Отрывок из книги Семена Экштута

Шальные деньги в России всегда оборачивались сексуальной революцией. Так было после отмены крепостного права, то же происходит на наших глазах сегодня*

Семен Экштут

*Книга Семена Экштута "Повседневная жизнь русской интеллигенции от эпохи Великих реформ до Серебряного века" выходит в издательстве "Молодая гвардия"

Граф Сергей Дмитриевич Шереметев (1844-1918), вспоминая в начале XX столетия время своей молодости — 60-е годы XIX века, упомянул и "французскую горизонталку". Так сиятельный граф назвал не отличавшуюся строгостью нравов великосветскую даму. Граф Шереметев дал нам ключик, с помощью которого мы можем открыть потаенную дверь, посмотреть на последнюю треть XIX века под совершенно неожиданным ракурсом и узреть произошедшую тогда в России сексуальную революцию.

Бешеные деньги

В связи с отменой крепостного права в Российской империи была проведена выкупная операция. Государство кредитовало выкуп крестьянами личной свободы, усадьбы и земельного надела. Крестьяне получили от государства выкупную ссуду, и эта ссуда была единовременно выплачена помещикам.

Выданные помещикам выкупные суммы составляли три годовых бюджета Российской империи. Деньги, полученные государством в виде иностранных займов или собранные им в виде податей и единовременно выплаченные помещикам в качестве выкупных сумм, легли непосильным бременем на государственный бюджет, и без того сильно расстроенный неудачной Крымской войной.

Огромные деньги были бездарно прокучены. Мало кто был всерьез озабочен вложением этих денег в обустройство своих родовых и благоприобретенных имений. "Выкупные свидетельства после 1861 года зудели в руках дворян-помещиков..." Повсеместно господствовало расточительное потребление. Устраивались шикарные приемы, шампанское лилось рекой, и гостям из числа золотой молодежи было несть числа.

Однажды граф Шереметев оказался на званом вечере в доме княгини Ольги Петровны Волконской. Хозяйка дома на Дворцовой набережной была одной из тех львиц, что почитали парижские нравы образцовыми и стремились пересадить их на петербургскую почву. Пел цыганский хор. "Княгиня неистово требовала, чтобы пели "Пропадай моя телега, все четыре колеса", и сама приударила". Через несколько лет такой жизни, когда даже кутежи лишились своей былой художественности и приобрели вульгарную разнузданность, состояние не одной княгини Волконской, но всех этих модных дам без исключения было расстроено совершенно.

Эротические оргии, прозванные современниками "афинскими вечерами", стали выразительной приметой жизни великосветского Петербурга пореформенной поры. Этим не преминул воспользоваться Петр Дмитриевич Боборыкин, имевший репутацию "бытописателя и хроникера русского общества".

В 1868 году в петербургском учено-литературном журнале "Всемирный труд" был опубликован роман Боборыкина "Жертва вечерняя". Автор романа избрал для своего произведения форму интимного дневника, который ведет Марья Михайловна — молодая богатая вдова гвардейского адъютанта. Вдова живописует свои любовные приключения, венцом которых стала разнузданная оргия вдесятером. Сразу же после выхода в свет роман Боборыкина приобрел скандальную известность, а выражение "афинский вечер" стало крылатым.

Судя по всему, тяга великосветской молодежи к удовольствиям подобного рода была настолько конгениальна эпохе, что Лев Николаевич Толстой счел необходимым помянуть в современном романе "Анна Каренина" (1873-1877), что флигель-адъютант граф Вронский, по долгу службы сопровождающий иностранного принца во время его приезда в Петербург, знакомит эту важную персону с "животными удовольствиями" Северной столицы. В честь приезда иностранного принца Вронский и его приятели организовали "афинский вечер", после чего Анна с нескрываемой ревностью спрашивала своего возлюбленного: неужели ему было интересно "смотреть на Терезу в костюме Евы"?

В конце XIX века работающие девушки (на фото — ярмарочная шансонетка) вполне могли позволить себе дворянский титул
Фото: Союз фотохудожников России

Высокие отношения

Великосветские оргии существовали во все времена, но о них знал только тот, кто принадлежал к высшему обществу. Благодаря скандальному роману Боборыкина об "афинских вечерах" узнали сначала подписчики нового толстого журнала "Всемирный труд", а затем и читатели отдельного издания романа. Аморализм высшего света был продемонстрирован читающей публике.

Великосветские оргии не только не воспринимались разночинцами как вполне естественный образ жизни, но и шокировали их. "Новые люди" получили дополнительный импульс для того, чтобы радикально покончить с официальной нравственностью.

Молодые радикалы ратовали за принципиально новые отношения между мужчиной и женщиной. Они были убеждены, что поскольку мужчины в течение множества веков пользовались исключительными правами как в семье, так и в обществе, то в новейшее время они обязаны предоставить женщине максимальную свободу — социальную и сексуальную.

