Почему ректор РЭШ Сергей Гуриев верит в светлое будущее нашей страны.

Ректор Российской экономической школы, постоянный автор Forbes Сергей Гуриев за короткое время предложил слушателям и читателям сразу два прогноза. Один он сделал в ходе лекции с вызывающим названием «Почему Россия обречена на успех». Другой — в совместной статье с Олегом Цывинским «Россия: от репрессий к репрессиям» в газете «Ведомости». Согласно первому сценарию, у России благодаря экономическим и демографическим тенденциям много возможностей для устойчивого роста. Для этого властям надо лишь сделать немногое — начать борьбу с коррупцией, создать независимую судебную систему и снизить долю государства в экономике. В остальном же ситуация в стране выглядит оптимистично. Согласно второму, вероятность нарастания репрессий в стране очень высокая. Forbes решил уточнить у экономиста, какому же из сценариев следует верить.

F. Если абстрагироваться от текущей деятельности правительства и взглянуть на долгосрочные решения, то выяснится интересная вещь. Экономическая политика сконцентрирована вокруг контроля над ТЭКом, накапливания валютных резервов и роста военных расходов. Объединяет три эти вещи одно: все они направлены на усиление суверенитета. Власть защищается. Разве возможны борьба с коррупцией, приватизация, реформа судебной системы, о которой вы говорите в своей лекции, в такой идеологической рамке?

С. Г. Я думаю, что у власти нет никакой идеологии. Дискуссия по приватизации ТЭКа не носит идеологического характера. Даже в речах Путина вы можете найти доказательства в любую сторону. По военной программе Дмитрий Медведев перенес часть расходов на следующие годы, частично согласившись со своим оппонентом Алексеем Кудриным. Это хорошая новость. Все равно 20 трлн рублей на программу перевооружения мы не можем с толком потратить — «оборонка» просто не готова освоить эти средства. Еще один пример: Россия присоединилась к ВТО. И та же Дума ратифицировала соглашение. Каждый «единоросс» индивидуально объяснил, почему надо голосовать против, но все вместе они проголосовали за. И это не последний шаг в глобальной интеграции. Я думаю, мы вступим в ОЭСР. Россия заинтересована в иностранных инвестициях, в том числе в американских. «Роснефть» провела несколько крупных сделок с западными компаниями, иностранные инвестиции в РФ растут.

Я смущен тем, что делает Госдума. Такое ощущение, что в стране больше нет никаких проблем, кроме ужесточения репрессий. Мне непонятно, почему, вместо того чтобы обсуждать актуальные проблемы страны, Дума на мои же деньги принимает один за другим безумные законы, которые не имеют никакого отношения к реальным проблемам страны.

Что это значит? Что у власти нет вектора. Есть сиюминутная реакция на политические запросы. Именно поэтому позиция России по Сирии во время предвыборной кампании была максимально жесткой, а сейчас поддержка президента Сирии Асада существенно уменьшилась. Почему? Потому что наша внешняя политика — часть внутренней. Выборы закончились, и вот «мухи отдельно — котлеты отдельно».

F. Но ужесточение политического режима исходит не только из Госдумы. Преследования оппозиции, уголовное дело против Навального инициированы явно не депутатами. В статье вы осторожно, но рассматриваете как вероятную перспективу репрессий и резкого ужесточения политического режима. Политический вектор, получается, все-таки есть, и он отнюдь не способствует созданию независимой судебной системы…

С. Г. Пока не очевидно, является это действительно обычной неразберихой во власти (то же «лесное» дело Навального много раз прекращали и много раз возобновляли) или уже есть ясное решение о переходе к репрессиям. Такое решение будет необратимым — как мы пишем в «Ведомостях», из спирали репрессий, если уж она начнется, будет трудно выбраться. При таком сценарии, конечно, ни о какой борьбе с коррупцией и восстановлении независимости судебной системы речи не идет.

