Молдавские герои русской культуры
Сверхнапряжение культурного контекста, разрывающегося между бывшей метрополией — Россией и провинцией Запада — Румынией, порождает отчаяние, сопоставимое с тем, что возникало у евреев на Синае или у первохристианских отшельников в египетской пустыне. Одиночество в толпе, бывает, приводит не к неврозу, а к творческой сублимации.
В современной Молдавии есть герои русской культуры.
Самым заметным вкладом в нее служит археологический журнал "Stratum", выпускаемый Высшей антропологической школой. В составе постоянной редколлегии 29 ученых, представляющих 18 научных центров Молдавии, Румынии, Болгарии, России, Украины, Германии, Дании, Франции и США. Этот амбициозный проект задуман, как ежегодная панорама основных разделов мировой археологии. Пять выпусков посвящается основным археологическим эпохам — палеолиту и мезолиту, неолиту и бронзовому веку, железному веку и античности, культурам римского времени и эпохи великого переселения народов, средним векам. В материалах шестого — представлены нумизматика и эпиграфика. Средний объем номера — 30 авторских листов.
Журнал позиционирует себя как наднациональный и межгосударственный. Его цель — "налаживание связей и объединение исследовательских усилий ученых в развитии научной мыслив археологии и культурной антропологии в целом в мире и особенно на постсоветском пространстве".
Начиная с 1999 года, творческому коллективу удалось осуществить 8 полных "циклов" из шести тематических номеров журнала.В уже вышедших из печати 48 номерах опубликовано 44 монографии и около 1000 статей авторов из 37 стран мира — Молдовы, Румынии, России, Украины, Белоруссии, Болгарии, Польши, Чехии, Венгрии, Германии, Великобритании, Италии, Франции, Бельгии, Швеции, Норвегии, Китая, США, Израиля, Турции, Пакистана, Узбекистана, Таджикистана и др. [i].
По своему вселенскому охвату проект не имеет аналогов не только в России, но и в мировой археологии. Издание на русском языке наследует лучшим традициям великой советской археологии и достойно представляет в современном научном мире отнюдь не почившую вместе с СССР археологическую империю.
Мотором этого затратного в финансовом отношении проекта является его главный редактор и спонсор Марк Ткачук.
Он является выпускником аспирантуры Института истории материальной культуры РАН. Его кандидатская диссертация с вызывающим для подобных флюсу специалистов по черепкам и фибулам названием "Археология свободы" произвела фурор в сообществе российских археологов[ii]. Доказанная на традиционном археологическом материале идея о том, что упорядочивание (стандартизация) культуры является диагностирующим признаком ее близкой смерти и очередного культурного взрыва применима не только к далекому прошлому. Достаточно взглянуть на фильм "Ирония судьбы", как метафору тотального единообразия брежневского застоя, чтобы увидеть в "близнечном культе" улиц, домов, интерьеров и, даже, содержимого книжных полок интеллигенции предчувствие скорой смерти общества, в котором время остановилось. Уверен, что со временем эта и другие новаторские идеи "Археологии свободы" войдут в широкий гуманитарный оборот.
К огромному сожалению для науки Ткачук в "нулевые" годы стал большим политиком маленькой страны. Все восемь лет правления ПКРМ бывший анархист работал в "аппарате насилия" на должности советника красного президента Воронина. Сейчас он является депутатом парламента, одним из лидеров коммунистической оппозиции.
Будучи человеком нескромным, упомяну программу книгоиздания "Кантемир", под лозунгом: "Благодарная Молдавия — братскому народу России".
Программа была запущена в 2005 году в период ухудшения отношений между РМ и РФ, когда неосмотрительная политика молдавских коммунистов привела к срыву договора об урегулировании приднестровского конфликта и ответному запрету на ввоз в Россию молдавского вина и прочей сельхозпродукции. Программа задумывалась в условиях, не побоюсь этого выражения, антимолдавской истерии прокремлевской прессы в качестве символического ассиметричного — любовь против ненависти — ответа. Мы с моим другом и компаньоном Сергеем Васильевичем Мараром сочли своим долгом показать россиянам, что молдавский народ — не враг России. Более того, такие молдаване, как основатель первого русского университета Киево-Могилянской академии Петр Мовилэ (1597—1647), выпускник падуанского университета, автор первого русского учебника арифметики, книги "Описание Китая" Николай Милеску-Спатару (1636—1708), первый русский ученый, член Берлинской академии наук Дмитрий Кантемир (1673—1723), один из основоположников современной русской поэзии Антиох Кантемир (1708—1744), первый русский автор, чьи произведения вызвали бурную полемику на Западе Александр Стурдза (1791—1854) — внесли важный вклад в европеизацию русской культуры. По этой причине ее культурные достижения является неотъемлемой частью духовного наследия молдавского народа.
