Председатель Верховного суда РФ Вячеслав Лебедев о независимости судебных органов и контроле над правосудием

Председатель Верховного суда России ВЯЧЕСЛАВ ЛЕБЕДЕВ заявил начальнику отдела преступности "Ъ" МАКСИМУ ВАРЫВДИНУ о том, что правосудие теперь открыто для граждан и не носит, как считают многие, обвинительного уклона. Во всяком случае, каждый четвертый подсудимый выходит из суда без обвинительного приговора. При этом выяснилось, что реализовать многие хорошие идеи судебной системе мешает отсутствие их исполнителей. Например, некому толком обеспечивать домашние аресты, избираемые судами, и собирать штрафы по решениям тех же судов.

— В последнее время председатели судов говорят о возросшем давлении. Давят обвиняемые и их защита, следственные органы. Судьям угрожают, на них совершаются нападения, но меня заинтересовали два других случая — конфликты между судейскими сообществами и руководителями регионов. В прошлом году такой конфликт был в Ингушетии. Сейчас происходит в Костромской области. При этом стороны обращаются к вам, как главному арбитру. Верховный суд рассматривал эти ситуации, как-то вмешивался в них?

— Говорить, что давления нет, значило бы слукавить. Давление есть, и это плохо. Судья ведь тоже человек, у него тоже есть свой предел психологической выдержанности, и в этом кроется опасность для правосудия. Это плохо и для общества. Необходимо с детства воспитывать в гражданах правовую культуру, и такие проекты мы реализуем в отдельных регионах. Там судьи проводят занятия со старшеклассниками, знакомят их с работой суда. Мы должны исходить из того, что все законы написаны для нормальных людей. А те, кто отступает от них,— для них наступает и ответственность за это. По закону никто — ни местная власть, ни федеральная, ни какие-то группы лиц или партии не могут оказывать давления на суд.

Что касается Костромы, то мы с этим разбираемся, потому что губернатор (Игорь Слюняев.— "Ъ"), обратившись ко мне с заявлением, указал на ряд очень серьезных обстоятельств, требующих проверки в установленном законом порядке. Для этого я направил его заявление в соответствующие компетентные органы. Генеральная прокуратура такую проверку уже провела, судебный департамент при Верховном суде в части своей компетенции — тоже. Как только следственные органы сообщат о своих результатах, общество и СМИ будут проинформированы.

А с Ингушетией ситуация сама себя исчерпала. Михаил Задворнов (бывший председатель Верховного суда республики.— "Ъ") — достойный человек, честно отработал в этой республике три года. Сейчас он перешел работать в Верховный суд России.

Если поступают обоснованные заявления о том, что судьи неправильно ведут себя в конкретных ситуациях, совершают какие-то недостойные действия, ни одно такое заявление не остается без внимания.

— А сам Верховный суд может проводить проверки?

— Когда речь идет об этической стороне дела, скажем, недостойном поведении судьи, нарушении Кодекса судейской этики, создается комиссия и на месте проводится соответствующая проверка. Но в таких случаях я не исключаю необходимости проверки обстоятельств и независимыми от суда органами.

— Говорят, что суд — это закрытая корпорация. Обращайся не обращайся, обратной связи нет.

— А по моему мнению, сегодня суд самая публичная власть. И мы добиваемся того, чтобы она была еще и самая прозрачная. По результатам проверки обращений граждан к дисциплинарной ответственности в 2010 году было привлечено почти 300 судей судов общей юрисдикции, из них досрочно прекращены полномочия 52 судей. Это ли не пример обратной связи с обществом?

Теперь об информационной открытости. Когда мы обсуждали вопрос об обеспечении права граждан на получение информации о деятельности судов (262-й федеральный закон.— "Ъ"), было много критики со стороны судей. Говорили, что уже есть определенный порядок, работа идет, заседания открытые, что еще необходимо? А недоставало как раз общественного контроля за правосудием в целом. Сегодня для каждого очевидно, что граждане должны иметь возможность ознакомиться с решениями судов лично, а не через третьих лиц, увидеть, кто их вынес, сформировать свое отношение к судейской позиции по конкретному делу. Только с помощью такого контроля решения судов станут понятными и честными.

И как показала практика, эта деятельность суда оказалась очень востребованной. На примере Верховного суда могу сказать, что начиная с 1 июля 2010 года размещенной на сайте суда информацией воспользовалось более 1 млн пользователей. И Верховный суд не случайно выступил с законодательной инициативой принятия 262-го закона. На сайте суда тексты судебных решений размещаются еще с 2002 года, и сегодня их представлено свыше 35 тыс.