F. На этом фоне становится понятна скептическая реакция на вашу лекцию «Россия обречена на успех». Ваша мысль в лекции о том, что России надо сделать не так уж и много для рывка, была воспринята многими слушателями неоднозначно. Главный аргумент критиков: да, количественно сделать надо немногое, но вот качественно… Коррупция — суть этого режима, и бороться с ней равнозначно борьбе режима с самим собой. Да и как бороться, если власть лишила общество всех легальных инструментов политической борьбы?

С. Г. Когда я выбирал тему, я, признаться, не думал, что она вызовет такой резонанс. Я был удивлен, что люди, которые занимают высокие позиции в бизнес-элите, думают ровно так, как вы сказали. Более того, оказалось, что так думают и многие чиновники. «Эту систему изменить невозможно, у нее нет стимулов уничтожать своих же сторонников, свою базу», — говорят они мне.

Да, в отношении российской экономики я оптимист. Но я не говорю, что я оптимист в отношении конкретных лидеров. Мой оптимизм основан на очень простом тезисе: необходимые изменения в интересах самой власти. И если она не изменится, ничего хорошего для власти не будет. В 2011 году в мире сменилось много режимов. Смена проходила по самым разным сценариям: Бен Али в Тунисе, Мубарак в Египте, Берлускони в Италии — выбирайте любой. Мы не знаем, как сменится эта власть. Возможно, это произойдет на улице, в результате дворцового переворота или начнется постепенная либерализация.

Если бы год назад вы спросили меня о будущем России, я нарисовал бы пессимистичную картину. В той России не было давления на власть, не было ясного сигнала со стороны общества, что нужно меняться. Сейчас я вижу, что в стране появилась критическая масса людей, требующих перемен. Люди, выходящие на митинги, объединяющиеся в соцсетях, не требуют повышения зарплат и пенсий, не добиваются снижения цен на бензин и продукты питания, а хотят, чтобы власть перестала врать и воровать. И это отличная новость для российской экономики.

На уровне риторики эту же лекцию могли бы прочитать и Путин, и Медведев. Все эти тезисы вы можете обнаружить в их выступлениях. Но сейчас наступил момент, когда всем стало понятно: если Путин и Медведев не начнут борьбу с коррупцией, люди, которые выходят на улицу, поставят им это в вину.

Никто не верит в желание власти бороться с коррупцией. На Санкт-Петербургском экономическом форуме Путин произнес замечательную речь. Но аплодисментов не было. Зал захлопал один раз, когда президент сказал о Борисе Титове, который будет защищать права бизнесменов. И, видимо, связано это с тем, что сидящие в зале неоднократно слышали эти лозунги и идеи и их интересовало, что будет сделано конкретно.

F. Каждый из недавних поворотов истории — «дело писателей», дефолт 1998-го, «дело ЮКОСа» — отдалял Россию от магистральной западной модели. В книге «Почему страны проигрывают» институциональные экономисты Асемоглу и Робинсон анализируют природу экстрактивных институтов, которые развились в колониальных странах. В России после 70 лет идеологического режима очень быстро по историческим меркам, за 5–10 лет, отстроились эти институты. И насколько устойчива эта система?

С. Г. Во-первых, Советский Союз потерял всякую идеологию со смертью Сталина. В конце 1970-х — начале 1980-х годов он уже загнивал. Живя в эти годы, мы, разумеется, не знали, что режим был фактическим банкротом, и только открытие огромных запасов западносибирской нефти и нефтяное эмбарго арабских стран, резко повысившее цены в 1970-х, продлило агонию советской модели. Но именно поэтому в 1991-м году СССР никто не вышел защищать — в идеологию никто не верил. Во-вторых, те же Асемоглу и Робинсон указывают на значение фактора «ресурсного проклятия».