За восемь лет в рамках этой "миротворческой" программы вышло три десятка изданий, большинство из которых рецензировались в ведущих научных и гуманитарных СМИ Российской федерации[iii]. Считаю необходимым выделить три книги: Воспоминания многолетнего сотрудника Пушкинского дома Лидии Михайловны Лотман, в которых значительное место отводится ее великому младшему брату и их родителям; Полный корпус писем легендарно неполиткорректного ("Как сладостно Россию ненавидеть!") Владимира Сергеевича Печерина, из которых М.О. Гершензон в свое время надергал текст "Замогильных записок". Полная публикация одного из важнейших для русской культуры памятников осуществлена профессором МГУ С.Л. Черновым; Устные мемуары не менее легендарного и столь же неполиткорректного ("Что нам в них не нравится?") Василия Витальевича Шульгина, записанные на свой страх и риск в конце 60-х — первой половине 70-х военным моряком Р.Г.Красюковым.
Непровинциальная русская литература в Молдавии представлена, прежде всего, именем Владимира Лорченкова. К 34 годам на счету пиарщика турецкой туристической компании 10 изданных книг, в том числе в крупнейших российских издательствах АСТ (4 романа) и ЭКСМО (2). Совсем недавно у него вышел роман в США [iv]. В переводе его произведения выходили в Германии, Италии, Сербии, Норвегии. Он лауреат заметных российских премий "Дебют" (2003) и "Русская премия" (2008). В 2012 его роман "Копи Царя Соломона" был включен в шорт-лист знаменитого "Нацбеста". Лучшие литературные критики России пишут о его творчестве.
Лорченков нахально заявляет, что он является основоположником молдавской литературы на русском языке. В отличие от большинства земляков могу согласиться с тем, что он по праву присваивает лавры молдавского Пушкина.
"Основоположник" сотворил свою Молдавию. С одной стороны его виртуальное создание жестко коррелирует с реалиями страны, в которой мы живем. Вместе с тем Молдавия Лорченкова — это миф, подобный не раз возникавшим в истории мировой литературы. Ближайшей параллелью является маркесовский Макондо. Сам автор признает это типологическое сходство [v]. Живой миф исторической памяти всегда теснит сухие выкладки исторической науки. Уверен, что в будущем о Молдавии периода национального возрождения будут судить по романам Лорченкова, также как сегодня мы представляем Францию кардинала Ришелье по романам Дюма и Англию Ричарда IIIпо пьесам Шекспира.
На свою родину Лорченков смотрит глазами бывшего старшего брата, очутившегося в унизительной роли этнического меньшинства. Автор по-своему аранжирует "совковый" дискурс местных русофонов: "Мы им все построили, отмыли, выучили их. А они — неблагодарные и ни к чему без нас неспособные". В его представлениях пиком русской истории был послепетровский период европейской империи, которая вместе с британцами гордо несла бремя белого человека. Но завистливая англичанка подгадила в 1917. Руками евреев уничтожила цветущую державу. Советский союз был марионеткой англосаксонского Запада, слепым орудием в борьбе с Гитлером за мировое господство.
Эпитет "советский" для Лорченкова — это признак порчи наведенной евреями на по-арийски здоровую русскую культуру. Быть "советским" для автора часто и означает быть евреем. В каких-то ситуациях это не эвфемизм, а свидетельство заражения чистой русской души тлетворными еврейскими влияниями.
Молдавия Лорченкова с одной стороны населена гогеновскими аборигенами продолжающими на руинах индустриального общества следовать пасторальным обычаям. Анекдотичным молдаванам с их умственной неуклюжестью и тщательным следованием турецкой моде достойную пару составляют "советские" русскоязычные. Это либо евреи, либо объеврееный этнический мусор без роду и племени.
Русский имперец в произведениях Лорченкова всегда присутствует в единственном экземпляре. Его лирический герой по фамилии Лоринков — едва ли ироничная помесь Хемингуэя, непросыхающего от двойного бурбона, и Миллера, непросыхающего от ежеминутных оргазмов. Только пребывая в алкогольной нирване, человек с умом и талантом может выжить в рутинном апокалипсисе современной Молдавии. Лоринков — любимый герой самовлюбленного писателя.