Наиболее решительные среди них ратовали даже за "жизнь втроем": венчанный муж не считал для себя унизительным жить под одной крышей со своей фактически уже бывшей женой и ее новым гражданским мужем. Своеобразие ситуации заключалось в том, что такой муж из числа "новых людей" не только не претендовал на реализацию своих супружеских прав, но и видел в таком сожительстве под одной крышей зародыш качественно новых отношений между мужчиной и женщиной, полагая, что именно таким отношениям и принадлежит будущее.

После выхода в свет в 1863 году романа Николая Гавриловича Чернышевского "Что делать? Из рассказов о новых людях", воспринятого "молодой Россией" как "библия прогресса", русское общество стало гласно обсуждать проблему "жизни втроем". Мыслящая Россия не воспринимала ее исключительно как разврат, но видела в ней проявление прогресса. "Жизнь втроем", став фактом культуры, не получила сколько-нибудь широкого распространения в быту. Иное дело фиктивные браки. Пока незамужняя девушка продолжала жить в родительском доме, она была совершенно лишена правоспособности, поэтому ни о какой ее самостоятельности не могло быть и речи. Чтобы обрести личную независимость, девушка должна была либо бежать из дома, либо выйти замуж. После выхода в свет романа "Что делать?" русское общество испытало настоящее поветрие фиктивных браков.

Восторженный почитатель идей Чернышевского, последовательный сторонник женской эмансипации и талантливый ученый-палеонтолог Владимир Онуфриевич Ковалевский согласился вступить в фиктивный брак с Софьей Корвин-Круковской и стал целенаправленно искать в столице молодых людей, готовых последовать его примеру. Дочь генерал-лейтенанта мечтала об учебе за границей в университете, на что ее отец не давал согласия. Фиктивный брак с Ковалевским открывал перед Софьей возможность воплотить свою мечту в жизнь и заняться изучением математики. Но этого будущему известному математику было мало. Софья, желавшая устроить еще и судьбу своей старшей сестры Анны, поручила жениху заняться в столице самой настоящей вербовкой кандидатов на роль фиктивного мужа Анны. 24 июля 1868 года Ковалевский писал невесте: "В Петербурге, конечно, первым моим делом будет производство по вашему поручению смотра и отобрания более годных экземпляров для производства консервов; посмотрим, каково-то удастся этот новый продукт". Кандидаты в фиктивные мужья на условном языке Софьи и ее жениха именовались "хорошими людьми" и "консервами". Генерала Корвин-Круковского не устроил бы зять-разночинец, поэтому Владимиру Онуфриевичу надо было обязательно разыскать дворянина. Но среди "хороших людей" было не так просто найти неженатого дворянина-прогрессиста. Ковалевскому не удалось отыскать достойного кандидата для приготовления "консервов". И Софья Ковалевская искренне сожалела, что в Российской империи нет многоженства, поэтому "хороший брат", "добрый брат" — так она называла своего фиктивного мужа — не сможет фиктивно жениться еще и на Анне.

На портрете Николая Ге (1882) княгиня Ольга Волконская совсем не похожа на вакханку

Свадьба с генералом

В понятиях и нравах общества произошел резкий поворот — целесообразность сильно потеснила нравственность. Столичные кокотки, фактически подражая "разумным эгоистам" Чернышевского и исходя из столь почитаемой героями романа "теории расчета выгод", поспешили воспользоваться этим революционным сдвигом в психологии общества. Предоставим слово анонимному автору агентурного донесения, отложившегося в недрах Секретного архива Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии.

"На Екатерининском канале, в доме под N 4-м или 24-м, жительствует некая, значащаяся, впрочем, в паспорте "из благородных", госпожа, по имени Амелия. В сущности, она одно из двух: или полька, или, что более достоверно,— ревельская мещанка, вышедшая после нескольких лет легкого поведения за какого-нибудь отставного чиновника или офицера. Эта Амелия, водящаяся преимущественно с кокотками и содержанками, составила себе очень доходную профессию, приискивая для покаявшихся распутниц, желающих получить почетную в их кругу позицию, титулованных мужей, или правильнее — только титла, которые покупают у разных промотавшихся господ за очень дешевую цену. Графские и княжеские титла, разумеется, составляя товар более редкий, ценятся довольно дорого; генеральские же чины идут почти что ни по чем. Таким образом, эта Амелия, месяц или же полтора назад, купила для какой-то бывшей содержанки некоего мужа, генерал-майора Клюверта, который был где-то губернатором. Этот Клюверт, получив за свое превосходительство от Амелии 5000 руб. согласно условию, тотчас после венца выдал новобрачной свидетельство на отдельное проживание, и они распростились навсегда тотчас после совершения брачного обряда.

Недели или две спустя Амелия купила для другой содержанки другого генерала, именно действ<ительного> ст<атского> совет<ника> Березова (или Березина). Но тот, как статский генерал, получил за свое имя и чин только 3000 руб. В настоящее время эта Амелия хлопочет устроить свадьбу третьей содержанки, но дело немного затянулось, так как подысканный генерал-майор Тимковский меньше 6000 не хочет и слышать, между тем как ему предлагают всего 4000 на том основании, что бездомные генералы, даже военные, теперь не составляют редкости.

Известный, содержащийся в долговом отделении, отст<авной> юнкер князь Всеволод Долгорукий точно так же женился на какой-то публичной женщине за 5000 руб.

