Доброе дело

Что это за новая столовая на Курском вокзале, в которую специально приезжают из других районов? Проясняла Маша Федоренко.

Найти столовую «Доброе дело» на Курском вокзале непросто — нет вывесок.

Нужно пройти мимо сонных сограждан, сидящих на чемоданах в зале ожидания №6, и пред вами предстанет грандиозная зала с золоченой лепниной и бесконечно высокими потолками, покрытыми фресками с архитектурными и природными видами. Это и есть «Доброе дело». Оно похоже на столовую хорошего советского санатория, будто перенесенную в наше время с помощью машины времени.

Справа бар со спиртными напитками, кофе и десертами. Но главное — у стойки раздачи. Сметана, кефир и ряженка в стаканах, супы, второе, закуски, салаты. Блины по 30 рублей, отбивная из свинины по 80, чай 15 рублей. Яблоко печеное с пометкой «диета» стоит 30 рублей. Горшок дня — 90 рублей. Есть «живые», то есть свежие, чебуреки, пирожки и морс.

Бесконечная доброжелательность девушек на раздаче усиливает ощущение, будто я попала в советский санаторий: они волнуются, точно ли я наемся, если не возьму «второе», спрашивают, насколько густым должен быть мой суп, и хочу ли я сметану.

Посетители сидят за столами, накрытыми скатертями в клеточку. Большинство женщин едят, не снимая шапок и верхней одежды, хотя в столовой очень тепло.

Я беру грибной суп и сажусь за столик.

Строительный рабочий в синем комбинезоне долго вытирает руки мокрой салфеткой, а затем аккуратно прячет ее обратно в упаковку. Обед успевает остыть, пока он водит стилосом по экрану телефона.

Двое невероятно благодушных упитанных бизнесменов в костюмах в блаженной тишине допивают пиво.

Заходят две сотрудницы вокзала из руководящих, судя по уверенному виду и нарядной одежде. Дама в бархатном берет суп, на второе — 2 котлеты с подливой и пюре, а та, что в атласной кофте, выбирает плов и пюре.

Бабушка в норковой шубе и с элегантной сумочкой платит мелочью за один чебурек и ест его из пакета, без тарелки, сев ко всем спиной.

Рядом студент читает Данте Алигьери перед пустым столом, а чуть поодаль дедушка с седой бородой чинно пьет компот, перед ним 4 пустых стакана и горка пакетиков с домашней едой.

Он не рискует раздеваться — если остаться в верхней одежде, в любую минуту можно вскочить, подхватиться и куда—то помчаться. Но охранник у входа настроен лояльно к чинным дедушкам.

Популярнее всего здесь борщ и макароны. Малообеспеченные граждане берут макароны, просят бесплатную подливку — получается выгодно.

Здесь ужасно интересная публика, хотя бывает, что и не очень приятная – «контингент, сами понимаете», как говорит раздатчица Алина, которая умеет разлить 40 тарелок борща так, чтобы последняя оказалась такой же идеальной, как и все предыдущие порции.

При мне к Алине подходит мужчина, только что «пробивший» обед, и спрашивает.

— Майонез есть?
— Вам куда? — спрашивает Алина.
— В рот! — грубо отвечает мужчина.
— Могу вам в тарелку положить или в отдельную миску.
—Да нет, мне нужен который, как эти! — он машет рукой в направлении упаковок с кетчупом и горчицей.
—Такого нет.

Мужчина сердится еще больше и уходит. Алина раньше была учительницей, поэтому у нее крепкие нервы. Но кто-то увольняется.

Я ем суп и смотрю по сторонам. Ко мне, не глядя на меня и не спрашивая разрешения, хотя вокруг полно свободных столиков, подсаживается мужчина в кепке и синей кофте Mexx.

— Приятного аппетита, — говорю я.
— А?
— Приятного аппетита.

Лицо соседа озаряется улыбкой. Он ест омлет и тушеную капусту и объясняет:

— Только вернулся из Америки, не привык еще.
— К чему?
— Да вообще.

Он рассказывает, что в Америке за двадцать долларов дают два куска мяса, но что жить там трудно – если только начать с нуля, но это многим лень.

Откуда-то доносится восточная музыка. Женщина в фуражке проводницы берет борщ, второе, блины, фруктовый салат, чай и пять кусков белого хлеба. Трое с горой сумок, обернутых в полиэтилен, берут по поллитра пива.

Восточная семья за столом у выхода постепенно расходится, и музыки больше не слышно — оказывается, она играла на их телефоне.