Молдавская антиутопия Лорченкова не только депрессивна. Она исполнена с большой изобретательностью и юмором.
Так фабула кино-романа "Копи Царя Соломона" построена на приезде в Молдавию еще никому неизвестной актрисы Натали Портман. Ее визит на родину предков (родители актрисы эмигрировали из Молдавии за несколько месяцев до ее рождения) вызван поиском драгоценностей, которые мальчик-маугли Соломон по фамилии Царь снимал в годы Второй мировой с евреев, убитых румынами. Вергилием Портман по молдавскому аду, естественно, становится безработный Лоринков. По следам парочки следуют два громилы из Моссада, которые считают, что народ Израиля имеет больше прав на проклятые сокровища.
Произведение стилизуется под "сценарий" указанием местоположения и характера движения камеры. Обратное влияние кинематографа на литературу обыгрывается последовательно и очень убедительно, начиная с выбора главной героини-кинодивы. Перенося манеру скандального Тарантино на молдавскую почву, Лорченков нарушает все правила тоскливой политкорректности. Виртуальное снятие запретов реальной жизни наполняет произведение аморальным и, потому, неподдельным юмором.
Достаточно упомянуть сцены, посвященные подпольному кружку советских евреев, замаскированному под шахматную секцию. Люди, вспомнившие в связи с открытием эмиграционных шлюзов о своем еврействе, изучают заветы предков по единственно доступной литературе — "Протоколам сионских мудрецов".
"Общий план стола — вокруг него сидят двенадцать человек. Все они очень странно одеты. На всех — добротные советские костюмы, но, почему-то, у каждого деталь, выбивающаяся из общей стилистики одежды. При этом каждый держит в руке кинжал. Детали по кругу: маска из золотой фольги, как у венецианской проститутки из высшего света, вышедшей потрахаться всласть на карнавал; накладные пейсы, отчего их обладатель становится похож на гипертрофированного Пушкина; ярко-красная кипа, больше похожая на шапочку кардинала, но видно, что люди старались на ощупь, и воспроизводили кипу по рисункам; накладной нос, делающий его обладателя карикатурным пауком-банкиром с плакатов фашистской Германии... Вообще, на дворе 60-е, сионизм в СССР только начался, поэтому многое еще не придумано: тысячелетняя история Храма, еврейские предки Менделеева и т. д. Лица мужчин напряжены. В одном из них — с фальшивыми пейсами, — мы узнаем отца Натальи, который в предыдущей сцене умирает в нью-йоркском госпитале. Он же, наконец, говорит:
— Ну, и?
Никто не отзывается. Мучительная, долгая пауза. Мужчины выглядят, как руководство строительного треста МССР, которое узнало, что их будет проверять ОБХСС. Очень смущенные, задумчивые и грустные, но, в то же время, не без нотки решимости. Наконец тот, что в маске из фольги, говорит:
— Судя по протоколам сионских мудрецов, нам нужно нанести ему раны сюда, сюда и сюда..." [vi].
В связи с этим сюжетным ходом в памяти возникает приобщение советских интеллигентов к евангельской истории посредством кощунственного шедевра Булгакова.
Присущее писателю стремление снять запреты не только в литературе, но и в жизни привело к тому, что вокруг него не сложился круг местных обожателей "своего", прорвавшегося к вершинам известности в литературной метрополии. У Лорченкова, действительно, не сбалансированы страсть к "шутливому" оскорблению других с легко уязвляемым самолюбием. В Молдавии он испортил отношение практически со всеми, благодаря "пушкинской" привычке давать "советским" героям своих произведений имена персонажей общественной жизни Молдавии.
Я и мой покойный папа тоже удостоились такой чести. Но эти милые шуточки в мой адрес не способны изменить отношению к яркому таланту анфантерри-БЛЯ молдавской словесности. Как историк знаю, что русские гении были несносны в жизни. Это цена, которую они платили за дар, возможно, не всегда свыше. Но этот дар необходим обществу. И я прощаю Лорченкову то, что не простил бы посредственности.
