Итак, Ишигами победил. Ну что сказать? Безумству храбрых пою я славу. За две недели, которые прошли с момента прошлого заседания жюри, которое я описал в предыдущем посте, архитекторы отвечали на вопросы. По этим вопросам эксперты писали заключения, и я привожу здесь свое экспертное заключение.

Томас Лизер

Ответы на вопросы Томаса Лизера оставляют неубедительное впечатление. На мой взгляд, это связано с тем, что его проект был в большой степени проработан уже на этапе конкурса, и ему было нечего добавить к предшествующей презентации. По сути, вопросы к нему носили формальный характер (бюджет, порядок работы и т.д., что на нынешнем этапе в любом случае материя очень приблизительная). Содержательных вопросов было два – просьба рассказать об опыте компании и ответить на вопрос о художественном смысле проекта.

Проект Томаса Лизера
Фото: Проект Томаса Лизера

Ответ на вопрос о художественном смысле проекта звучит откровенно комично. По словам Лизера, символ его проекта – «Облако», и он выстраивает на этом облаке крайне сомнительные пассажи. Фразы «Социальное и культурное значение концепции «Облака» включает в себя идеи равенства и демократии», «Облако – ключевой символ устремленного в будущее инновационного процесса» нужно включать в учебники как примеры абсурдности американской демократической риторики. Вероятно, жители США получили опыт демократии и технического процветания главным образом путем созерцания облаков. Читать это стыдно.

Внутренний двор музея по проекту Томаса Лизера
Фото: Проект Томаса Лизера

В виде известного извинения Лизеру служит то обстоятельство, что художнику вообще трудно отвечать на вопрос о художественном смысле своей работы. В сущности же его проект крайне прост. Ишигами пытается показать технику как продолжение природы, а Лизер – как Чудо. Тоже очень американская концепция, но не такая глупая – на этом был выстроен весь маркетинг Стивена Джобса. Кстати и стеклянные летящие этажи – это головной i-Store в Нью-Йорке, и там это отлично работает. Лизер и рисовал Чудо – оно и снизу сияет, и сверху потрясающий вид открывается, и люди в нем летают. Это ему рассказать не удалось, чего откровенно жаль.

Стеклянный зал над музеем по проекту Томаса Лизера
Фото: Проект Томаса Лизера

Опыт Томаса Лизера и его русского соавтора Михаила Хазанова огромен и производит даже несколько подавляющее впечатление. Становиться даже не совсем понятно, каким образом Ишигами и Лизер могли столкнуться в финале одного конкурса – это архитекторы слишком разных весовых категорий, один молодой художник с опытами инсталляций на биеннале в Венеции, другой – архитектор, построивший порядка миллиона квадратных метров зданий высшей категории сложности. Обычно в конкурсах такого рода таких сочетаний в финале не возникает.

Джунио Ишигами

С момента конкурса, компания смогла существенным образом скорректировать проект. В сегодняшнем виде он не представляется нереализуемым.

Проект Джунио Ишигами. Вид внутреннего двора
Фото: Проект Джунио Ишигами

Объяснения, данные компанией ARUP, сопровождающей проект Ишигами, по поводу перекрытия дворов представляются убедительными. Главным является указание на то, что ETFE покрытие сертифицировано в России и уже используется в Петербурге и в Сочи, а также что в случае с катастрофой стадиона в Миннеаполисе, которая заставила меня крайне скептически отнестись к этой идее, использовались панели с другим полимером – PTF. Хочу подчеркнуть, что технология покрытия в Миннеаполисе сходная, речь идет о разных производителях схожих продуктов, и, насколько можно понять из объяснений Arup, решение в пользу Ишигами жестко привязывает нас к единственному производителю – компании Vectorfoiltec. В России и в Казахстане есть производители схожих материалов, однако судя по этим ответам использовать их прямо-таки опасно. Если это верно, то монопольное предложение диктует монопольную цену.

Некоторую тревогу вызывает сомнение компании Aruр в возможности использования стеклянных балок без специального сертифицирования в России. В случае с реконструкцией Главного штаба в Петербурге по проекту Н.И.Явейна сертифицировать эти балки не удалось. Использование металлических конструкций существенно изменит облик «летящей» крыши Ишигами.

