Нас закроют, но мы останемся

Я пришла на PublicPost одна из первых, еще за четыре месяца до открытия сайта. В проект меня позвали через несколько дней после выпускного из университета — 1-го июня 2011-го, толком не оправившись от экзаменов и диплома, я подписала свой первый контракт на свою первую журналистскую работу.

Четыре продюсера, два редактора и один бильдредактор — в таком составе мы запускались. Сначала работали из дома, а потом переехали в новый офис, еще совсем пустой, без мебели и кондиционеров. Нам предстояло с нуля создать абсолютно новый ресурс: мы собирали базу контактов, придумывали дизайн сайта, каждый день меняли концепцию, пробовали разные жанры, ошибались, ругались между собой, и если честно, иногда даже не верили, что то, что мы делаем, когда-то появится в онлайне. Все первое лето мы писали в стол, пытаясь определиться с форматом и просто набивали руку. Я помню, с каким энтузиазмом разрабатывалась каждая новая рубрика, как, представляясь спикерам, мы объясняли, что "PublicPost — это новый совместный проект "Интерфакса" и А. Венедиктова из "Эха Москвы", и как всей редакцией радовались, когда нам привезли оранжевый диван в цвет логотипа... А первого сентября сайт открылся, и в тот день мы обновляли главную страницу каждые пять мунут, наблюдая, как под нашими статьями очень медленно набегают первые глазики-просмотры...

Проект запускался под девизом "PublicPost — живая страна" — делая ставку на регионы, нам хотелось показать, что за МКАДом тоже есть жизнь со своими новостями, героями и историями, не менее увлекательными и важными, чем в столице. Мы находили блогеров из разных городов и уговаривали их писать для нашего нового, пока что неизвестного никому ресурса.

Объединить людей со всей страны в какой-то степени удалось благодаря протестному движению, первая волна которого совпала с нашим запуском. Одним из моих первых выходов в поле стал митинг "Солидарности" на Чистых прудах 5 декабря, на котором прозвучал тот самый призыв Навального "идти на Кремль". В тот вечер я впервые живьем увидела самого Навального, услышала лозунги "Россия без Путина", "Путин, уходи" и "Верните честные выборы!", которые под проливным дождем скандировала разъяренная толпа, и впервые полночи бегала от ОМОНа по перекрытому центру Москвы.

А на следующий день была Триумфальная с нашистами-барабанщиками, дубинками омоновцев и сиренами автозаков. Я пришла домой в два часа ночи, завела себе твиттер, куда добавила всех журналистов и активистов-правозащитников, а на следующий день долго плакала в редакции, отходя от пережитого шока.

Потом был митинг на проспекте Сахарова, где я отморозила руки, бегая с диктофоном за Навальным, митинг 6 мая, на котором стояла на другой стороне реки от Болотной, одной рукой закрывая рот от страха, а другой пытаясь сфотографировать окровавленную голову протестующего. И, наконец, Оккупаи, на которые мы ходили всей редакцией каждый день после работы. В какой-то момент я осознала, что совсем перестала общаться со своими старыми университетскими друзьями (некоторые из которых, к слову, пошли работать в пресс-службу МВД), а на их место прошли активисты, журналисты и правозащитники с уличных акций, с которыми меня связывала не только работа, но и общая гражданская позиция.

Зимой 2011/2012 на PublicPost мы следили за протестной активностью наших соотечественников за рубежом. Я списывалась с организаторами митингов "За честные выборы" в Берлине, Китае, Тель-Авиве, Вашингтоне и других городах. Они присылали нам фотоотчеты с акций на фоне Эйфелевой башни или синтоистского храма в Токио, а я, между делом, расспрашивала их про жизнь в эмиграции и отношении к родине. С некоторыми из них мне впоследствии удалось встретиться лично во время заграничных поездок.

На волне митингов возродился очень любимый мной жанр соц-арта и протестного искусства. Когда еще не было казачьих отрядов и закона "О защите чувств верующих", на Артплее мирно прошла выставка протестного плаката "Вы нас даже не представляете", где я познакомилась с Артемием Троицким, Петром Верзиловым и художником Антоном Глотовым (Человеком-Танком), с которым мы потом вместе мастерили костюм для акции в поддержку Pussy Riot.

Протестное искусство стало моей специализацией. С немцем Артуром Ван Балленом мы делали гигантскую надувную пилу для последнего митинга на Болотной, а художник Петр Павленский (который в знак поддержки Pussy Riot стоял с зашитым ртом перед Казанским собором, а затем заковал себя в колючую проволоку перед зданием ЗАГСа в Санкт-Петербурге) рассказывал нам об истории преследования классиков мировой живописи. По инициативе коллег мы решили организовать свою выставку протестного стрит-арта "Голос-улиц", где независимые уличные художники могли высказать свою гражданскую позицию. С ней мы успели съездить в Калининград и Петербург. Впрочем, в Питере мы даже напрямую столкнулись с цензурой — одну работу с изображением Путина и Медведева в образе святых нас попросили убрать из экспозиции.

Но, наверное, больше всего меня вдохновляли интервью с простыми, далекими от политики людьми, которые мы делали для рубрики "Портреты России". В Петербурге я ходила в гости к Коле Васину — фанату "Битлз", который искренне верил в бессмертие Джона Леннона и мечтал построить храм "Битлз", а в Новосибирске художник Иван Дыркин показывал мне дом в виде шара, который он строил для своей мамы. Каждый такой разговор о жизни, мечтах и мыслях обычных людей с необычной историей был для меня глотком свежего воздуха, после которого, как мне казалось, я становилась на каплю мудрее и человечнее.

PublicPost прекращает свое существование, но это не означает, что мы (редакция) больше не будем писать о происходящем в стране — не будем ходить на митинги, названивать по выходным правозащитникам и активистам, не будем ездить по России в поисках новых историй и интересных персонажей. Кто-то из нас продолжит это делать для других изданий, а кто-то — чисто для себя, по привычке. Ведь то, что мы делали на PublicPost эти два года, было чем-то большим, чем просто работой... Для меня это было образом жизни.

Список материалов