Высочайшие темпы роста китайской экономики, похоже, скоро станут историей. Китай замедляется на глазах, причем всерьез и надолго. Впрочем, даже в этом состоянии он может стать тягачом мировой экономики. Кроме Китая надеяться следует разве что на научно-технический прогресс.

АЛЕКСАНДР ЗОТИН

Начало 2012 года порадовало некоторым смягчением европейского кризиса, а вот макростатистика, поступающая из Китая, все больше печалит экономистов. За январь-февраль (с учетом сезонности и скачущего по этим месяцам китайского Нового года лучше смотреть данные сразу за два этих месяца) КНР свалилась в дефицит внешней торговли: $4,2 млрд. Налицо спад спроса на китайские товары на основном рынке сбыта — в Европе. Резко замедлился рост розничных продаж на внутреннем рынке, а также промышленного производства.

Плохи и другие показатели. Так, публикуемый HSBC индекс менеджеров по закупкам производственного сектора Китая PMI Manufacturing (хорошо коррелирующий с темпами роста ВВП) демонстрирует снижение деловой активности уже пятый месяц подряд. Такого в Поднебесной не видели со времен кризиса 2008-2009 годов. Причем недавно опубликованные предварительные данные за март показали ускорение падения: индекс резво откатился к уровню 48,1 (показатель ниже 50 указывает на снижение деловой активности). При этом снижаются все компоненты PMI — индексы новых заказов в промышленности, занятости, производства. Торможение китайской экономики становится все более очевидным, вопрос сейчас в том, насколько резким и продолжительным оно будет и готовы ли мировые рынки к новой реальности — относительно слабому росту Китая.

Анатомия роста

Почему развитые экономики, как правило, растут крайне медленно, а Китай последние 30 лет рос очень быстро? И как долго могут сохраняться высокие темпы роста, каков их предел? Ответы на эти вопросы может дать классическая модель долгосрочного экономического роста, автором которой является известный американский экономист Роберт Солоу.

Для начала стоит понять, что будет, если мы инвестируем в капитальные мощности (фабрики, заводы и т. п.) при неизменной численности населении. По мере строительства предприятий на них концентрируется рабочая сила, то есть население переходит с ручного труда на машинный. В этих условиях любой новый завод — это значительное увеличение производства: капитала мало, свободных рабочих рук много. Однако, когда капитала уже много, а вся дешевая рабочая сила уже занята, любой новый завод едва ли сильно увеличит производство. Этот феномен называется "уменьшающийся предельный продукт" — каждая дополнительная единица капитала дает все меньший предельный продукт, то есть экономическая отдача от новых инвестиций снижается.

В экономике инвестиции в производство решают две задачи: строительство новых мощностей и амортизацию старых (ремонт, замена оборудования). При этом по мере увеличения капитала его средняя производительность падает из-за описанного выше эффекта уменьшающегося предельного продукта. Однако амортизация растет пропорционально количеству имеющихся в экономике фабрик и заводов. В итоге, когда капитальных мощностей становится слишком много, расходы на ремонт превосходят доходы от них. Отсутствие притока новой дешевой рабочей силы также делает бессмысленным строительство заводов — на них уже просто некому будет работать.

Избыток дешевой рабочей силы для Китая — в прошлом
Фото: AP Photo/EyePress

В упрощенной модели экономического роста, где численность населения и уровень технологий приняты за константы, будет происходить следующее. Пока капитала мало, он продуктивен: дает большую отдачу, его добавление превосходит выбытие, поэтому экономика растет быстро. Если же капитала много, он становится малопродуктивен: дополнительный продукт не покрывает амортизацию, капитал (и ВВП) уменьшается. Фактически, по Солоу, экономика должна рано или поздно достигнуть стационарного состояния, когда добавление капитала равно его амортизации, то есть это точка, в которой экономика перестает расти за счет инвестиций (капитала становится столько, что инвестиций хватает только на его поддержание).

Инвестиции — хорошо, а наука — лучше. Модель Солоу хорошо объясняет и китайское чудо, и более ранние наблюдения, например быстрый экономический рост в послевоенной Германии, Японии, бум в Южной Корее и на Тайване. После Второй мировой войны в Германии и Японии капитальные мощности были разрушены. Было много дешевой рабочей силы при малом капитале, значит, предельная отдача от капитала была большая. И действительно, эти страны до 1970-х годов росли значительно быстрее Америки (Германия — 6% в год, Япония — 8%, США — всего 2%).