Вопросы снегоудаления с крыши решены остроумно и убедительно. Идея «самоочищения» крыши по образцу антипригарного покрытия тефлоновых сковородок кажется чудом. Возможно, это следствие использованной авторами метафоры, но хотелось бы заметить, что антипригарные сковородки сами не моются – к ним только не ничего прилипает. Как долго светопрозрачное покрытие будет сохранять свою прозрачность при том, что предусмотрено только самоочищение, без мытья, неясно.

За время от первой презентации проекта общественности, где Ишигами предложил создать под музеем открытый сад, до ответов на вопросы, где оказывается, что сад будет полностью закрыт стеклом в зимнее время, а летом открываться, замысел сада существенно изменился. По сути, речь идет о создании под музеем закрытой оранжереи. При этом графическое оформление проекта никак не изменилось, и мы видим рисунки к одной концепции, иллюстрирующие другую.

В зимнее время мы просто видим оранжерею в подвале дома, к ней ведут откосы, покрытые снегом. Переосмысление сада в оранжерею потребовало от архитектора создания вдоль музея подогреваемой отмостки шириной до 2 м., и отводной ливневой канавки для удаления воды с отапливаемой поверхности. Ширина и глубина этой канавки не подсчитана, но очевидно, что для эффективного удаления воды со снегом и грязью это должно быть что-то вроде среднеазиатского арыка вокруг всего музея. Невозможно представить себе, чтобы все проемы подземной оранжереи были просто остеклены и оставались визуально прозрачными – уровень заглубления от дневной поверхности составляет 4 метра, для стекол нужны будут рамные конструкции, которые будут подчеркивать границу между оранжереей и откосами к ней. Авторы также не смогли ответить на вопрос, что они собираются посадить вдоль границы ямы, с тем, чтобы растения не умерли, как умерли в свое время липы, посаженные вдоль фасада музея. Вопрос этот, вероятно, может быть решен, однако очевидно, что характер растений внутри оранжереи и вне ее будет существенно различаться. Очевидно, что единого пространства, объединяющего сад под музеем с городом и двумя примыкающими к музею скверами, в случае «оранжерейного» решения не получается.

Архитектор, который столь существенно меняет проект уже во время конкурса, вызывает известные сомнения с точки зрения ответственности своих предложений. По сути, ему требовалось бы представить новые визуализации, с тем, чтобы члены жюри могли увидеть изменения в проекте. Нам предлагается не сад под музеем, а остекленные витрины с растениями за ними, которые выглядят в городе примерно как витрины цветочного магазина, расположенные в подвальном этаже.

Однако в таком виде проект может быть реализован, и хотя это менее эффектное зрелище, чем открытый сад под музеем, атмосфера в этой оранжерее будет необычной для музея. Качество этого помещения будет сильно зависеть от дизайна сада (в этом Ишигами, как показал японский павильон на венецианской биеннале 2008 года, мастер замечательный) и способности персонала музея его поддерживать. Фактически, решение требует создания в Политехническом музее нового подразделения садовников. Опыт функционирования таких оранжерей в Москве показывает, что лучше звать иностранных специалистов и дело это дорогостоящее.

Вопросы гидроизоляции музея от подземной оранжереи и поддержания микроклимата в ней, сохранности коллекции от сырости и микрофлоры (оранжереи – источник разных видов плесени) в предоставленных ответах не отражены. Авторы сообщают лишь, что там будет полностью искусственный климат (системы кондиционирования и отопления). Как это сочетается с тем, что сады выходят в открытые дворы музея и там непосредственно сообщаются с экспозицией, вовсе непонятно. Полагаю, что когда Ишигами осознает и эту проблему, он снова, как и в случае с открытием, что в России бывает зима, заявит, что предполагается сплошное остекление по периметру дворов, чтобы изолировать оранжерею от музея. Тогда мы получим, наконец, то, что может быть выстроено на самом деле – застекленный подвал с растениями в нем. Остается вопросом, нужно ли это делать.