Насколько сегодня система устойчива? В годы правления Путина цены на нефть выросли примерно в 10 раз. Представьте себе, что вы работаете в компании, которая едва держится на плаву в борьбе с конкурентами. И вдруг вы находите клад, начинаете повышать зарплату в два, потом в пять раз. Конечно, во многом процветание обеспечено действиями Путина во время первого срока его правления — налоговые реформы, Земельный кодекс, макроэкономическая стабилизация, но большая часть российского роста обеспечена ростом цен на сырье. Вот важная вещь: до декабрьских протестов я боялся повторения советского сценария, когда система просто рассыпалась. Цена на нефть упадет, и государство рухнет. Теперь я вижу, что нет, система изменится до того, как деньги кончатся. И это тоже источник моего оптимизма.

F. Один из выводов Асемоглу и Робинсона отчасти противоречит вашей лекции. Вы показывали в лекции кривую роста ВВП в случае решения проблемы коррупции (см. график). При таком оптимистичном варианте через 8 лет по ВВП на душу населения Россия догонит Южную Корею, при сохранении нынешних темпов роста — Польшу. Известна зависимость: чем больше ВВП на душу населения, тем крепче демократия. При ВВП на душу населения выше $10 000 демократия становится «бессмертной». В автократии наоборот: чем выше уровень доходов населения, тем больше вероятность демократизации. Так гласит теория. Но Асемоглу и Робинсон ее опровергают, показывают страны, которые росли, но не меняли природу институтов, — например, Аргентина 1960-х и 1970-х годов, другие страны Латинской Америки и Африки. Экономический рост может продолжаться долго, но природу закрытой элиты он не меняет.

С. Г. Этот спор идет очень давно. Откуда вообще возник порог в $10 000? Есть экономический факт в работе Адама Пржеворского и соавторов. Самой богатой страной, перешедшей от демократии к диктатуре, была Аргентина 1976 года. Среднедушевой доход ее граждан как раз и составлял примерно $10 000. В истории экономической науки нет других случаев перехода к диктатуре в более богатых странах. Чтобы было понятно: этот порог Россия перешла лет пять назад (показатель в 2011 году в России превысил $14 000. — Forbes). Именно поэтому у меня есть надежда, что если сейчас в нашей стране возникнет демократия, то она будет устойчива.

С точки зрения экономической науки Россия вообще уникальна. Мы богатая страна, которой предстоит переход к демократии. Да, состояние общественных и государственных институтов в России ужасно. У нас безумно коррумпированная страна для ее уровня дохода и образования. И это действительно классическая история про экстрактивные институты — наследие советского режима, разрушение социального капитала, на которые наложилось ресурсное проклятие.

Россия по многим показателям — африканская страна. На форум «Россия-2012» Сбербанка и «Тройки Диалог» приехал Пол Коллиер, другой известный экономист-институционалист. В своем выступлении он поставил в пример России Нигерию, которая делает много правильных вещей: демократизируется, улучшает институты… Народ был оскорблен. Но стоит ли обижаться? Факт в том, что России действительно уже есть чему поучиться у Нигерии. Может ли Россия улучшить состояние институтов? Конечно, может. Быстро это будет сделано? Неизвестно. Но есть важный момент: если не хотеть и не пробовать победить коррупцию, то победить ее точно невозможно.

У тех же Асемоглу и Робинсона есть другая работа — «Почему на Западе элиты расширили избирательное право». Мысль проста: чтобы не было революций, надо делиться властью. Строить институты, в том числе и ограничивающие произвол элиты. На Западе тоже не всегда было всеобщее избирательное право, независимая судебная система.

Приведу другой пример. Если бы 10 лет назад кто-то сказал, что в Грузии можно победить коррупцию, все бы смеялись. Но жизнь показала, что при наличии политической воли победить коррупцию как макроэкономическую проблему можно. Хотя я далек от идеализации режима Саакашвили. У Грузии много проблем, главная из которых — зависимость судов. Но с коррупцией Грузия в целом справилась.

F. Робинсон и Асемоглу отмечают, что одна из главных экстрактивных ловушек заключается в том, что, придя на смену прежней власти, новые хозяева повторяют поведение предыдущих. Где гарантия, что условный Навальный не повторит путь Саакашвили?

