Зияд Манасир, крупнейший подрядчик «Газпрома», — о масштабах строек, конкуренции и спокойной жизни в России.

Выходец из Иордании Зияд Манасир создал крупнейшую строительную компанию России. Его «Стройгазконсалтинг» с оборотом около $6 млрд вырос на госзаказах. Обладал ли Манасир административным ресурсом? В партнерах у него была дочь генерала КГБ и друга Путина Александра Григорьева, кроме того, успехи «Стройгазконсалтинга» связывали с покровительством влиятельного зампреда правления «Газпрома» Александра Ананенкова. Сам Манасир, впрочем, связь своих успехов с чьей-то протекцией всегда отрицал. А Александр Ананенков, в декабре 2011 года оставил свой пост.

Сейчас монополии обрабатывают игроки с более мощным ресурсом. В последние годы крупнейшие контракты «Газпрома» и «Транснефти» получают структуры Аркадия Ротенберга и Зияудина Магомедова. О том, как бизнесмен делит поляну с влиятельными конкурентами и что он может им противопоставить, Манасир рассказал в интервью Forbes.

— По нашим оценкам, объем заказов, полученных «Стройгазконсалтингом» за последние четыре года от госкомпаний или из бюджета, составляет 720 млрд рублей.

— Вполне может быть такая цифра. По госкомпаниям мы специальной статистики не вели.

— Как получилось, что основная часть заказов, которые получает «Стройгазконсалтинг», связана с госкомпаниями или приходит от бюджетных заказчиков?

— А где сегодня частники, которые могут предлагать крупные заказы, соответствующие уровню нашей компании? В тех регионах, где мы базируемся, где находятся наши люди и техника, мы не видим адекватных для себя предложений.

— Еще четыре года назад казалось, что у вас нет серьезных конкурентов в отрасли. Но в 2008 году «Газпром» продал доли сразу в пяти своих строительных «дочках». Их купили структуры Аркадия Ротенберга. Почему не вы?

— Так судьба сложилась. В свое время «Газпром» выставил на продажу несколько компаний. Я их купил, но в результате они оказались неконкурентоспособны. Там был один подход, у меня — другой. Людей, которые действительно хотели работать, перевел в свои структуры. Некоторые были обижены, что «Газпром» продал компании без их согласия, — что за разговор? Жаловались, письма писали Медведеву, Путину, Жириновскому, Зюганову… История была. Так что в случае с тем же «Ленгазспецстроем» (один из тех пяти трестов. — Forbes) я не особо и стремился. Мне проще создать новую компанию, закупить технику, и не будет у нее никаких проблем, никаких ненужных активов.

— А вы вообще знакомы с Ротенбергом?

— Да, встречались несколько раз.

— Сейчас его компания «Стройгазмонтаж» выигрывает все больше и больше тендеров «Газпрома» и, как сказано на ее сайте, строит почти половину компрессорных станций в стране.

— На здоровье. Пусть у всех все будет хорошо. Я не смотрю, кто выиграл тендер, если не я, — мне это не интересно. Мы загружены, невозможно взять все. У меня сейчас работает 60 000 человек — я же не хочу, чтобы их стало 500 000.

— В последние годы в сферу инфраструктурного строительства приходят люди, которых мы, журналисты, называем неслучайными. Владелец «Стройгазмонтажа» Аркадий Ротенберг — друг Путина. Владелец «Стройтрансгаза» Геннадий Тимченко — друг Путина…

— Обо мне такого не говорят. Но я вам вот что скажу. Общий объем капитальных вложений любой энергетической компании очень велик. Если вы думаете, что с «Газпромом» работаем только я и Аркадий, вы ошибаетесь. Есть много других. Однако любая энергетическая компания мирового уровня, где бы она ни находилась — в Америке, Иране, Саудовской Аравии, — всегда имеет двух-трех надежных, проверенных подрядчиков, которые способны выполнить самые сложные, самые ответственные работы и дать гарантии. Вот я выиграл тендер «Транснефти» и выставил им гарантию качества в 4,5 млрд рублей на пять лет. Так могут немногие.

— Петр Поляничко и Ольга Григорьева, с которыми связывали ваш административный ресурс, вышли из числа акционеров компании. Но в числе людей, которые помогали вам выигрывать тендеры, называли бывшего председателя правления «Газпрома» Александра Ананенкова.

