: Судьба галстука

Лучшее есть всегда – просто как результат выбора. Иногда – меньшее из зол. То есть категория относительная. А хорошее – категория абсолютная. И если его нет на горизонте, нечего врать (себе и людям), что оно есть. По-моему, характерная черта нашего времени в том, что лучшее подозрительно часто оказывается не хорошо.

Цели и задачи цикла.

Есть зоны языка, которые более разработаны, лучше распаханы. Начинаешь думать примерно о том, о чем хотел бы сказать, - и сразу выскакивает: личное и общественное. Привычно, по-советски, и примерно очерчивается контур высказывания. Гимн частной жизни, так сказать. Вот только само противопоставление искусственное и насильное. Что я ни делаю – покупаю ли продукты для семьи, провожу занятие, пишу статью (хотя бы и эту колонку), – тут накрепко сцеплены личное и общественное, и если уж пилить, то по живому. Поэтому сформулируем чуть иначе: частное и глобальное.

То есть моей целью будет проследить, как и насколько события мирового и государственного масштаба сказываются на жизни частного лица. Моей – но не только; из фокуса взгляда я постараюсь не выпускать некоторый ближний круг. При этом научная честность побуждает меня не навязывать реальности те или иные априорные гипотезы. Пусть будет, как будет. Постараемся наблюдать и обобщать не тенденциозно. Но так как мировая история не начинается в 2011 году и даже не меняется кардинально, какой-то опыт уже накоплен, и игнорировать его было бы неверно.

История вопроса. Пародийная связь.

Возможно, это кому-то покажется странным, но если в моей жизни проглядывались прямые, мгновенные связи между частным и общим, они были в той или иной степени забавны и пародийны.

Ранним утром 20 августа 1991 года наш поезд прибыл на Казанский вокзал. Мы – с маленькими детьми и большими вещами – с трудом вывалились на перрон. Таксисты (тогда именно таксисты, а не посредники) оживились и подошли поближе.

- Куда едем?

- На Смоленскую.

- Ха! На Смоленскую! Там танки…

Милитаристская экзотика взвинтила цену – ненамного, примерно в полтора раза. Доехали нормально.

В октябре 1993-го мы еще жили на Смоленской. Послали старшего мальчика на Арбат за хлебом – он вернулся (с батоном), забрызганный кровью. Чужой, точнее – народной. Рубашку выстирали; дальше за хлебом ходили сами (про мой поход на Арбат в 93-ем немного неточно -забрызгало лишь сшитую мамой куртку. Было жалко куртку. Было, кстати, 500-летие Арбата - прим «Полит.ру»). Здесь, надо сказать, ничего смешного. Общее отразилось в частном в духе «Форреста Гампа».

Лет 5 назад в непосредственной близости от нашей дачи опрокинулись вагоны на железной дороге. Вволю посмотрев телевизор, я поехал на вокзал – да вот только поезда не ходили. Все-таки вырабатывается привычка: телевизор – одно, жизнь – другое. Исключения резко выделяются. Назавтра воспользовался автобусом, добрался до дачи. Там в качестве фона мы исконно использовали радиоточку. Обычно она бубнила о событиях в Латинской Америке и Малайзии; тем летом – о том, что рядом. Восстановление движения поездов; нефть, пролившаяся в местную реку Вазузу. Между тем, фон оставался фоном.

Пожалуй, ситуация изменилась прошедшим летом. За окном – жара и дым; в новостях – жара и дым. Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые? Ну, в масштабах жары и дыма – наверное, да.

У одной моей знакомой из Перми была, в свою очередь, знакомая в Москве. А у той сосед пил. А потом перестал пить – но увлекся скользкими идеями. Это оказался один из первых русских фашистов Константин Смирнов-Осташвили, впоследствии посаженный в тюрьму и удавленный сокамерниками. Добавляет хоть что-то к иероглифу его судьбы, что он сосед знакомой моей знакомой? Думаю, нет.

Ближе к нашему времени. На этот Новый Год японцы заказали мне один литературный обзор. Что ж; я его сделал. К моменту выплаты гонорара наше высшее начальство очередной раз полаялось с их высшим начальством насчет Южных Курил. Гонорар, однако, был выплачен исправно, со всей японской вежливостью. Дальше – больше. Японская сторона пригласила меня на ужин в Москве; я согласился. И тут – землетрясение в Японии. Прошу понять меня правильно: я испытываю все положенные эмоции по поводу людей, пострадавших от стихии. Вообще, телевизор имеет своей целью будоражить мои эмоции – и достигает этой цели. По достойному поводу – или практически без повода, например, посредством сериалов. Но я сейчас не об эмоциях, я – о не зависящей от наших эмоций связи ГЛОБАЛЬНОГО с частным. Вот она: землетрясение – ужин. А возможно, и этой карикатурной связи нет, потому что (вроде бы) ужин состоится несмотря ни на что.

Краткий курс экономики. Подлинная связь.

Между тем, связь все-таки есть – ее не может не быть. Ну, если вкратце: в лихие 90-е мы – моя семья - жили очень бедно, к 1998 году чуть подняли голову – и к осени, после дефолта, впали в беспросветную нищету. А теперь, вроде бы, нормально. Очевидно, что есть какая-то корреляция между экономическим состоянием страны и благополучием отдельно взятого домашнего хозяйства.

