«Да, из-за людей. Две тысячи человек. Хотя цифра не главное. Даже если бы там был один человек и я мог помочь, я все равно вступил бы в разговор с террористом».
Из интервью Виктора Черномырдина журналу «Коммерсантъ — Власть», июнь 1998-го.

Он был какой-то неправильный премьер-министр с точки зрения общепринятых международных норм необщения с террористами. Позвонив Басаеву, он следовал обычной человеческой морали, неподвластной в том конкретном случае должности и правилам. Он поступил как отец, как мужик, который должен защитить.

Это мое интервью с ним для «Власти» было одной из редких наших личных встреч. Оно случилось в третью годовщину после Буденновска. Меня поразило, как гармонично в нем проявлялись повадки профессионального политика. Он чувствовал камеру, автоматически поправлял галстук, когда садился, был безукоризненно одет, естественно и по делу улыбался и естественно и по делу серьезнел. С ним было легко и не утомительно разговаривать, что бывает крайне редко. Запись интервью, правда, звучала странновато.

Сплошные отточия, паузы и провалы вместо крепких выражений, которых он старательно, даже слишком старательно, избегал. В личном общении отсутствие слова дополняется жестом, мимикой, выражением глаз. Но для бумаги нужны слова.

Эта невысказанная эмоция немедленно возвращалась на место, как только я сама, расшифровывая интервью, вставляла известные мне крепкие выражения в эти паузы. Интервью получилось хорошим. Он потом позвонил и сказал: «Все точно. Как это вам удалось?» Я призналась, что вставляла в паузы вариации на тему «е…. твою мать», и все тут же превращалось в связный текст. Он по этому поводу рассказал анекдот, который, даже если бы я его вспомнила, передать приличным печатным текстом не смогла бы.

Он рассказывал такие анекдоты и не выглядел при этом ни пошлым, ни грубым, ни непристойным. А вполне даже гармоничным. Так же как он не выглядел глупым или непристойным, когда своеобразно, порой косноязычно, шутил.

«Вообще-то успехов немного. Но главное, есть правительство». Или: « Вы посмотрите — всё имеем, а жить не можем. Ну не можем жить! Никак. Всё нас тянет на эксперименты. Всё нам что-то надо туда, достать там, где-то, когда-то, устроить кому-то. Почему не себе?! Почему не своему поколению?! Почему этот, как говорится, зародился, тот же коммунизм, бродил по Европе, призрак вернее. Бродил-бродил, у них нигде не зацепился! А у нас — пожалуйста! И вот уже сколько лет под экспериментом». Или: «Это же надо! В жизни такого не было — и вот опять».

Он был естественно харизматичен. Божий дар для лидера. Как-то очень по-земному, по-человечески умен и прагматичен. Не просто прост. Работоспособен. Хитер. Не агрессивен. Чувствителен к ситуации. Я до сих пор считаю, что мы профукали не худшего президента.

Кто-то со стыдом вспоминает тот эпизод, когда Черномырдин позвонил Басаеву. Как это он мог звонить террористу! Ага. Потом был Беслан. И не нашлось Черномырдина. И политик не сказал: «Даже если бы там был один человек, и я мог помочь»…

Кто-то считает, что ему нужно поставить памятник за создание «Газпрома».

А посередине между Басаевым и «Газпромом» еще наверняка куча претензий за всю ту невероятную эпоху, которую прожил в политике этот сильный мужик.

Мне хочется верить, что Виктору Черномырдину зачтутся спасенные им жизни там, куда он ушел сегодня ночью. И я лично ему за эти жизни и за политика с человеческим лицом благодарна. За это не грех и памятник поставить.

Что касается памятника за «Газпром», то скажу словами Виктора Степановича: «Вечно у нас в России стоит не то, что нужно!»

Наталия Геворкян вспоминает Виктора Черномырдина - Газета.Ru