— Это бред. По должности Александр Георгиевич не имеет и не имел никакого отношения к проведению тендеров, выставлению баллов. Тендерная комиссия смотрит на то, сколько объектов ты сдал, сколько людей и техники у тебя свободных. Если ты загружен на 100%, ты не победишь на тендере, кто бы ты ни был. Все зависит от техники и людей, от их месторасположения. И от цены, конечно, тоже.

— Что вы имеете в виду?

Когда я выиграл первый тендер «Лукойла», я вообще не был знаком с бизнесом компании. Просто появилась информация, что идет процедура тендера, подал заявку и выиграл. При этом традиционно «Лукойлу» удобнее работать с «Глобалстрой-Инжиниринг», это их бывшая «дочка». Но месторождение было близко к Уренгою, а у меня там производственная база, люди, техника. «Глобалстрой» не мог там со мной конкурировать. Мы постоянно рассматриваем множество предложений от нефтяников, газовиков, но не всегда они нам интересны.

— Почему?

— Нефтяники часто растягивают процесс освоения месторождений. Допустим, проект рассчитан до 2030 года, но на первые два-три года выделяется миллиард. И что мне с ним делать? Мне невыгодно перебазировать технику и вагоны-дома для строителей за тысячи километров ради миллиарда, это не окупит мои затраты. А если контракт пусть и на 800 млн, но там, где у меня техника, я за него возьмусь. Есть и другие условия. Мы, например, совсем не представлены на юге. Зачем мне соваться, например, в Астрахань, если я закупил технику, способную работать при минус 42 градусах? Ведь стандартные модели гораздо дешевле, а наша техника может эффективно эксплуатироваться в очень суровых условиях.

— В чем ваше конкурентное преимущество перед «неслучайными людьми»?

— Мне кажется, никто не вкладывал в компанию столько, сколько я. Я каждый день в 9 утра на работе. У меня работает почти 60 000 человек и 16 000 единиц техники. Я все создал с нуля. Это не трест, который достался мне от Советского Союза. У меня ничего не было. И с самого начала то, что зарабатывал, вкладывал в развитие своей компании, создавал коллектив, покупал лучшую технику.

— А какие заказы вы считаете соответствующими уровню вашей компании?

— КС «Портовая» для газопровода Nord Stream. Уникальный объект, крупнейшая компрессорная станция в мире, самая мощная. Например, газопровод Сахалин — Хабаровск — Владивосток протяженностью 1800 км имеет 14 компрессорных станций. А здесь одна станция, и она обеспечивает подачу газа на 1224 км по дну моря. Чтобы удержать трубу, на границе морской и береговой частей нам пришлось построить огромные железобетонные сооружения — анкерные блоки. Чтобы соединить вместе две такие трубы, нужно 28 часов непрерывной сварки.

— А почему нельзя было построить 14 станций попроще?

— Там же море. Где строить?

— Насколько велик объем?

— В деньгах строительно-монтажные работы тянут миллиардов на двадцать. Но все дело в сроках. А они были очень жесткие. Первую очередь мы построили за 17 месяцев вместо 24, и газ по ней уже транспортируется в Германию, а вторую очередь, где работы идут к завершению, — за 10 месяцев вместо 15.

— Зачем нужна была такая спешка?

— Чтобы уложиться в директивные сроки. Проектный институт очень долго готовил документацию. Долго шла поставка оборудования. А без этого вообще ничего нельзя построить. В общем, нам пришлось работать 24 часа в сутки, в пиковое время на объекте одновременно были заняты до 6000 человек.

— Вы получили этот подряд, выиграв конкурс?

— Нет, нас назначили. В России нет другой компании, которая могла бы справиться с этой задачей и построить все в такой короткий срок.

— КС «Портовая» — крупнейший ваш объект?

