Улица без отчаяния Умер автор «Осиной фабрики» Иэн Бэнкс

Иэн Бэнкс. Фото: Jeremy Sutton Hibbert / Rex Features / FOTODOM.RU

9 июня миру было объявлено о смерти шотландского прозаика Иэна Бэнкса — 59-летнего автора «Осиной фабрики», «Моста», «Улицы отчаяния», «Вороньей дороги» и еще добрых двух десятков книг, половина из которых — научная фантастика. Бэнкс хорошо знаком русскому читателю: бум переводов пришелся на первую половину нулевых годов, когда интеллектуальная проза обязана была быть жесткой, загадочной, циничной, зато была и модной.

Славу Бэнксу принес его дебютный роман «Осиная фабрика» (1984). Как рассказывал сам писатель, отчаявшись опубликовать что-то научно-фантастическое, он взял несколько своих идей из записной книжки и приложил их к «обычной», нежанровой прозе. «Осиная фабрика» — жуткая история 16-летнего Фрэнка Колдхейма, мучающего животных по велению сконструированного им гадательного устройства. Фрэнк живет с психически неурановешенными родственниками, отцом и братом, и сам хранит несколько безумных тайн из прошлого — и даже больше, чем знает сам. По-хорошему ужасная история оказалась постмодернистски собранной из разных деталек, причем постмодернизм — как знак литературной эпохи — сам оказывается лишь одной из составляющих частей. Кто-то видел в «Фабрике» изящную готическую историю, повесившую костюм почтенной литературной традиции на новый манекен; а кто-то, наоборот, образец современного массового трэш-хоррора, умно поднятого до высот не-столь-уж-массовой литературы. Если это роман воспитания, то явно учитывающий опыт голдинговского «Повелителя мух», а «Жестяной барабан» прямо назван в тексте, намекая читателю на разгадку истории. Постфрейдистский кошмар Бэнкс смешал с традицией черного и абсурдистского юмора.

Однако все творческое многообразие писатель уравновесил сюжетом — да, шокирующим, да, гротескным и циничным, но все равно логичным и изящным, как концовка хорошего детектива. Бэнкс не пошел по пути классиков постмодерна, упивавшихся распадом героя, сюжета и языка, и продемонстрировал: за всей чудовищностью истории стоит тем не менее некий продуманный порядок вещей, а значит, и его демиург — автор. На фоне постмодернистского пира, у которого «Фабрика» позаимствовала антураж, это смотрелось даже свежо, что оценил прежде всего широкий читатель, которого наконец-то решили попугать, но не обмануть. В итоге роман неоднократно попадал в списки лучших книг века (или как минимум его второй половины), а автор стал культовым.

В дальнейшем и сюжетная структура — с яркой, неожиданной, проливающей свет на всю историю развязкой — и тематика — сексуальные и психические патологии и перверсии, «чернуха», зависимости — стали фирменными знаками Бэнкса. Только все больше в свою прозу он стал вставлять элементы более близкого ему жанра — научной фантастики. Уже во втором (и менее благодарно принятом) романе «Шаги по стеклу» изощренный повествователь, чередуя главы, одновременно рассказывает сразу три истории — как будто бы реалистичную, сумасшедшую и вовсе фэнтезийную, — чтобы в конце связать их воедино. Тот же прием — параллельное описание трех миров — Бэнкс применит в своей третьей книге, удачном «Мосте».

В необходимости финальной развязки как объяснения и облегчения сказывался опыт автора научной фантастики, миры которой, как известно, должны быть внутренне непротиворечивы, а концы должны сходиться с концами. Получив литературную известность, Бэнкс смог спокойно заниматься любимым жанром: чтобы отделить себя-фантаста от себя-беллетриста, он стал публиковать жанровую прозу как Иэн М. Бэнкс. Иэн Мэнзис Бэнкс написал с десяток романов, большая часть из которых — космооперы об утопическом и гедонистическом мире Культуры, в котором все мыслимые пределы, включая скорость света, уже преодолены, моральные вопросы прояснены и разложены по полочкам, а искусственный интеллект давно и счастливо превзошел человеческий.

Немаловажно: Бэнкс — шотландец, он — одна из причин возникновения моды на полумистическую, полунеприглядную Шотландию и один из главных ее бенефициаров, наряду с автором «На игле», его ровесником. Как общественный деятель, Бэнкс ратовал за независимость Шотландии; как писатель — показал свою страну в «Мосте» и других книгах, как настоящий патриот — стал автором книги о местных вискикурнях.

Если в литературе Бэнкс мешал макабр пополам с просвещенным скепсисом, то внелитературную жизнь, кажется, подчинял исключительно разумному началу. Первертом и поклонником насилия, в отличие от своих героев, писатель не был; зато, как уже понятно, был леваком: рвал свой паспорт и посылал Тони Блэру, протестуя против кампании в Ираке, высказывался за культурный бойкот Израиля. Узнав о смертельной болезни, он спросил своего постоянного партнера, девушку Адель, не окажет ли она ему честь стать его вдовой — и открыто объявил об этом в своем блоге, пояснив, что считает черный юмор болеутоляющим. Бэнкс попросил издателей ускорить выход последнего романа «Каменоломня», чтобы увидеть его на полках, однако так и не дождался: книга появится на прилавках лишь 20 июня.

Запись в блоге, извещающая читателей и почитателей о скорой смерти Иэна Бэнкса, по тону меньше всего похожа на последние главы его романов вроде «Осиной фабрики» или «Шагов по стеклу», где герой, огорошенный внезапным знанием, тем самым plot twist’ом, оказывается один на один с собой и всей своей жизнью. Кончина писателя оказалась если и не менее неожиданной, то куда менее катарсичной; однако сам Бэнкс, в отличие от своих персонажей, продемонстрировал завидную стойкость. В жизнь после смерти прозаик не верил, но от искушения процитировать окончание его главного романа отказаться невозможно:

Каждый из нас в своей личной Фабрике может считать, что коридор уже выбран и ловушка захлопнулась, что мы движемся предначертанным маршрутом к той или иной неотвратимой судьбе (светлая греза или жуткий кошмар, рутина или гротеск, хорошо или плохо), — но достаточно одного лишь слова, взгляда, достаточно оступиться, и златой чертог превращается в подзаборную канаву, а крысиный лабиринт — в зеленую улицу. Конечный пункт у всех один, а вот маршрут — отчасти выбираемый, отчасти предопределенный — у каждого свой и меняется в мгновение ока. Я думал, моя ловушка захлопнулась много лет назад, а оказывается, все это время я лишь ползал по циферблату. И только сейчас скрипит люк, только сейчас начинается настоящий путь.

Кирилл Головастиков