Когда от большого артиста хочется отвести глаза — всплывает надпись: «Конец»
После передачи «Гордон Кихот»
Гениальный образ создал в процессе жизни Никита Сергеевич Михалков. Он сам. Человек-эпос, вобравший все «случаи нашего времени», описать их — выйдет словарь понятий. Вот этот образ он и являл в пятничной передаче Гордона: держался...
Гениальный образ создал в процессе жизни Никита Сергеевич Михалков. Он сам. Человек-эпос, вобравший все «случаи нашего времени», описать их — выйдет словарь понятий.
Вот этот образ он и являл в пятничной передаче Гордона: держался по-хозяйски, не постеснялся, между прочим, рассказать, как подслушал чужой разговор по телефону: «Некоей Ольги Б., пару раз видел ее по телевизору, у которой Б. — то ли имя, то ли кличка, то ли профессия». Ну что ж, оскорбление женщины — жест истинно аристократический. Ключевая михалковская фраза: «Я не интеллигент, я аристократ!» — вызвала бурю в блогосфере. Декларированный аристократизм Никиты Сергеевича, укрепленный на хоругви, возмутил сетевой народ до крайности. «Официальный режиссер номер один, державник, родина-мать без грудей, барин, готовый похоронить любого из членов СК, искренний циник, бессовестный моралист», — блоггеры захлебываются определениями персонажа.
И зря. Фраза — улика, свидетельство; если не низкого происхождения, то уж точно — крепостного образа мыслей.
А вот Пушкин, к примеру (окажем «аристократу» честь — сравним его с первым русским поэтом), про себя в «Моей родословной» написал: «Я сам большой. Я мещанин!»
При этом Михалковы в их нынешнем советско-российском изводе вслед за поэтом не могли бы заметить: «Не торговал мой дед блинами, не ваксил царских сапогов!» Торговали, хоть и не блинами, и ваксили — и ныне ваксят.
Кто прав, кто виновен, на чьей стороне истина, к чему вся эта слякотная куча слов, нанесенных участниками, было уже не столь существенно. Картинка кричала сама за себя.
Гордон так нервничал, что всё время то впадал в истерику, то созерцал собственное величие. Вообще, узурпировав благородное имя Кихот, надо бы помнить: для сублимации кроме телестудии есть и другие места. Неколебимо спокойно и вполне последовательно выглядел только Матизен — браво, коллега!
Кинематографисты из группы поддержки Михалкова — Адабашьян, Бурляев, Бондарчук — как-то забыли: камера проявляет буквально всё; она видит Лицо. И ничего не поделать с этим лицом — оно являет тебя в полный душевный рост помимо воли. Потому что (великое свойство матери-природы) сложено тобой из всех произнесенных слов, всех душевных движений, всех поступков.
Именно об этом пророчески написал Шварц, угадав тип на десятилетия: человеку пересадили лоскут кожи с мягкого места на лицо — и лицо теперь сделалось абсолютно непристойно, так непристойно, что хочется глаза отвести.
А когда от большого артиста хочется отвести глаза — всплывает надпись: «Конец».