Карфаген между прошлым и будущим

Непутёвые заметки секретаря Союза журналистов России профессора М.А. Федотова

События последних дней в Тунисе, когда глава государства отрекся от власти и бежал, а российские дипломаты и туроператоры ломают голову, как эвакуировать сограждан, заставляют меня обратиться к путевым заметкам, которые были сделаны два с...

События последних дней в Тунисе, когда глава государства отрекся от власти и бежал, а российские дипломаты и туроператоры ломают голову, как эвакуировать сограждан, заставляют меня обратиться к путевым заметкам, которые были сделаны два с половиной года назад. Летом 2008 года тунисские власти пригласили нас с Леонидом Никитинским принять участие в съезде их правящей партии.

Итак, съезд, рекламируемый как «Конгресс вызова». Знакомо: мы же учили в школе и универе про «съезды победителей», «третий решающий», «четвертый определяющий». Тут вся интрига «вызова» — согласится ли президент Бен Али пойти еще на один срок.

Автобус с журналистами и почетными гостями второй категории долго гоняют по пустым улицам от одного полицейского кордона к другому, пока мы не подъезжаем к огромному ангару. Повсюду национальные флаги и портреты — от огромных до скромных в размерах, — вовсе не претендующие на разнообразие. На всех — радушно улыбающийся президент Зин аль-Абидин Бен Али. Всегда в одной и той же позе: одна ладонь приближена к сердцу, другая — к животу, а в целом — олицетворение доброжелательности. Выглядит, пожалуй, на пятьдесят, примерно как Иосиф Кобзон.

Прежде чем пустить нас внутрь, сотрудники службы безопасности отбирают телефоны, фотоаппараты и видеокамеры.

Под объявление диктора первый ряд партера занимают члены правительства. Они идут скромно, гуськом, понимая, что не они тут солисты. Так, на подтанцовке.

И вот настает кульминация: под громоподобные восторги многотысячной толпы на сцену выходит президент Бен Али. Даже невооруженным глазом видно, что каждый шаг дается ему с трудом, а разница в возрасте между портретом и оригиналом не меньше двадцати лет. Мы помним таким Леонида Ильича Брежнева.

Он долго стоит со скрещенными руками, как на портрете, слушая изъявления восторга, переходящие в гимн, затем неспешно и одиноко занимает место за длинным и абсолютно пустым столом на сцене.

С первых же слов своей речи Бен Али взял быка за рога: «Бойцы и бойчихи!» (так в буквальном переводе с французского). О чем же говорил бойцам и бойчихам президент Туниса? О толерантности, о приоритете прав человека и необходимости диалога с молодежью. Он призвал крепить демократию и плюрализм, господство права… Но это — в общем и целом, а если конкретно, то политбюро и дальше должно направлять работу центрального комитета партии, который, в свою очередь, — руководить парламентом. «Я ясно чувствую консолидацию вокруг ЦК партии всех мужчин и женщин, молодежи и других поколений. Народ поддерживает нашу программу и объединяется вокруг нее!» И главное: «Я подумал и принял решение не отклонять просьбу партии, выдвинувшей мою кандидатуру на пост президента».

Волна восторга, гимн и частушки. Поскольку переводчики считают их тексты неофициальными и молчат, нам остается самим додумывать слова, стараясь попадать в ритм и тон.

После перерыва настает черед выступать лидерам других политических партий. Оказывается, их в Тунисе несколько, но все признают руководящую и направляющую роль одной-единственной. Естественно, лидеры этой как бы оппозиции выступают из-за боковой конторки, заверяя президента Бен Али, что и впредь будут следовать, поддерживать и претворять в жизнь.

А посреди огромной сцены за длинным столом президиума одиноко сидит старый человек, который давно уже залез на эту гору власти и не знает, как с нее слезть. И нужно ли слезать? И возможно ли это? Ведь теперь уже не столько он сидит на горе, сколько гора сидит на нем. Гора обязательств, гора ответственности, гора больших и малых грехов. И он будет сидеть здесь до скончания века, чтобы не разделить участь своего предшественника Бургибы, проведшего последние годы жизни фактически под домашним арестом. Сидеть, отгоняя от стола президиума в первый ряд партера даже ближайших соратников. Его удел — одиночество. И страх смерти, после которой режим почти наверняка рухнет, а вместе с ним и процветание семьи, и доброе имя в истории, и всё-всё-всё…