С. Г. В России распределение нефтяной ренты играет определяющую роль. Контроль над ТЭКом, налогообложение сырьевого сектора — ключевые вопросы, которые формируют и политическую систему в том числе. Поэтому так важно, чтобы ТЭК был частным и конкурентным. Когда государство контролирует огромные потоки, это создает много проблем и соблазнов. Частная «нефтянка» инвестировала огромные средства, развивала производство, наращивала добычу и экспорт. Более того, даже в газовой отрасли есть пример государственной и частной компаний: «Газпром» и «Новатэк» — это небо и земля. В мире ведь много примеров избавления от ресурсного проклятия — Австралия, Канада, Норвегия.

Что убережет условного Навального от судьбы Саакашвили? Источник моего оптимизма — те самые декабрьские протесты, готовность населения отстаивать и защищать свои ценности. Но эти риски крайне высоки, вы правы. И Путин, и Саакашвили — яркие тому примеры, хотя и очень разные.

F. В мире много стран, попавших в экстрактивную ловушку. Примеры же выхода из нее — по пальцам посчитать. Все, что я вспомнил: Чили, Сингапур, Южная Корея, отчасти Турция. Эти страны изменили институты при авторитарных, силовых режимах. Примеров демократических государств, выбравшихся из ловушки, практически нет.

С. Г. В нашей профессии есть поговорка: «На каждую Корею приходится сто Заиров». Да, есть примеры просвещенных диктаторов, сингапурский Ли Куан Ю или корейский Пак Чжон Хи, которого в Корее сейчас вспоминают добрым словом, несмотря на репрессии при нем. Но игра «Угадай правильного диктатора» очень опасна. В ходе форума «Россия-2012» Путин дискутировал с известными экономистами Рагу Раджаном, Майклом Милкеном и Полом Кругманом. Путин тогда говорил: «Согласитесь, что демократическая система приводит к макроэкономической безответственности. Европа, Америка…» На что его оппоненты, которые критикуют американское правительство, ответили: «Отчасти вы, конечно, правы. Но никем не избранные мудрецы гораздо опаснее избранных глупцов». Думаю, каждый участник дискуссии в итоге остался при своем мнении.

F. Обсуждая шансы стран на выход из кризиса, мы так или иначе возвращаемся к теме элиты. Я неоднократно встречался с такой точкой зрения: чтобы в России появилась ответственная элита, нужно, чтобы ушло советское поколение, выросли новые люди, для которых норма — глобальный мир, рынок, свобода информации.

С. Г. Тезис о том, что элита со временем автоматически изменится, принципиально неверен. Элита — качественная или плохая, неважно — умеет готовить смену. Мы, кстати, это уже увидели на примере движения «Наши». Опросы показывают, что люди, которым сейчас меньше тридцати, гораздо более прагматичны, возможно, циничнее. Но в результате работы машины просоветской пропаганды они сильнее идеализируют Советский Союз и меньше уважают Запад, чем сорокалетние.

Другое дело, что новое поколение — это классические представители потребительского общества, они хотят получать услуги хорошего качества. Спрос на качество они предъявляют и государству — они хотят жить в чистом городе, а значит, им нужно современное ЖКХ, нужны хорошие медицина и образование, личная безопасность, а значит, современная полиция. И то, что государство не может этот спрос удовлетворить, резко снижает шансы нынешнего истеблишмента удержаться у власти. При этом важно, что демократия как ценность с этим запросом не связана. Так что если качество услуг государства будет улучшаться, а цена на нефть расти и дальше, то Владимир Путин может руководить страной не только до 2024-го, но и до 2044 года.

Тезисы лекции Сергея Гуриева

4% в год — такими темпами растет российская экономика

прогноз на 2012 год — 3–4%

глобальный кризис масштаба 2008 года маловероятен

с меньшими кризисами российская экономика справится: резервы  достаточно велики, созданы инструменты управления ликвидностью

Обреченная россия