Но все более ранние примеры показывали, что бесконечный быстрый инвестиционный рост невозможен, рано или поздно экономика вырастает до своего стационарного состояния, и, чтобы расти, ей приходится опираться не только на инвестиции, но и, прежде всего, на научно-технический прогресс — куда более опосредованный фактор. Собственно, это и есть основной вывод из модели Солоу: источником долгосрочного роста может быть только технический прогресс, а инвестиционный рост быстр (при наличии благоприятных институциональных предпосылок), но ограничен по времени. Только благодаря научно-техническому прогрессу удается не только поддерживать неизбежную амортизацию множества капитальных мощностей в развитых экономиках, но еще и как-то расти.

Но рост этот уже не тот, что прежде: и Германия, и Япония, и США, да и практически все развитые страны с радостью росли бы сейчас на 3% год, но и этого не могут. Ведь к насыщенности экономики капиталом добавляется негативный демографический тренд (численность трудоспособного населения не постоянна, как в модели Солоу, а уменьшается). В период 2000-2008 годов среднегодовые темпы роста ВВП в США, еврозоне и Японии составляли 2,5%, 2% и 1,2% соответственно.

И это в экономически благоприятный период. И это рост, в значительной степени сфабрикованный за счет кредитного бума, за который Запад расплачивается начиная с 2008 года и все никак не может расплатиться. Китайские 10% в год возможны только на этапе бурного инвестиционного оживления при наличии дешевой рабочей силы, и, похоже, для самого Китая такие показатели уже скоро будут историей.

Японской дорогой

Почему мы можем предполагать, что быстрый рост Китая вот-вот закончится и что нынешнее замедление — всерьез и надолго? Тому есть множество предпосылок, но главная — демографическая. Отдача от капитала будет падать хотя бы потому, что свободной дешевой рабочей силы скоро не останется: китайский капитал за 30 лет бума практически всю ее абсорбировал. Капитала (на одного работающего) в Поднебесной скоро станет слишком много. Разумеется, его будет гораздо меньше, чем в тех же США, но и производительность труда в США гораздо выше, чем в Китае.

Иллюстрацией того, что, вероятно, произойдет с Китаем в ближайшие годы, может стать Япония. "Китай в демографическом смысле будет достаточно быстро превращаться в Японию. Одним из наших любимых индикаторов является отношение количества граждан в трудоспособном возрасте 20-59 лет к тем, кому за 60. Падение этого отношения в Японии с пяти до двух, которое произошло с 1973 по 2006 год, совпало с замедлением среднегодового роста ВВП с 8% до менее чем 2%.

Китай ожидает такая же трансформация, но за гораздо более короткое время — соотношение численности трудоспособного и нетрудоспособного населения упадет с нынешних пяти до двух уже к 2033 году. Это поднимает неприятные вопросы, например насколько экономическая политика Китая учитывает демографические реалии. В частности, практика стимулирования экономического роста за счет все большего наращивания долга строится на имплицитном предположении, что население, обслуживающее созданный долг (рабочие), будет оставаться гораздо более многочисленным, чем нетто-получатели этого долга (пенсионеры)",— отмечает экономист гонконгской консалтинговой компании GaveKal Артур Кребер.

Иными словами, капитальных мощностей с сегодняшним беспрецедентным уровнем инвестиций (под 50% ВВП) в экономике КНР будет все больше, экономически неактивного, зависимого от государственных трансфертов населения — все больше, а новых рабочих рук — все меньше. То есть инвестиции обречены на падение сразу по двум причинам. Во-первых, пенсионеры всегда и во всех странах сберегают меньше, чем работающие, потому как их доход меньше (а меньше сбережений означает меньше инвестиций). А во-вторых, инвестировать в создание новых капитальных мощностей станет просто бессмысленно, так как приток новой дешевой рабочей силы будет невелик. А сокращение инвестиций неминуемо приведет к замедлению роста ВВП, поскольку этот рост от них напрямую и зависит.