Но посредственности не прощают основоположнику молдавской литературы на русском языке. В отличие от России и от Румынии в Молдавии о прозе Лорченкова не было ни одной рецензии. Уровень зависти местных коллег становится очевидным из их отчета о творческих достижениях русской литературы Молдавии, которые, по мнению его составителей, свидетельствуют о "признании на международном уровне". Среди высоких негосударственных наград: победа на межгалактическом конкурсе "Литературная Вена", попадание шорт-лист немецкого конкурса "Zа-Zа", диплом конкурса "Русской стиль" (Германия), вхождение в лонг-лист российского конкурса "Согласование времен", завоевание в столице русской литературы — Лондоне титула "Короля супертурнира поэтов русского зарубежья 2012", победы в "Большом литературном конкурсе" и в конкурсе "Поэзия без границ" [vii]. Люди, не упомянувшие "шорт" Лорченкова на "Нацбесте", тем самым засвидетельствовали, что в глубине души понимают, сколь жалки их регалии. Их невротическое стремление не замечать замечательное — еще одно свидетельство самодостаточного провинциализма местных творческих кругов.
Второй прозаик, которого мне бы хотелось упомянуть — это Сергей Дигол. Он родился в русско-молдавской семье в 1976. Работает креативным директором рекламной фирмы. Писать начал, вступив в возрастную группу "для тех, кому за 30". От вундеркинда Лорченкова он отличается не только поздним стартом, но и сочувственным пониманием своего народа. Понимание вовсе не означает любования. Молдаванин в изображении Дигола — ласково-корыстный, не только убивающий с сочувствием к жертве, но и сам, с овечьей покорностью идущий под нож. Румыны снисходительно именуют этот феномен — "миоритическим сознанием" молдаван, по имени овечки-провидицы Миорицы одноименного национального эпоса. Следует отметить и "довлатовскую" самоиронию, делающую произведения Дигола столь непохожими на нарциссические тексты Лорченкова.
Замечателен рассказ "Мои пыльные ноши". Герой — менеджер среднего звена, угнетенный кризисом среднего возраста, низкой зарплатой, двумя детьми и беременной женой получает в наследство квартиру. Жене он об этом не сообщает, мечтая использовать негаданно обретенную жилплощадь для утех. Сдавая ковер в химчистку, узнает, что девушка с типичным для сельских молдаванок времен национального возрождения "римским" именем Корнелия ищет жилье. Герой назначает смешную цену в 100 долларов в месяц. Девушка не верит счастью, опасается подвоха. Пока они идут смотреть квартиру, она строит в уме криминальные версии, одна страшнее другой. Все оказывается совсем не страшным: минет раз в неделю, да еще вдобавок скидка в 50 баксов
— Каждую среду, — сказал я Корнелии. — Если не получится в среду, тогда в пятницу. Я позвоню заранее.
Ей, конечно, было бы удобно в субботу или в воскресенье, в дни, когда я не мог не быть с семьей. В понедельник же я задерживался на работе до восьми, чему виной были накопившиеся за выходные факсы и письма. Вторник с четвергом законно и надежно бронировались супругой, встречавшей меня в эти дни молчанием и даже улыбкой — вероятно из опасения гневом навредить эрекции.
— В среду, — послушно кивнула швея.
Может, я был самонадеян, но мне показалось, что в ее глазах сверкнула искорка. А может, она просто радовалась выгодной сделке. Двенадцать долларов пятьдесят центов за один сеанс — совсем неплохо для нищей швеи без собственного жилья, тем более, как показал пробник, больше трех минут ей вряд ли понадобится".
В отличие от науки, суть литературы — не в обобщениях, а в "типизирующих", как бы сказали советские литературоведы, деталях. И автор дает такую деталь. Перед тем как приступить к исполнению обязанностей, "обременяющих" сделку, девушка снимает — типичный жест рачительной молдаванки — "белую блузку и лифчик". Контрапунктом к сюжетной линии представлена рутина семейной жизни, на фоне которой трехминутное счастье раз в неделю — это просто праздник какой-то. [viii].
Пока талант Сергея Дигола открыли только в саратовской глуши. За 2010-2012 в "Волге" появилось пять его публикаций. Уверен, что у этого замечательного писателя — большое будущее.
Творчество Олега Панфила (1962 г.р.) балансирует на грани прозы и поэзии. Прозу автор строит не вдоль сюжетной линии, а параллельными "строфами" метафор. В поэзии он, напротив, обходится без костылей ритма и рифмы. Панфил не только маг литературы. Он просто — маг. Благодаря его выдающимся экстрасенсорным способностям множество людей исцелились от неизлечимых болезней. Произведения Панфила не вмещаются даже в ставшие почти безразмерными в эпоху постмодернизма рамки привычных жанров. Рецензент журнала "Октябрь" пишет по поводу романа "Тыы! давай сбежим отсюда вместе..." (Новосибирск, 2007): "На русском языке появился новый тип прозаического текста"[ix].