— Пользователи обращают внимание на ошибки в размещенных на сайтах судов решениях.

— Конечно, как и везде, ошибки есть. Встречаются судебные решения, которые словно написаны для разделов в журналах "нарочно не придумаешь". И за этими решениями судьба людей, их имущественные права, их честь и достоинство, свобода — все основные гражданские ценности.

В судах внедрили самые современные компьютерные системы, но когда появляются ошибки, иногда чисто орфографические, судьи ссылаются на компьютерные сбои. Видите, как ловко — на любую оплошность можно найти оправдание... Но главное не это, мы размещаем тексты судебных решений не для того, чтобы показать, какой у судьи литературный талант, а чтобы его решения были прозрачными и убедительными.

Кстати, в 2010 году в кассационном и апелляционном порядке по всем основаниям — несогласием с обоснованностью осуждения, правильностью квалификации действий и по мотиву суровости наказания — обжаловали обвинительные приговоры, вынесенные областными и равными судами, 47% осужденных, районными судами — 13% и мировыми судьями — 4% таких граждан.

— Размещают в интернете эти решения не сами судьи, а их помощники. Зачастую люди, имеющие высокую квалификацию и высшее юридическое образование, ненадолго задерживаются в судебной системе, потому что им элементарно мало платят. Говорят, что именно из-за них появляются ошибки.

— Решение пишет судья, он его подписывает, провозглашает и несет за него личную ответственность, а не помощник. И судья, а не помощник отвечает за содержание решения. Однако вопрос о зарплате действительно стоит остро, поскольку достойная оплата — одна из гарантий независимости правосудия. Бедность правосудия, как и бедность всего государственного аппарата, это первое условие, способствующее всем негативным последствиям бюрократии, начиная от хамства гражданам и заканчивая коррупцией.

— Возвращаясь к давлению, а на вас его оказывают?

— Да, оказывают, особенно через электронные СМИ, которые нередко используются на условиях анонимности, и в подобных технологиях некоторые особенно преуспевают...

Когда мы работали над законом о статусе судей, мы убеждали государственные власти, президента Бориса Ельцина в том, что гарантии для судей должны быть реальными, а не декларативными. Чтобы судью сложно было как соблазнить, так и запугать. Судья твердо должен знать, что его защищает закон, что его защищает Конституция, что гарантии его статуса реальны и неумалимы. Многое из того, что тогда было задумано, удалось воплотить в жизнь.

— Наверное, все-таки не все? Есть же и нереализованные инициативы. Что, например, с административными судами?

— Создание административного судопроизводства — это не инициатива, а наша принципиальная правовая позиция. В ее основу положены не чьи-то предпочтения, а положения статьи 118 действующей Конституции, согласно которой судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства. На сегодняшний день такого полноценного самостоятельного вида судопроизводства в России не создано. Между тем его необходимость, в особенности в условиях борьбы с коррупцией и чиновничьим произволом, очевидна. Ведь в рамках этой процедуры гражданин спорит с государством, заведомо находясь в неравных условиях с его административным ресурсом. Именно в силу этих причин необходимы специальные процедуры и особенное судопроизводство. В отличие от искового производства не гражданин, а государство должно доказывать в суде правоту своих действий, и рассмотрение таких дел должно быть оторвано от территориального принципа подсудности административного спора.

В таких делах рассуждения о себестоимости административного судопроизводства недопустимы, поскольку негативные последствия его отсутствия имеют серьезные отложенные риски, в том числе в виде несовершенства работы государственного аппарата.

— Некоторые юристы считают, что создание административного судопроизводства является ненужной и даже вредной идеей.

— Вредной, но для кого? Прежде всего для чиновников, которые совершают неправомерные действия, и тех, кто умиляется проявлениями протекционизма, но для гражданина и общества в целом это полезно и необходимо. О перспективах и эффективности развития административного судопроизводства сами за себя свидетельствуют данные судебной статистики — даже в рамках действующего гражданского процессуального законодательства в 2010 году судами общей юрисдикции по делам, возникающим из публично-правовых отношений, более половины заявлений — 56% — было удовлетворено. По отдельным категориям дел этот показатель еще выше — решения и действия органов местного самоуправления и муниципальных служащих признавались неправомерными в 72% дел.

— Тем не менее в обществе поддерживается устойчивое мнение о том, что, например, в уголовном судопроизводстве решения судебной системы носят обвинительный уклон. Вы с этим согласны?

