Вводя все новые и новые ограничения, власть не решает, а создает себе проблемы на будущее

Вот уже около года в России повальная эпидемия запретительства. Началось с политических ограничений, призванных свести к минимуму возможности протеста и максимально развязать руки репрессивным органам. Когда люфты выбрали и фантазия иссякла, взялись за, казалось бы, неполитическое: кому, когда и как пить, где курить, с кем спать или публично обниматься, какие слова себе и другим позволять, какие нет. И кого кому усыновлять...

Всякий нормальный человек должен спросить себя, всех и особенно нажимателей кнопок на Охотном: откуда этот заполошный активизм, что, собственно, произошло в стране и мире в 2012-2013 годах такого, что заставило лучших людей страны, избранных неимоверными усилиями всего госаппарата и ценой полной дискредитации самих выборов, забросить острейшие проблемы экономики, социальной сферы, научно-технического прогресса и массового разворовывания бюджетов всех уровней — и вдруг с патологической страстью заняться спасением биологического и морального здоровья нации? Неужели именно в этот момент население когда-то святой страны вдруг ударилось пить, обкуривать некурящих, однополо сношаться на глазах у всех, массово кощунствовать и наносить невыносимый вред казачеству богомерзкими выставками?

При этом следует иметь в виду, что подобные проблемы терзали и продолжают мучишь не только это поколение народных избранников России да и не только наших. Однако таких сгущений запретосозидания в развитых странах не было, а где и было, то решались эти проблемы иными методами.

Например, въедливые аналитики заметили, что запрет мата не имеет смысла, пока не будет утвержден список слов, выражений и, простите, жестов, которые относятся к категории матерного. Юридические отношения, тем более предполагающие санкции, не допускают ссылки на «очевидное». И даже если сослаться на обычай, все равно, за исключением буквально нескольких слов, остается огромная зона нелитературного творчества, результаты которого не принято употреблять при дамах. А поскольку за издание такого непечатного списка, принятого законом или подзаконным актом, можно хорошо схлопотать по этому же самому закону, придется пойти другим путем и утвердить федеральным законом или, как минимум, постановлением правительства список слов, выражений и пристойных жестов, допускаемых к употреблению на территории Российской Федерации в любое время суток.

То же самое с действиями, пропагандирующими однополые отношения.

Начать придется с поцелуев в прямом эфире президентов Российской Федерации и Союза кинематографистов, потом репрессировать непрерывно целующийся высший свет, гламур и шоу-бизнес, а закончить посадкой наиболее богобоязненной половины страны на Пасху.

После этого чистка классической литературы, кинофондов и истории музыки уже не понадобится, как впрочем и анналов мировой истории, не говоря уже о священных текстах. Если же этого не сделать, то скоро в России смешанным браком будет считаться брак между мужчиной и женщиной.

Однако при всей неотложности этих задач нельзя не признать, что в стране есть и другие проблемы. Разоблачения в высших эшелонах меняют угол зрения у широкой общественности: уже сейчас люди видят, например, в истории в Минобороны не борьбу с коррупцией, а саму коррупцию — всепроникающую и непобедимую. Наверное, было бы гуманно дать людям малость перекурить, залить глаза и излить душу в исконно русских выражениях, пока не побеждено это чудовищное явление, разлагающее общество стократ хуже мата и всего однополого. Ибо то, что творят в стране люди, оккупировавшие органы власти, непереносимо без мата, алкоголя и дымовой завесы, притупляющей реакции.

Все это описывается еще и в терминах микрофизики власти, отработки политического на уровне обыденных практик и структур повседневности. Сознание и бессознательное фиксируют:

— человек ограничен в правах и возможностях и тотально подконтролен;

— он неизбежно, фатально виновен, поскольку жить без нарушений практически нельзя;

— введение этих ограничений ничем само по себе не ограничено и сугубо произвольно, от этого запретительного экстаза защиты никакой нет, поскольку даже Конституция попрана.

Все эти дисциплинарные техники призваны сформировать массу пассивную и запуганную. Однако в социуме с необратимыми изменениями сознания, эти техники всегда будут вызывать у наиболее активной и продвинутой части общества инстинкт не послушания, а возмущения. Власть думает, что она набрасывает сеть, а она лишь сжимает пружину.

Проблема в том, что все эти нелепые, всем мешающие и по большому счету противоправные решения лишний раз напоминают о более чем сомнительной истории формирования этой власти, о ее подвешенной легитимности. Когда к ограничениям на алкоголь, курево, отношения, нелитературную лексику, прогулки по городу и возможности честного избрания власти добавятся достающие каждого проблемы с бюджетом, плюс ЖКХ, медицина и образование, достаточно будет выбить несколько наиболее корявых кирпичей из этой кладки, чтобы публика вошла во вкус и рассыпала всю пирамиду.

Самое время писать большую трагическую статью с академическим названием «Еще раз к вопросу о всемирно-историческом значении кампании по борьбе с пьянством в СССР».

А чтобы критика была конструктивной, стоит напомнить, сколько законов можно было бы принять, чтобы снять десятки и сотни тысяч архаичных и нелепых ограничений, губящих отечественное производство и делающих разговор об инновациях на нашей почве наглой маниловщиной. Чтобы представить себе хотя бы общие контуры этой неподъемной работы, достаточно изучить, например, закон о Сколково, начисто отменяющий для конкретного инновационного центра всю действующую в стране систему технического регулирования — обязательного нормирования, допуска на рынок, государственного контроля и надзора.

Ведь могут же, когда для себя.

Чем закончится эпидемия запретительства