— Крупнейший — это, наверное, Бованенковское месторождение, мы там работаем уже пять лет. Что такое обустройство? Это «обвязка» газовых скважин, строительство компрессорных станций, сотен километров трубопроводов и дорог, жилья и других инфраструктурных объектов. Бованенковское месторождение на Ямале уникально по сложности. С точки зрения логистики — некоторые материалы прибывают туда лишь спустя 14 месяцев после заказа. У нас там постоянно работает 7000 человек, и нужно уже сейчас знать, какое оборудование понадобится им, например, в июне, чтобы не было простоя. На строительстве газопровода Бованенково — Ухта мы работали из 365 максимум 85 дней в году. Все остальное время непогода, зимой морозы 45–50 градусов, летом бездорожье, болота. Но в этом году до 1 сентября мы пустим в систему первый газ с Бованенковского месторождения.

— «Газпром» является вашим ключевым заказчиком — на него приходится около 65% заказов. Какие есть перспективные проекты в газовой сфере?

— Может, чуть больше, может, чуть меньше, итоги года не подведены еще. Что касается перспектив, то на «Южном потоке» будут строить станцию, аналогичную КС «Портовая». Мы обязательно будем участвовать в тендере. Когда начнется реализация Штокмановского проекта, тоже будем. Участвуем в тендерах Росавтодора, «Новатэка», других газовиков и нефтяников.

— «РусАрктик» — ваше СП с итальянским гигантом Saipem для освоения арктического шельфа России — тоже из числа перспективных?

— Мы честно старались. Мы договорились с Saipem здесь, на базе российских институтов и российского промышленного комплекса, создать предприятие, которое сможет разрабатывать технологии и документацию и для завода сжижения природного газа, и для НПЗ, и для шельфовой добычи. Мы отправляли бы людей учиться к ним, но само проектирование производилось бы потом именно здесь, а не за границей. Когда проектируют за границей, закладывают иностранное оборудование, а мы бы закладывали российское. Вот такая была идея, но, к сожалению, несмотря на достигнутые договоренности, создать совместное предприятие с Saipem не получилось. Сегодня мы продолжаем переговоры с другими иностранными партнерами, и надеюсь, что в течение трех-пяти лет институт, способный проектировать такие заводы самостоятельно, в России появится.

— Некоторые считают, что вместо дорогих газопроводов проще строить терминалы по производству сжиженного газа и транспортировать его морем — это существенно снизит расходы.

— Не совсем с вами согласен. Во-первых, всегда лучше иметь альтернативу, то есть и трубопроводный газ, и СПГ. Одно другого абсолютно не исключает. Во-вторых, важно учитывать, что технологии производства СПГ находятся у западных партнеров, а строительство таких заводов заметно дороже прокладки трубопроводов. Заводы по производству СПГ стоят по 20–30 млрд рублей, а газопровод можно протянуть за 10 млрд рублей. Я говорю о конкретных примерах.

— В 2007 году вы за $700 млн купили у компании Сергея Полонского строящийся бизнес-центр Mirax Plaza, но он до сих пор не построен.

— Есть такое. Мы заключили инвестконтракт, заплатили деньги. [Полонский] должен был мне построить 2 башни и 1600 гаражей, но не построил. Сейчас мы забрали весь проект целиком. Разрешения на строительство уже были просрочены, все пришлось проходить заново, но надеюсь, что с мая строительство пойдет.

— А другой ваш проект в Подмосковье, наделавший много шума, — дворец в деревне Бережки на Истринском водохранилище? [Дворец, который пресса и блогеры назвали Миллергофом, потому что владельцем пышного здания на Истре, как считалось, был глава «Газпрома» Алексей Миллер. Компания Зияда Манасира была подрядчиком строительства, и Манасир объяснял, что строил дворец для себя.]

— Он уже построен. Езжу туда с семьей и родственниками, с друзьями. Для постоянного проживания он и не предназначался. Два часа дороги утром, два часа вечером — это же невозможно. Я бы мог жить там все время, если бы разрешили вертолеты.

— Влияет ли на развитие вашего бизнеса неопределенность, связанная с выборами 4 марта?

— Я давно понял одно. Нужно работать спокойно, жить с семьей и не думать о политике вообще. Я строитель. И до, и после 4 марта строительство будет продолжаться. Невозможно, чтобы оно остановилось. Потребление газа растет в России, оно будет увеличиваться в Европе. Если Россия, например, потянет трубу в Китай, то придется вкладывать огромные средства, это возможно только при подписании долгосрочных контрактов.

«Не думать о политике»