18-го Октября 1869 г.".

Софья и Владимир Ковалевские (на фото) в свободное от науки время много сделали для укрепления института фиктивного брака
Фото: РИА НОВОСТИ

Мы будем работать

Известный юрист и литератор Анатолий Федорович Кони (1844-1927) объяснил причину, по которой некоторые стремящиеся к личной независимости девушки из "приличных", но недостаточно обеспеченных семей стали избегать церковного брака. "Прежние изящные "куколки" и "кисейные барышни" в большинстве оказались поставленными перед альтернативой выхода замуж или личного заработка. Но с усложнением и удорожанием жизни брак становился все затруднительней и делался для многих предметом роскоши. Оставалось работать". Подобный выбор имел далеко идущие последствия. Живущая своим трудом девушка не могла стать женой офицера или чиновника. Офицерское собрание не только блестящего гвардейского, но и заурядного армейского полка строго следило за тем, чтобы в круг жен офицеров не попала женщина, чье сомнительное происхождение или скандальная репутация могли "запятнать" честь полка. Гвардейский офицер мог жениться только на дворянке, а дворянка по определению работать не могла. Работающая и получающая за свой труд деньги женщина воспринималась в консервативном сословном обществе как нарушение всех норм приличия и олицетворенный скандал. Человеку XXI века трудно представить себе систему ценностей XIX века. Между тем даже накануне Первой мировой войны одному из офицеров лейб-гвардии Семеновского полка не разрешили жениться на выпускнице Смольного института, которая после окончания этого привилегированного женского учебного заведения (в институт принимали только дворянок) некоторое время преподавала в нем музыку и получала за это жалованье. А получающая жалованье женщина не могла стать женой офицера. Перед вступлением в брак офицер был обязан представить свою избранницу полковой даме — супруге полкового командира и получить разрешение начальства на заключение брака. Офицеры не потерпели бы в своей среде человека, собирающегося жениться на работающей девушке. Ему предстоял нелегкий выбор: либо отказаться от брака, либо выйти в отставку. Аналогичным образом обстояло дело и в чиновничьей среде, хотя здесь разного рода ограничения и запреты не были столь строгими. И офицерская, и чиновничья среда отличалась большим консерватизмом, чтобы не сказать косностью. Иное дело разночинная интеллигенция. В кругу не состоявшей на государственной службе столичной интеллигенции гражданский брак стал рассматриваться как реальная и вполне приемлемая альтернатива браку церковному: не освященные церковью отношения устраивали и мужчин, и женщин. Причем нередко гражданский брак становился союзом равноправных партнеров: его заключали живущие своим трудом мужчины и женщины.

В своих романах Петр Боборыкин смело обнажал пороки современников
Фото: РИА НОВОСТИ

Африканская страсть

Хотя слова оттепель, перестройка, гласность впервые появились и вошли в обиход еще в годы царствования Александра II, всестороннее обсуждение женского вопроса на страницах печати было исключено. Насущные проблемы нередко принимали форму дискуссий о том, стоит ли дамам носить турнюры. Турнюр вошел в моду в 1870 году и продержался в ней до конца 1880-х — начала 1890-х годов. И все эти годы общество рьяно обсуждало эту соблазнительную деталь дамского гардероба. В последней трети XIX века те или иные детали дамского туалета, отраженные в литературных произведениях, несли очень важную социально обусловленную символическую нагрузку. Об этом Виктория Севрюкова, собравшая уникальную коллекцию дамского белья, поведала в интервью театральному репортеру Марине Райкиной.

"Вся русская литература пронизана глубочайшими эротическими токами. Помнишь, в "Бесприданнице" у Паратова пароход назывался "Ласточка"? Так "Ласточка" — это по прейскуранту название женского корсета. Или Вронский назвал свою лошадь Фру-Фру. Это не просто сочетание звуков, это тот звук, который слышится, когда женщина при ходьбе хрустит своими накрахмаленными юбками. Этот звук и называется фру-фру.

Все любовные романы девятнадцатого века основаны только на одном — женщина, собирающаяся на свидание, должна испытывать африканскую страсть и забыть про все на свете. Ведь она шла на огромный риск. Потому что корсет должна застегивать горничная, привыкшая к телу хозяйки. Мужчина ни в жизнь его не застегнет. А платье, между прочим, на двадцать сантиметров меньше, чем тело.

А раздеть женщину в это время — это вообще был подвиг. Давай считать, что у нас получается,— тридцать три крючка на ботинках, чулки на подвязках, потом надо расшнуровать корсет, потом двадцать две пуговицы на корсетном лифе... В общей сложности получается около двухсот пуговиц...

Можно представить себе муки мужчины, который в возбуждении пытался раздеть возлюбленную. Очевидно, на третьей юбке слабаки ломались...

Но потом... Ее же надо как-то одеть. А одеть он ее не сможет. У опытной горничной на это уходило два часа. ...

Поэтому быстрый секс — когда задирается юбка — это единственное, что можно было сделать. Разумеется, вандализм, но зато такие острые эротические ощущения..."

Раскрепощенное лево