В проходе потерянно застывает парень в шапке, глядя в телефон и с плакатом.

Приходят две девчонки – они пьют пиво и ставят песню с телефона, с текстом, как будто пропущенным через автоматический переводчик:

«Да стучится кто-то в дверь,
Да как будто это зверь.
Где ты был, милый мой?
На охоту я ходил.
Это все же неспроста,
Верной быть должна жена,
Так разрушилась семья».

Никого нет, одна из кассирш уходит обедать. Размышляя о поэзии, любви, охоте и семейных ценностях, я решаюсь отправиться на кухню – не зря же заранее договорилась о такой возможности.

Заведующую зовут Светлана Николаевна, и она оказывается невероятно добродушной. Мне выдают халат, бумажную пилотку с заколками, красный шарфик для красоты и отправляют мыть руки.

На кухне жарко, стоят огромные чаны, противни и много людей, которые работают не переставая: режут морковь с помощью комбайна, чистят лук – руками, а картошка крутится в специальной картофелечистке, как в стиральной машине. Многие на ногах с 8 утра. Я не нахожу отдельной столовой – все перекусывают на ходу, а еще могут воспользоваться столиком наверху, в служебном помещении.

Оказывается, я совершенно не в состоянии ровно нарезать буханку хлеба, но превосходно чищу яйца. Битые идут в салаты, а целые продают потом в розницу.

Милая женщина лет сорока, которая наливает воду в гигантский чан, с удовольствием рассказывает, что тут больше всего работы по ночам – когда делают заготовки, и что ее зовут Бабушка Нина. Она приносит мне компот, который оказывается невероятно вкусным. Его варят из ягод, безо всякой «химии», и вообще здесь принципиально не используются полуфабрикаты. Она с сожалением рассказывает, что раньше сахара клали больше, и настойчиво предлагает чем-нибудь меня угостить.

Меня поражает дружелюбность совершенно незнакомых людей. Но потом я все понимаю: повар Валера, который собирает команду и организует ее работу, рассказывает, что для него люди — это главное, и он увольняет даже мега-профессионалов, если они оказываются склочными и ломают позитивный настрой на кухне. У круглолицего румяного Валеры есть помощник — высокий и сухощавый Дмитрий Анатольевич. Валера говорит, что Дмитрий — талант - самородок, и что он с ним давно работает в паре.

Я решаю проверить свои способности раздатчицы. Мне сразу же делают мягкое замечание, что я кладу слишком много сметаны, да и все остальное взвешиваю с избытком.

Сначала на тарелку нужно класть гарнир, затем тарелка отправляется на весы – должно быть 150 граммов, если плов, то 250. После добавления мясного блюда тарелку нужно снова взвесить, чтобы получилось 300 граммов. Это трудно! С супом еще сложнее – в тарелку нужно положить ровно один половник, чтобы гущи было достаточно, но не слишком много. И самое главное – нужно не задевать половником край тарелки, чтобы не испачкать ее дно – за три часа это не удается мне ни разу.

Мне плохо слышно, что говорят посетители – все из—за акустики в этом огромном зале. Быть раздатчицей немного страшно – нужно все делать быстро и аккуратно. Апатичный милиционер в ответ на мой вопрос, какой суп он будет, молча и медленно кивает головой в сторону грибного. Я впервые в своей жизни кормлю милиционера и испытываю смешанные чувства. Алина мне говорит:

— Милиционерам бы кладем побольше, из жалости.
— Почему из жалости? – поражаюсь я.
—У них работа такая, плохие условия, — она сочувственно хмурит брови и качает головой.

Милиционеры действительно выглядят утомленными.

Я спрашиваю Алину, почему она и ее коллеги всегда так доброжелательны, не кричат на бомжей, у которых хватает мелочи только на чай, разрешают старикам брать больше хлеба, спускают хамство редких грубиянов – это политика столовой?
— Да нет, нам просто их жалко.

Я прошу у бармена кофе и торт с черникой, и снова сажусь к посетителям.

— Девушка, вы не посмотрите? Я за хлебом, — с совсем невокзальной просьбой обращается ко мне молодой человек, сидящий за соседним столиком. Я киваю.

За соседним столиком пара что—то обсуждает на незнакомом языке. Женщина в шапке, с темной кожей и раскосыми глазами внимательно слушает своего собеседника.

— Хорошо! – она наконец откидывается на спинку, покончив с борщом. Это единственное слово, которое она произносит по-русски в разговоре со своим собеседником. И мне хорошо.