла много серьезных утрат и смерть Вайля — одна из самых тяжелых.

Я не помню, когда и где я с ним познакомился, скорее всего, на какой-нибудь очередной довлатовской конференции, когда они только начали проходить. Кажется, мы практически сразу же перешли на уровень общения старых друзей, как будто мы действительно друг друга давным-давно знали, хотя не были знакомы и даже в переписке не состояли. Он умел, я думаю, что он умел держать людей на дистанции. Но, в любом случае, мне повезло, и не только мне. Если он принимал человека, то был неимоверно щедрым и общительным, хотя не могу сказать, что он был такой уж весельчак для компаний. Большие компании его явно не привлекали.

В последний раз, когда я его видел в Риме, он был живой, бодрый и здоровый. Мы слонялись по городу и наизусть друг другу читали стихи. Довольно много говорили о Бродском, я спрашивал, а он отвечал на какие-то вопросы, касаемые того, с чем имя Вайля будет уже навсегда связано, на вопросы, касаемые гения места.

Он фантастически хорошо знал итальянскую живопись, мог обратить внимание на какие-то удивительные, мельчайшие детали. Можно долго стоять, смотреть, любоваться, восхищаться картиной и не обратить на это внимания, а потом вдруг подходит умный Вайль и спрашивает: «А ты обратил внимание, как тапочек нарисован? Это говорит о том-то и том-то». Он был не просто эрудированным человеком, а человеком культуры. Эрудиция — это багаж знаний. А у него был еще и огромный культурный багаж, багаж эмоционального восприятия произведений искусства. Такое восприятие было для него органично, было просто как продолжение его тела, как рука или нога. Крайне редко встречаются люди, которые настолько органично чувствуют себя в культуре.

При этом он был гедонистом, любил поесть, мог смешно анекдот рассказать. У меня, кстати, есть один теперь уже дважды печальный анекдот. Моя покойная жена была замечательный кулинар, и я сделал ей подарок, когда только-только вышло первое издание «Русской кухни в изгнании», я ей приволок эту книгу. Она радостно стала ваять харчо по рецепту Вайля, я только какой-то травки не нашел, но мы сбегали на рынок и заменили ее чем-то другим. В этот день к нам должен был прийти Сергей Маркович Гандлевский. Он как раз попал на харчо, ел, нахваливал. А буквально через несколько дней Гандлевский уехал в Штаты и жил там у Вайля. Вайль его тоже встретил с супом харчо. Я подозреваю, что и у него суп был очень вкусным. Но замечательность истории в том, что, когда Сергей Маркович откушал, он сказал: «Слушай, а я вот ел этот суп по рецепту из твоей книги, сделанный без какой-то травки у Витиной жены, там харчо был вкуснее». Вайль был раздавлен. Прошли годы, Ольга моя умерла, а он все никак не мог успокоиться, что кто-то мог усомниться в его кулинарных способностях. Вот так мог по-детски обидеться.

Но в быту он был, как и все хорошо воспитанные люди, достаточно аккуратен. Он заботился, отслеживал как-то таким боковым, что ли, зрением, чтобы человеку с ним было комфортно. Чтобы собеседнику рядом с ним не было неловко, когда он уже стал звездой и вокруг него могли плясать какие-то люди. Вайль всегда очень внимательно следил за тем, чтобы собеседнику с ним было комфортно и хорошо. Вообще, это была для него очень органичная вещь.