Металитературность произведений Панфила приводит к отсутствию его публикаций в ведущих российских литературных журналах. Слух о нем распространяется, так сказать, изустно. Ко мне не раз обращались российские любители беллетристики с вопросом: действительно ли в Молдавии существует человек по имени Олег Панфил? В подоплеке вопроса не только подозрение, что в мир литературы внедрена очередная Черубина де Габриак. Недоумение рождено также российскими стереотипами о молдаванах-цыганах-строителях, которые после занятия любовью поворачиваются к стене и начинают ее штукатурить. Свидетельствую, Олег Панфил, действительно существует и он, действительно, —этнический молдаванин.
Благодаря врожденному двуязычию он переводит с румынского, в том числе и по заказам российских издательств[x]. Общается с ведущими деятелями румынской культуры. К сожалению, его уникальная способность переводить одну культуру на сторону другой мало востребована в условиях культурной конфронтации, характерной для современной Молдавии. Тем не менее, умение дышать двумя легкими единой европейской цивилизации, несомненно, обогащает его поэтический мир.
Манеру письма Панфила можно назвать магическим метафоризмом. Его тексты строятся, как многоуровневые метафоры не всеми ощутимого контекста. Мыслящий тростник из Молдавии, несомненно, понимает Панфила иначе, чем его российский собрат:
...но я отвлекся.
так вот, под зноем золотым, под небом Драгинича
я вышел из реки на берег скотоводов. охотники в зените
сменились за время ныряния. теперь над нами
два сокола парили. уже перед отъездом
на правую мою ладонь сел мотылек. он
не улетал так долго, что во мне провернулся
безумия круг — чисто и непоправимо горел аметист,
взрывающий наркоз эфир — никого кроме я -
круг замкнулсяразомкнулся — страшно сказать —
через двадцать два года(
под дымкой золотой, под небом, под одессой,
я книгу отложил. внизу сменилось море
за время двух страниц. "наверное — подумал я — ни здесь и
ни где угодно мне и неугодно, ни позже, и ни вскоре
мы увидимся с тобой". и в тот же миг
лазурный мотылек к солоноватой карте
моей ладони правой вдруг приник.
с палевых его подкрылок семь пурпурных
черным обведенных глаз взглянули на меня.
а через миг
он улетел, сверкнув прозрачной пылью.
какие сроки нам с тобою сократили?
каких? пространств упал на нас с тобою блик
за дымкой золотой, за небом, за одессой
.)
но я в тот раз ошибся
— не семь, а по одиннадцать пурпурных
черных глаз глядели на меня
с подкрылков. подуло сверху.
спутников озноб взъерошил. как только
я узнал его и вспомнил,
он улетел, сверкнув
под зноем золотым, за небом Драгинича
за глинистой рекой
Современная поэзия в "проклятом городе" имеет малоизвестную, но славную традицию. В конце 60-х — начале 80-х здесь сложился кружок поэтов, отлученных старшими поколениями от печатного станка и, соответственно, дивидендов литературного быта. Наиболее известные из них — Евгений Хорват (1961-1993) [xi] и, ныне, американский поэт, пишущий по-русски и по-английски, лауреат премии Библиотеки Конгресса США (2001-2002) — Катя Капович. Большинство представителей "потерянного поколения" разбрелись по миру. Недавно в Кишинев из скитаний возвратился один из них — практически непубликовавшийся и чрезвычайно талантливый Александр Фрадис (1951 г.р.). Его биография — это амальгама Франсуа Вийона, Томаса де Квинси и Гумберта Гумберта. Такой бэкграунд разрушает здоровье, оплодотворяя поэзию. Восхищение не позволяет холодно анализировать его стихотворения. Вот одно из них, посвященное трагически ушедшему из жизни Евгению Хорвату:
Женьке
Перед смертью не надышишься.
Перед смертью не напишешься.
Перед смертью не надушишься.
Перед смертью не напыжишься.
Оцинкованы воротища
в ту кромешную аллею,
по которой ты воротишься
и в Икстлан, и в Галилею -
из сомнительной обители,
где ночными сторожами
херувимы-истребители
ворожат под витражами.
Папа-мама-день-рождение-
новый-год-охапки-хвороста
— да не лезь за ограждение:
здесь палят на поражение,
независимо от возраста.
Здесь лишь сполохи над дюнами
галогеновыми фарами.
Лао-цзы с Мао-цзе-дунами,
Дон-Хуаны с Че Геварами...
Так клади конец дискуссиям
без насмешки и укора.
Кровь прельщает послевкусием
монастырского кагора.
То есть, если и возвысишься
над собой, бежав из плена, -
перед смертью не надышишься.