Ответы на вопросы, вызванные идеей откопать подвал и сделать в нем сад – где располагать инженерные системы и как обеспечить загрузку и разрузку музея – решены в представленных ответах малоубедительно. Инженерные системы предполагается расположить на 2200 кв. м. площади. По опыту в зданиях такой функции инженерные системы занимают до 20% площади (в нашем случае даже больше, учитывая системы искусственного климата), что предполагает площадь в 5-7 раз большую. Понимая это обстоятельство, авторы говорят о возможности разместить системы вентиляции, кондиционирования и отопления в чердачных помещениях. Подчеркиваю, что это неприемлемо для музейной функции – прорыв отопления уничтожает коллекцию. На мой взгляд, перед нами лукавый ответ на вопрос, который показывает, насколько неразумной является идея оголить подвал в целом.

Второй вопрос – о загрузках музея и вывозе мусора – решается с помощью одного моста (ширина 4 м., два грузовика разойтись не могут) через ров и стоянки на один трейлер около грузового лифта. Это решение означает, что за один раз у музея может разгружаться одна грузовая машина. По опыту музейный трейлер разгружается 2 часа и загружается до пяти часов. То есть любая выставка в музее должна только разгружаться несколько дней. При этом пока разгружается трейлер, из музея даже нельзя вывезти мусор. Мне кажется, это решение не продумано, и, вероятно, будет пересмотрено на следующих стадиях.

Должен заметить, что представленные данные об опыте архитектора ясно показывают, что необходимым опытом господин Ишигами не обладает. Его успехи – две работы на венецианской биеннале – хотя и представляли собой изумительный художественный продукт (в особенности работа в японском павильоне 2008 года), никак не связаны с опытом реальной сложной стройки. Остальные его вещи менее убедительны в художественном отношении и никак не могут сравниваться с Политехническим музеем по уровню сложности строительной задачи.

Участие компании Arup, однако же, позволяет надеяться, что проект все же может быть воплощен. Однако русское отделение компании образовалось сравнительно недавно и не имело соответствующего опыта реконструкции.

Сам я, получив такую экспертизу, никогда бы не решился проголосовать за проект. Мне также звонил эксперт по конструкциям профессор Владимир Травуш, ему работа Ишигами тоже показалась малоубедительной, поскольку по его мнению покрытие из полимерных пленок носит временный характер, недолговечно, удачно для стадионов, но малопригодно в музее. Однако Евгений Асс, с которым я тоже разговаривал, высказался по-прежнему в пользу Ишигами, и я поздравляю его с победой. Его точка зрения оказалась наиболее убедительной для жюри.

Что сказать теперь? Можно – много про то, что будет плохо, и я смогу через короткий срок гневно восклицать – я же вам говорил! Но я совсем не хочу этого делать. Реконструкция Политехнического музея, на мой взгляд – это позитивная идея, Ишигами – талантливый юноша, и лучше бы все у них получилось. То, что Дворкович, Шувалов, Чубайс и десять форбсов, которые сидят в этом попечительском совете – такие романтики, это может и тревожно, но вообще-то довольно симпатично.

Скажу в пользу этого решения. У нас за 20 лет прошло примерно 300 конкурсов и при этом ни одного здания по конкурсному проекту построить не удалось. Одна из причин заключалась в том, что в конкурсных жюри всегда заседают профессионалы, а проект воплощают и платят за него совсем другие люди, и им мнения этих профессионалов до лампочки. Попросту говоря, они должны растить детей, которых зачал кто-то другой. Они предпочитают увиливать.

Именно поэтому я был ярым сторонником двухэтапного конкурса, на котором на первом этапе профессионалы выбирают архитекторов, а на втором проект выбирают члены Попечительского Совета музея. Мне было важно, чтобы эти уважаемые господа действительно выбрали тот проект, который им нравиться, и чувствовали, что это их решение. И мне кажется, судя по тому, как они победили экспертов, в том числе и меня, Ишигами им действительно понравился. Будем надеятся, что им удастся сохранить свежесть своих чувств на пять лет реконструкции.

Я не уверен, что проект Ишигами удастся воплотить в наших условиях. Но в чем я уверен – это что если бы они с испугу все же приняли проект Томаса Лизера, его бы построить не удалось. Ну не нравился он им, ну что я могу поделать? Мне нравился, им нет. Заставить? Обратиться к президенту? Дело не в том, что они куда лучше меня умеют обращаться к президенту. Дело в том, что дети с испугу не родятся.

А Ишигами они по крайней мере отстояли уже от одной инстанции. От меня.

"Безумству храбрых пою я славу"