09 сентября 2010, 10:51 Культура

Артисты анатомического театра

Дневник Венецианского кинофестиваля

Антон Долин Дневник Венецианского кинофестиваля: когда все французские киношники последних лет предстанут перед Страшным судом и будут отвечать за все, что натворили, их, возможно, помилуют ради одного праведника по имени Абделлатиф Кешиш.

Самый актуальный режиссер когда-то великой кинодержавы появился на свет в Тунисе, но вырос и обучился ремеслу во Франции. Сначала был актером и работал в театре, в 2001-м приступил к режиссуре. «Ошибка Вольтера» получила «Льва будущего» за лучший дебют в Венеции, «Увертка» была признана лучшим фильмом по версии премии «Сезар», «Кускус и барабулька» (единственная картина Кешиша в российском прокате) была награждена и Венецией, и «Сезарами».

Сегодня Кешиш – единственный француз, попавший во все международные рейтинги «главных режиссеров XXI века».

Настало время для создания не просто очередного хорошего фильма, а шедевра – лучшего, на что способен автор в зените своих творческих возможностей.

Именно таковым стоит признать «Черную Венеру», представленную в конкурсе 67-й Мостры.

Картина посвящена драматичной судьбе Саарти Баартман – южноафриканки, получившей в Европе начала XIX столетия прозвище «готтентотской Венеры». Предприимчивый антрепренер вывез ее как рабыню в Лондон, где с успехом показывал на Пикадилли. Затем его преемник перетащил Баартман в Париж, где ее демонстрировали как экзотическое животное светской публике. Все это время за ней охотились ученые, решившие доказать на ее примере превосходство белой расы над черной (основанием стала необычная внешность молодой женщины – форма черепа, размеры ягодиц и половых органов).

Своей цели они достигли только после ее смерти от нищеты и сифилиса в одном из парижских борделей.

Ее органы и гипсовый слепок с тела были выставлены в Музее естественной истории вплоть до 1970-х годов. Только в начале нашего столетия останки Баартман были отправлены на родину, в ЮАР, где их предали земле с большими почестями.

А теперь, внимание, вопрос. Как сделать на этом материале фильм, который был бы чем-то большим, нежели правозащитный манифест?

Необходимость противостоять угнетению женщин и чернокожих, а также искоренять рабовладельческие замашки белого человека очевидна и без всякого кино. Что может добавить к ужасающим фактам фильм, даже такой подробный и длинный (без малого три часа), как у Кешиша?

Как выяснилось, многое.

Начать с формы. Кешиш, искушенный не только в современном, но и в классическом театре, а также в том, как совмещать современность с классикой («Увертка» рассказывает о постановке пьесы Мариво французскими школьниками),

составил масштабное полотно своего нового фильма из безупречных мини-спектаклей, цельных и неделимых мизансцен.

Готтентотская Венера выступает на Пикадилли: толпа визжит от ужаса и восторга, каждый мечтает прикоснуться к ее монументальной заднице. Суд над эксплуататором Баартман, на котором та неожиданно выступает в его защиту: она не рабыня — она свободная артистка. Саарти в парижском салоне: бравый гусар скачет на ней верхом, а она в точности копирует на варварском инструменте мелодию, наигранную скрипачом. Саарти и ученые: голая негритянка успешно сопротивляется толпе образованных мужчин в модных пиджаках. Саарти в либертинском гнезде разврата – и вновь спектакль показан от и до, во всей унизительной полноте.

Наконец, Саарти в борделе — заключительный отрезок пути к сцене последнего театра, анатомического.

Драматургия Кешиша гуманна и беспощадна одновременно. Никаких лирических отступлений, никакого бэкграунда. Сплошное «здесь и сейчас». Декораций минимум, исторических красот нет вовсе. Точнее, декоративных деталей ровно столько, чтобы не забывать о временной дистанции. Режиссер смотрит не на костюмы – его интересуют только лица, и особенно лицо Саарти, впечатляющее своей абсолютной непроницаемостью. Недаром Кешиш взял на главную роль фактурную непрофессионалку — кубинку Яхиму Торрес, окружив ее лучшими французскими актерами. Вместе с ними мы поневоле становимся частью толпы, восхищенной, возбужденной и раздраженной феноменом Другого.

Да, «Черная Венера» — фильм о Другом и трагической невозможности примирения с ним.

Кто этот другой? Африканец, дикарь, негр или просто женщина. Вспомнится и «Простодушный» Вольтера, процитированный Кешишем еще в первой его картине. Но в еще большей степени Другой – артист, человек на сцене (или на экране). «Черная Венера» — радикальное повествование о судьбе художника. Точнее, того, кто мнит себя художником, владеющим умами и душами зрителя, а по факту оказывается игрушкой потребителя. Хочет быть субъектом, но становится объектом. Эта картина о превращении человека в предмет, превращении буквальном:

в финале Саарти предстает музейным экспонатом.

И единственный персонаж фильма (ясное дело, эпизодический), который чувствовал какое-то родство с ней, художник-натуралист из Академии Наук раскрашивает гипсовый слепок Саарье для демонстрации очередной толпе — толпе респектабельных ученых-расистов.

Для сегодняшнего кино, погрязшего в чисто формальной политкорректности, «Черная Венера» — произведение не менее подрывное и ценное, чем «Хижина дяди Тома» для мировой литературы позапрошлого века. Принято считать, что роман Гарриет Бичер-Стоу стал катализатором Гражданской войны в США. «Черная Венера», увы, вряд ли приведет к столь же глобальным последствиям. Но по меньшей мере выиграть на фестивале она может.