Перед новой жизнью — не на...
"Крылатая" метафора "херувимы-истребители", аллитерация "ворожат над витражами", вызывающая в сознании и вой падающего самолета, и хлопанье крыльев взлетающей крупной птицы, переиначенное тождество причастия, в котором кровь имеет алкогольный привкус,— дают представление о размере поэтического дарования Александра Фрадиса.
Поэт Сергей Пагын (1969 г.р.) живет в молдавском поселке Единцы, условно обозначенном на карте, как "город". Работает в журналистике. Публиковался в таких изданиях, как "Знамя" и "Дружба Народов", в поэтическом журнале "Дети Ра" и др.
Его стихи демонстрируют насколько взгляд человека, живущего "на природе", отличается "тактильной" приметливостью: "у глиняной стены, чья суть светла, а сны — шероховаты" [xii], "в продольных трещинках хозяйственное мыло", "заштопанная сума, в бледный цветочек узел". Столь явственное ощущение индивидуальности вещей недоступно городскому потребителю, для которого мир состоит из взаимозаменяемых, в силу своей эквивалентной природы, товаров. Было бы ошибкой усматривать в непроизвольном внимании к подробностям приземленный взгляд на мир. Напротив, в деталях открывается способность к несуетной жизни, рождающей рассуждения о времени, смысле, Боге:
Замиранье.
Тайна.
Субботний вечер.
В пустотелой тыкве горит свеча,
освещая сына лицо и плечи.
А потом он улицей мчит, рыча,
с головою тыквенной невеселой —
треугольный взгляд, золотой ощер...
В темноте прозрачной,
живой,
сверчковой
он кота стращает, что к ночи сер,
да детей соседских...
Их визг и радость,
убеганье в стрекот, в бурьянный прах,
убыванье лета,
и страх, и сладость,
голова, мерцающая в руках [xiii].
Виктория Чембарцева зарабатывает на пропитание, в должности менеджера мебельного салона в Кишиневе. В ее поведении нет и намека на по замыслу "ахматовские", а по исполнению "ахмадуллинские" приметы неотмирности, излюбленные большинством современных российских "поэток". Вика, так она подписывает свои произведения, обязательна, деловита, не любит терять время на пустопорожние разговоры.
Каждая свободная от продажи мебели минута посвящается писанию стихов, а также многочисленным переводам поэтов бывших советских республик. Этот интенсивный поэзо-интернационализм можно объяснить тоской носителя вытесняемой русской культуры по уютным временам советской межнациональной идиллии. Не случайно Чембарцеву печатают в "Дружбе народов". Ее также публикуют "Дети Ра", "День и Ночь", "Звезда востока", "Октябрь" и др.
Благодаря греческим корням она ощущает духовную связь с античным наследием Архипелага, ориентальными мотивами державы Александра Македонского, трагическим перерождением Византийской империи в Османскую. Родная Греция Чембарцевой — это персональный миф поэта, ощущающего себя чужим на своей земле. Отчаяние культурного контекста преобразовано в традиционную форму любовной лирики. Страдание человека, брошенного родиной, оборачивается, со сменой гендерных ролей, неизбывной тоской женщины, оставленной любимым:
Аладжейли
Пишу опять..
Ответы без вопросов. Переведи хоть с ангельского на апостольский. Или с богова на человечий — я равно не смогу тебе ответить о той тоске, что сладкой болью спит на дне моих зрачков, не обращенных во след твоим шагам.
Ты здесь.
Я там.
Ты там.
Я здесь. И изучать приметы чужих пространств по линиям судьбы обречена.
Ты там.
Я там, где ты — распластана, распята и забыта, и предана до утренней зари.
И новый город и страна другая, и я опять бреду, как вечный жид, себя теряя, о тебе не зная. И время с тишиною говорит, отщелкивая стрелками часы.
Ты думал ли когда-нибудь, что звук — всегда движенье и сопротивленье? Молчат чинары, если ветер спит. И в высохшем арыке не звучит вода — июль, до августа — чилля. И слово не сорвется с языка, пока в движенье губы не раскрыты. Я слышу иногда, когда душа к тебе во сне уходит, напевая о том, что не случится никогда уже. Не с нами, не теперь, я знаю.
В Аладжейли пришла зима внезапно посередине лета. Кофе стынет. И пальцы мерзнут в узких рукавах. И пестрая толпа бесплодных женщин пришла послушать шейха. Только я, запутавшись в названьях ветхих улиц, бегу от них. Я, слышишь, никогда уже не стану той, которой свыше даровано родить твое дитя.