— Было время, когда считали, что именно практика назначения строгих мер наказания — это путь избавления от преступности, и даже функции и задачи суда были иными. Его причисляли к таким правоохранительным органам, как милиция, прокуратура и КГБ, считая одним из органов борьбы с преступностью. И тогда считалось: строгое наказание — это путь построения общества, где нет преступности. Но жизнь показала, что это неверно. Путь борьбы с преступностью лежит прежде всего через устранение причин и условий, которые способствуют совершению преступлений. И в первую очередь это решение социальных проблем граждан, это профилактика и предупреждение преступлений, это воспитание законопослушания, это формирование идеологии в обществе. Поэтому одной строгостью наказания проблемы преступности не разрешить.

Мы отошли от прежней системы два десятка лет назад, и все эти годы методично выстраиваем практику назначения наказаний, исходя из одного: должна быть индивидуализация ответственности за конкретное деяние. Индивидуализация наказания зависит от личности обвиняемого, от конкретных обстоятельств совершения преступления, его мотивов. Не учитывать это, шаблонно подойти к применению закона — путь к судебной ошибке.

А насчет обвинительного уклона рассуждения идут достаточно примитивные: какой процент оправданных по отношению к лицам, дела по которым рассмотрены в суде? Во-первых, когда сравниваешь количество оправдательных приговоров в нашей стране и в другой, надо прежде всего обратиться к концепции судопроизводства в России. Вспомнить, есть ли у нас досудебный контроль или нет?

Вот если бы у нас следователь или дознаватель, закончив дело, сразу бы нес его в суд, я вас уверяю, мы бы имели значительно больше процентов оправдательных приговоров. Не знаю, правда, считалась бы из-за этого работа судов более качественной.

У нас другая правовая система, когда за следствием смотрят еще надзирающие органы. Ведь нам направляют дела прокуроры. И прежде чем давать какие-то оценки, следует поинтересоваться, сколько прокурор возвращает дел следствию без направления их в суд, по скольким делам в процессе расследования прокуроры дают указания об устранении неполноты следствия, сколько таких возбужденных дел прекращается на досудебной стадии. По всем этим делам, если бы они были направлены в суд, состоялись бы оправдательные приговоры.

Второе. В отношении 52% осужденных дела рассмотрены в особом порядке, когда подсудимый полностью признал свою вину и после консультации с защитником просил не исследовать доказательства и сама форма судебного разбирательства уже не предусматривает вынесение оправдательного приговора. В этом случае законодатель гарантирует снисхождение суда и назначение наказания не более 2/3 от размера максимальной санкции закона. Так может здесь быть оправдательный приговор? Конечно, нет.

К числу оправданных в течение, например, прошлого года необходимо еще причислять 19 тыс. лиц, дела в отношении которых были прекращены судами по реабилитирующим основаниям без постановления приговора. Кроме того, в 2010 году судами были освобождены от уголовной ответственности с прекращением производства по делам 270 тыс. обвиняемых.

Можно ли говорить об обвинительном уклоне, если каждый четвертый выходит из суда без обвинительного приговора? При этом мы не гонимся за цифрами и показателями статистики. Кстати, на координационном совещании правоохранительных органов генпрокурор Юрий Чайка критиковал следствие за то, что в судах сейчас очень большое количество прекращенных дел.

И последнее об обвинительном уклоне. Вы знаете, что суды в отношении 14% подсудимых вынесли приговоры по более мягким обвинениям, чем предъявили следственные органы? Это тоже пример независимости правосудия, отсутствия так называемой корпоративности суда и следствия.

— Насколько серьезны недостатки в работе следствия?

— Нужно исходить из того, что качественное следствие, впрочем, как и качественная адвокатура,— это путь к справедливому приговору. В целом, я думаю, и в работе следствия, и прокуратуры, и суда имеются серьезные позитивные изменения. Об этом свидетельствует и тенденция снижения количества ходатайств об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу. Наши критики утверждают, что в судебной политике ничего не меняется, что прокурор раньше, оказывается, арестовывал меньше, чем сегодня суды. Но это, мягко говоря, неправда. Например, в 2001 году, в последний год, когда аресты санкционировали прокуроры, эта мера пресечения была избрана в отношении 366 тыс. человек. В 2010 году суды арестовали 153 тыс. На 213 тыс. человек меньше! За последний год количество арестов сократилось на 35 тыс. Вот это позитивная динамика и положительный пример слаженной устойчивой судебной политики.

Для дальнейшего развития этого суду необходимо создать надлежащие условия для применения других альтернативных мер пресечения. Вот вы, наверное, обратили внимание, что я постоянно говорю в докладах по итогам работы о том, что судам надо чаще применять залог. В прошлом году такая мера пресечения была избрана в отношении 1,4 тыс. лиц.