Симптомы грядущих проблем различимы уже сейчас. К примеру, рост зарплат во многих секторах китайской экономики. Этот рост уже толкает компании на то, чтобы вообще отказаться от человеческого труда и роботизировать производство — по такому пути, к примеру, недавно пошла Foxconn, компания--производитель комплектующих для Apple и один из крупнейших работодателей в Китае. Другой симптом — локальные кризисы перепроизводства (в основном строительный сектор). При этом на структурные долгосрочные проблемы ограниченности инвестиционного роста и неблагоприятной демографии накладываются краткосрочные негативные факторы: раздутый начиная с 2008 года кредитный пузырь в секторе недвижимости, рост объема "плохих" долгов в банковском секторе, проблемы китайских экспортеров в связи с сокращением потребления в охваченной рецессией Европе.

Вполне возможно, что сочетание неблагоприятной внешней конъюнктуры и накопившихся внутренних проблем приведет к довольно резкому "фазовому переходу" Китая с высоких темпов роста ВВП на гораздо более умеренные (что будет для китайской экономики равносильно вступлению в рецессию). Так, по мнению профессора экономики Пекинского университета Майкла Петтиса, к 2015-2016 годам Китай, возможно, войдет в полосу слабого роста — в среднем около 3% в год.

"Почему я думаю о том, что вскоре мы будем говорить о 3% роста для Китая? Я впечатлен историческими примерами. Каждый случай в истории, с которым мне посчастливилось ознакомиться, показывает, что страна, пережившая декаду (или больше) лет чудесного экономического роста, драйвером которого были инвестиции (и таких примеров множество), в итоге входит в длительные периоды очень низкого или даже отрицательного роста. Их часто называют потерянными десятилетиями, и они оказываются гораздо более тяжелыми, чем это себе представляли самые отчаянные скептики и пессимисты в периоды бума. Китай реализовывал и реализует до сих пор наиболее экстремальную модель инвестиционного типа роста, и я не вижу, каким способом он смог бы избежать последствий, которые были абсолютно неизбежны во всех других случаях",— отмечает Майкл Петтис.

В ожидании своего "потерянного десятилетия" китайцы могут наслаждаться плодами бурного экономического роста
Фото: REUTERS/Stringer/Files, Reuters

Медленный, но большой

Какими могут быть глобальные последствия замедления китайской экономики? Пессимисты вроде того же Петтиса считают, что весьма значительными; самый сильный удар может ждать экспортеров сырьевых ресурсов — спрос в Поднебесной резко упадет и цена на них обрушится. Не особо радостная перспектива для России (а также для Бразилии и Австралии — основных поставщиков железной руды в Китай).

Но есть и оптимисты. "Даже учитывая замедление экономического роста Китая в ближайшие годы, которого мы ожидаем, он будет играть все большую роль в мировой экономике,— полагает аналитик гонконгской консалтинговой компании Dragonomics Эндрю Бэтсон.— Так будет просто потому, что Китай сейчас — гораздо большая по размеру экономика, чем в период бума середины 2000-х. Таким образом, каждый процентный пункт роста означает куда больший реальный спрос в экономике в абсолютных цифрах. Приведу пример: за период с 2008 по 2010 год, когда рост ВВП Китая составил в среднем 9,7%, внутренний спрос в экономике вырос на $2,5 трлн. Это гораздо больше, чем в кризисных США и Европе, и это больше, чем в том же Китае в период с 2005 по 2007 год, когда экономика росла со среднегодовым темпом 12,7%. Когда экономика становится большой, каждый процент роста значит гораздо больше, чем когда она была маленькой".

Конечно, многое зависит от того, каким именно будет этот медленный рост. Эндрю Бэтсон гораздо более оптимистичен, чем Майкл Петтис,— прогнозирует, что рост замедлится не сильно, до 8% в год. Такой вполне себе быстрый рост, разумеется, будет способствовать дальнейшему постепенному смещению экономического центра мира в Азию, Китай же при этом будет играть все более весомую политическую и экономическую роль в мире и, возможно, станет новым драйвером глобального экономического роста. Остается только надеяться, что оптимисты окажутся более прозорливыми, ведь другого кандидата на вытягивание мировой экономики из нынешнего околорецессионного состояния (глобального стационарного состояния, по Солоу), похоже, нет. Разве что опять всех выручит научно-технический прогресс, но в этой сфере прогнозировать что-либо очень сложно.

Великий тормозной путь