А небо треплет простыни на крыше. Подушки сохнут. Черноглазый мальчик веревкой тянет на базар осла.
Аладжейли
/июль, без даты/
Надеюсь, мне удалось показать, что в Молдавии есть творцы, чья конкурентоспособность признана по российскому "гамбургскому счету". Меня очень удивляет, что эти люди не только не поддерживают тесных контактов, которые, несомненно, оплодотворяли бы их творчество, но в ряде случаев даже не знакомы друг с другом. В том числе и по этой причине в Кишиневе наших дней отсутствуют возможности для формирования продуктивной среды русской культуры.
Деморализованное состояние русскоязычной общины — моя личная трагедия. На протяжении четверти века я жил мечтой, что именно на моей маленькой родине возникнет мессианский культурный импульс, способный не только оживить мумифицирующуюся Россию, но и переломить нисходящие тенденции всей христианской цивилизации. Я считал, что цивилизационный разлом между Россией и Западом, проходящий через Молдавию, может быть преобразован в мост, который соединит западных и восточных христиан. Основную надежду в этом творческом прорыве я возлагал на интеллектуальный потенциал русскоязычных. Я был уверен, что они сумеют вдохновить весь полиэтничный молдавский народ на великие свершения и будут задавать тон[xiv].
К сожалению, я судил о потенциале "одноязычников" по моим ближайшим знакомым, в основном ученым-гуманитариям. У меня создавалось впечатление, что высокая культура этих людей поддерживается достойным уровнем русскоязычной среды.
Современные технологии привели к небывалым социальным последствиям. "Безмолвствующее большинство" впервые в истории обрело голос. Если раньше мы изучали общественное мнение по газетным публикациям, то ныне, благодаря обратной связи интернет-ресурсов и социальным сетям, "глас народа" слышен без льстивого посредничества СМИ. "Посты" и "каменты" сотен "друзей" в Фейсбуке дают ясное представление о тенденциях сознания. Его отпечаток в виртуальном пространстве, убедительно демонстрирует, как по-декабристски "узок круг" и, как "страшно далеки" творческие одиночки от русскоязычного народа современной Молдавии. Чтение френдленты, поражающей агрессией и самоуверенным невежеством не может не удручать. Нисходящий интеллектуальный тренд — очевиден.
Мне стыдно, что за деревьями я долго не замечал хирения "русского леса". Вершины еще зеленеют, а корни почти засохли. Сегодня остается только повторить горькие слова императора Александра I, разочаровавшегося в реформаторском потенциале дворянского сословия: "Некем взять"! По этой причине Молдавия взята сегодня в плен кучкой безответственных грабителей, которые ведут страну к социальной катастрофе. Мне не на что больше надеяться. Но я все еще надеюсь.
[i] О журнале. URL: http://www.e-anthropology.com/O-Jurnale/default.aspx
[ii] Ткачук М. Е. Археологии свободы. Опыт критической
теории. Кишинев, 1996. 197 с.
[iii] Издания, вышедшие в рамках программы "Кантемир". Тематические номера журнала "Нестор": Нестор № 10. Финноугорские народы России: проблемы истории и культуры / отв. ред.