Присматриваясь и анализируя, я действительно вижу опосредованную связь. Моя сфера приложения – необязательное, разнообразные культурные проекты, будь то издания или факультативы. Когда стране трудно, необязательное резко сжимается, «моих» мест становится меньше. Кроме того, витально одаренные и, скажем, бизнес-ориентированные люди частично вытесняются из своих сфер и конкурентно включаются в мою. Постепенно мне становится всё труднее найти очередную подработку. И наоборот – когда цены на нефть растут, общая ситуация легчает, витальные люди уходят наверх, а необязательное резко расширяется. Сигналы о новых проектах поступают – чтобы не соврать – в 10 раз чаще. Банальная связь, типа сердечно-сосудистой системы, но грех ее не заметить.

Однако, есть и обратная связь. Обычно я сижу в центре собственной паутины, жду сигналов из внешнего мира и фильтрую их, как писал Иннокентий Анненский, на «нет» и «да» - в пропорции примерно 1:2. Но если становится особенно беспросветно, я меняю характер поведения и начинаю бегать и искать. И за счет этого истерического преображения попадаю в вялый противопоток: вокруг становится немного хуже, а у меня – немного лучше. Нет нужды говорить, что в более или менее нормальных условиях имитировать истерику не получается.

Есть и бессвязность, издали похожая на связь. Например, у меня, как и у всего Отечества, кончились деньги в августе 1998-го года. Но я весной этого года работал в хорошей буржуазной газете, в июне меня уволили по идейным соображениям, а к августу у меня тихо подошли к концу отпускные. Дефолт тут ни при чем. Другое дело, что, вернувшись к сентябрю из Крыма в Москву, я не смог найти работу. Тут уже – см. выше. И истерика не помогла.

Глядя вокруг. Лучшее и хорошее.

Есть вроде бы нормальная расстановка. Чего угодно больше плохого, чем хорошего, но есть и хорошее. А на вершине этого хорошего – лучшее! Кажется, что это положение дел универсально.

Между тем, лучшее есть всегда – просто как результат выбора. Иногда – меньшее из зол. То есть категория относительная. А хорошее – категория абсолютная. И если его нет на горизонте, нечего врать (себе и людям), что оно есть.

По-моему, характерная черта нашего времени в том, что лучшее подозрительно часто оказывается не хорошо.

Для начала, это относится к самому времени. Вглядываясь, насколько позволяет опыт и эрудиция, во мглу прошедшего, я констатирую: может быть, несмотря на все издержки, мы живем в лучшую эпоху России. Просто припомните, что ей предшествовало. Но, с другой стороны, и наше время не хорошо. Наверное, объективно худшие, лихорадочные времена, ставящие человека на грань уничтожения и выживания, будь то революция, война, террор, вынужденное изгнание, не способствуют рефлексии и избегают суда современников. А сейчас есть минута свободы; вглядывайся – не хочу. Многое вызывает тошноту.

Я давно не хожу на выборы – увольте. Наверное, есть лучший из предложенных вариантов. Но мне предлагают выбирать между людьми, с которыми я не хотел бы оказаться в одном купе. Сами понимаете, о том, чтобы добровольно делегировать властные полномочия, речь тут идти не может.

Полулежа на диване, отдыхая, я перебираю посредством пульта каналы телевизора. То, на чем останавливаюсь, лучше остального и лучше, чем ничего. Но примерно в 5 случаях из 6 это не хорошо.

Справедливости ради – это не относится к откровенно товарной сфере. Будь то комод, люстра, книга (как факт полиграфии), кусок мяса или кило конфет – я выбираю действительно лучшее из хорошего. В итоге, например, мой телевизор оказывается, как теперь говорят, в разы лучше, чем то, что он показывает. И приходится абстрагироваться от интеллектуально-культурного продукта и наслаждаться цветом, четкостью, формой - пикселями как таковыми.

С другой стороны, это разочарование в лучшем из возможного – еще и примета возраста. Думаю, многие люди вместе с буквальным опытом накапливают умозрительный. С годами научаешься видеть за начинаниями и свершениями их базовые идеи, и идеи иногда прекрасны. В памяти начинают тесниться образцы, никогда не существовавшие во плоти. И мы невольно сопоставляем реальность с этими образцами.

Особенно это относится к эпохе перемен. Уже вроде бы настала некая пластичность, уже мы вытерпели невзгоды, связанные с этой пластичностью – почему бы ей не схватиться в нечто идеальное, так хорошо представляемое нами? Почему неслыханно новое обретает черты постылого старого, начиная с однопартийной вертикали?

Вопросы, вопросы…

Деталь недели.

Как-то само собой получается, что первая колонка – не о текущей неделе, а обо всей истории человечества вплоть до последней недели. Но все-таки дадим (и будем давать впредь) хотя бы один кадр эксклюзивно этой недели – дай Бог, они сложатся в итоге во что-то цельное.

Моя знакомая девушка-поэт Женя Коробкова, неожиданно умная для девушки и поэта, любезно поделилась вот такой подробностью. В Москве есть фабрика искусственных глаз. Для правдоподобия в искусственные глаза вправляются красные прожилки. Их вручную мастерят работницы фабрики, распуская красные галстуки, оставшиеся от СССР.

Не знаю, можно ли что-то добавить к этой биографии красного галстука.