— Но тысячам суды наверняка отказали?

— Тысячам? Нет, за весь прошлый год было всего 134 отказа по ходатайствам об избрании залога, но широкому распространению практики избрания данной меры пресечения препятствуют объективные причины. В соответствии с законом минимальная сумма залога для преступлений небольшой и средней тяжести не может быть назначена менее 100 тыс. рублей, для преступлений тяжких, особо тяжких — не менее 500 тыс. А у нас более 60% обвиняемых вообще не имеют никакого постоянного источника дохода. В этом случае хороший выход из положения — домашний арест. Нам, судьям, дано в законе право его применять. Но вопрос в том, кто будет его исполнять. С нашей точки зрения, исполнять, конечно, должны органы уголовно-исполнительной системы, но закон это не регулирует. На практике суды чаще всего возлагают исполнение на органы МВД, хотя в законах как о милиции, так и полиции, эта функция не прописана. Но позитивная динамика все равно есть: в 2009 году домашний арест избран 146 лицам, в прошлом — 687. Последние предложения президента России как раз направлены на то, чтобы четко определить орган, ответственный за исполнение данной меры пресечения.

— Сейчас активно внедряется практика назначения штрафов как альтернатива колониям. Ваше отношение к этому?

— Правильная мера наказания, но исполняемость штрафов по уголовным делам всего 37%. Также обстоят дела по административным правонарушениям. За прошлый год суды рассмотрели 5,3 млн дел об административных правонарушениях, при этом исполняемость штрафов составила всего 23%. Не были исполнены судебные решения на сумму 5,7 млрд рублей! А в 2009 году — не исполнено на сумму 12 млрд рублей. В результате нарушается принцип неотвратимости наказания.

— В последнее время в уголовно-процессуальное законодательство вносятся изменения, направленные на его либерализацию. В частности, касающиеся привлечения фигурантов дел, возбужденных по экономическим статьям. Был даже специальный пленум Верховного суда по 108-й статье УПК. Однако пленум не стал подробно что-то объяснять, а просто отослал судей к положению Гражданского кодекса о предпринимательской деятельности. И суды, вынося решения, по мнению адвокатов, трактуют 108-ю статью по-разному.

— А что вас смущает? Что Гражданский кодекс дает понятие предпринимательской деятельности? В апреле 2010 года был принят закон (изменения в 108-ю статью.— "Ъ"), а в июне мы уже дали разъяснение, полностью основанное на результатах мониторинга судебной практики. Это разъяснение недвусмысленно, и его следует учитывать всем судам.

— Что вы думаете о последнем конфликте между СКР и Генпрокуратурой из-за нелегального игорного бизнеса в Подмосковье?

— Я с уважением отношусь как к Юрию Яковлевичу (Чайке.— "Ъ"), так и Александру Ивановичу (Бастрыкину.— "Ъ"), они рассудительные люди и сами разберутся в сложившихся обстоятельствах и без моих комментариев. А как судья, я смогу высказать свое мнение через судебное решение, если уголовное дело поступит в суд. Кроме того, было бы в принципе неправильно давать оценку на основании той информации, которую мы имеем вместе с вами с телеэкрана.

Я же хочу обратить ваше внимание на то, как легко сегодня формируется общественное мнение. Недавно я выступал с докладом в Совете федерации и сообщил о том, что в 2010 году суды осудили за получение взяток примерно 2 тыс. должностных лиц. На следующий день я прочитал комментарий из Совета федерации: "Это все мелкая рыбешка. Люди видят, что многие крупные чиновники явно живут не по средствам. Но никто не спрашивает, откуда у них деньги на строительство огромных домов, покупку дорогих автомобилей. Это является следствием, в том числе и некачественной работы судебной системы". Складывается впечатление, что суды утаивают дела о коррупции. Однако какие дела поступили, такие суды и рассмотрели!

— Судебная реформа в России длится уже более 20 лет и, судя по всему, до ее завершения еще далеко?

— Принципы правосудия должны быть постоянными и консервативными, а совершенствование правосудия не имеет календарных ограничений, потому что степень развития права определяется уровнем развития общественных отношений, которые не стоят на месте. Увы, наша история знает немало примеров, когда хорошие начинания оставались незавершенными в силу отсутствия системного и сбалансированного подхода к их реализации. Единственным объективным критерием преобразований может являться качество правовой защищенности гражданина. Отрицание достигнутого, нередко порожденное кампанейщиной, может привести к разрушению того крепкого фундамента, который создавался учеными и практикующими юристами в течение нескольких десятилетий.

"Какие дела поступили, такие суды и рассмотрели"