В. И. Мусаев, 2007; Нестор № 11. Смена парадигм: современная русистика / отв. ред. Б. Н. Миронов, 2007; Нестор № 12. Русская жизнь в мемуарах / отв. ред. А. И. Купайгородская, 2008; Нестор № 13. Мир детства: семья, среда, школа / отв. ред. Е. М. Балашов, 2009; Нестор № 14. Технология власти-2 / отв. ред. И. В. Лукоянов, С. Е. Эрлих, 2010. Библиотека журнала "Нестор": 14 декабря 1825 года. Вып. VIII / отв. ред. O. И. Киянская, 2010; Ганелин Р. Ш. Советские историки: о чем они говорили между собой. Страницы воспоминаний о 1940—1970-х годах. 2-е изд., 2006; Ганелин Р. Ш. "Что вы делаете со мной!" Как подводили под расстрел. Документы о жизни и гибели В. Н. Кашина, 2006; Гордин Я. А. Дороги, которые мы выбираем, или Бег по кругу, 2006; Киянская Г. М., Киянский И. А. Воспоминания, 2007; Щербатов А. Г. Мои воспоминания / под ред. О. И. Киянской, 2006. Серия "Настоящее прошедшее": Баевский В. С. Роман одной жизни, 2007; Галицкий П. К. "Почти сто лет жизни..." Воспоминания пережившего сталинские репрессии, 2009; Клейн Л. С. Трудно быть Клейном, 2009; Лотман Л. М. Воспоминания, 2007. Несерийные издания: Анти-Эрлих. Pro-Moldova, 2006; Готовцева А. Г., Киянская О. И. Правитель дел. К истории литературной, финансовой и конспиративной деятельности К. Ф. Рылеева, 2010; Дергачев В. А. О скипетрах, о лошадях, о войне: Этюды в защиту миграционной концепции М. Гимбутас, 2007; Исмаил-Заде Д. И. И. И. Воронцов-Дашков — администратор, реформатор, 2007; Лапин В. В. Полтава — российская слава: Россия в Северной войне 1700—1721 гг., 2009; Печерин В. С. APOLOGIA PRO VITA MEA: Жизнь и приключения русского католика, рассказанные им самим / публ. и коммент. С. Л. Чернова, 2011; Русская семья "Dans la tourmente dе chainе e..." / Письма О. А. Толстой-Воейковой 1927—1930 гг. / публ. и коммент. В. Жобер. Изд. 2-е, 2009;Русское будущее: сб. ст. / ред.-сост. В. В. Штепа, 2008; Цвиркун В. И. Димитрий Кантемир. Страницы жизни в письмах и документах, 2010. Шульгин В. В. Тени, которые проходят / сост. Р. Г. Красюков, 2012; Эрлих С. Е. История мифа. Декабристская легенда. Герцена, 2006; Эрлих С. Е. Россия колдунов, 2006; Эрлих С. Е. Метафора мятежа, 2009; Эрлих С. Е. Бес утопии, 2012; Эрлих С. Е. Утопия бесов, 2012.
[iv] Лорченков В. Свингующие пары. Franc-Tireur, 2013. 325 с. http://www.lulu.com/shop/%D0%B2%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D1%80-%D0%BB%D0%BE%D1%80%D1%87%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE%D0%B2/%D1%81%D0%B2%D0%B8%D0%BD%D0%B3%D1%83%D1%8E%D1%89%D0%B8%D0%B5-%D0%BF%D0%B0%D1%80%D1%8B/paperback/product-20672925.html
[vi] Лорченков В. Копи Царя Соломона. Сценарий романа // Волга. 2011. № 7-8. URL: http://magazines.russ.ru:8080/volga/2011/7/lo5.html
[vii] Мы есть! Открытое письмо Министерству Культуры от Ассоциации Русских Писателей Молдовы// Информационно-политический портал AVA.MD. 2013. 11 января.URL:http://ava.md/projects/russian-in-moldova/018853-mi-est-otkritoe-pis-mo-ministerstvu-kul-turi-ot-associacii-russkih-pisatelei-moldovi.html
[viii] Дигол С. Мои пыльные ноши // Волга. 2010. № 1-2. URL:http://magazines.russ.ru/volga/2010/1/di9.html
[ix] Серебряная О. Тексты и тесты // Октябрь. 2008. № 12. URL:http://magazines.russ.ru/october/2008/12/se30.html
[x] Ерну В. Рожденный в СССР. Перевод Панфил О. М.: Ад маргинем, 2007. 240 с.
[xi] Юрьев О. Раскатанный слепок лица // Критическая масса. 2006. № 3. URL: http://magazines.russ.ru/km/2006/3/ur26.html
[xii] Пагын С. В заначке судьбы // Дети Ра. 2010. № 8. URL:http://magazines.russ.ru/ra/2010/8/pa3.html
[xiii] Пагын С. Спасительный каштан // Знамя. 2011. № 9. URL: http://magazines.russ.ru/znamia/2011/9/pa5.html
[xiv] Эрлих С.Е. Россия колдунов. СПб.: Алетейя, 2006. 292 с. URL:http://culturossica.ru/2012/11/26/ehrlikh-s-e-rossiya-koldunov-spb-aletejjya-2006-292-s/; Эрлих С. Е. Россия как Европа (взгляд из Молдавии) // Конференция "La Russie et l’Europe: autres et semblables", Université Paris Sorbonne — Paris IV, 10-12 mai 2007 [en ligne], Lyon, ENS LSH, mis en ligne le 26 novembre 2008. URL: http://institut-est-ouest.ens-lsh.fr/spip.php?article118; Эрлих С.Е. Утопия бессов. СПб.: Нестор-История, 2012. 136 с. URL: http://culturossica.ru/2012/10/07/ehrlikh-s-e-bes-utopii-spb-nestor-istoriya-2012-150-s/