Широкая аудитория привыкла рассматривать интернет в сугубо позитивистском ключе: свобода информации, преодоление границ, развитие гражданского общества, борьба с цензурой, организация революций...

Создается иллюзия, что сеть якобы ведет нас по пути прогресса и делает лучше и умнее, но так ли это? Избыток информации и возможностей приводит к тому, что включаются защитные механизмы клише и стереотипов. Обычный пользователь создает себе комфортный мирок пусть и с глобальным, но очень ограниченным кругом общения.

Эта модель, как ни странно это звучит, сама по себе предполагает ксенофобию. Ко всему, что находится вне, юзер относится с недоверием и даже неприязнью. Он совершает набеги туда, чтобы над чем-нибудь посмеяться, увидеть что-то диковинное или оскорбить кого-нибудь - словом, самоутвердиться. Задачи получить новые знания или прийти к консенсусу нет.

Воссоздается модель «мы - они», характерная для мира средневековой общины. Средства связи выстраивают для каждого его индивидуальное Новое Средневековье - высокотехнологичное, но при этом крайне нетерпимое к чужакам.

Важно при этом понимать, что к классическому национализму, выросшему из печатного пресса (см. «Галактику Гутенберга» и «Понимание медиа» Маршалла Маклюэна), эта постиндустриальная ксенофобия не имеет никакого отношения.

В России сейчас действительно много говорят о растущей популярности националистических взглядов. Так, последний опрос «Левада-центра» показал, что поддержка русских маршей выросла с 2005 г. втрое - с 14 до 40%. Но по сути имеет место терминологическая путаница: в нашей стране, конечно, речь не идет о повторном строительстве государства-нации. Просто на глобальный медийный контекст у нас накладываются отечественные особенности:

1. Догоняющий характер информатизации. Только за последние пять лет число людей, ежедневно выходящих в сеть, в России выросло почти в 4 раза - с 15 млн до 55 млн. «Эффект горожанина в первом поколении» лишь усиливает градус онлайн-ксенофобии.

2. Наложение технологического на культурный разрыв. Мигранты из стран СНГ, как правило, не имеют доступа в интернет, а если и имеют, то в принципе не попадают в общее информационное поле. Если в дискуссию о геях в Facebook может прийти гей, то гастарбайтер в дискуссию о визовом режиме прийти не может. Это углубляет пропасть между «ними» и «нами» и еще больше мифологизирует их.

3. Политическая конъюнктура: коррупция, несменяемость власти, низкое качество работы полиции и судов, а также осознанное вытеснение националистов в маргинальное поле.

Все вместе это дает ложное ощущение роста популярности националистических взглядов (в старом, индустриальном смысле), тогда как на деле речь идет о прорыве в наиболее табуированную властью зону общей ксенофобии, подогреваемой новыми медиа как явлением-в-себе.

Впрочем, главной ошибкой было бы считать, что эта нетерпимость нового века свойственна лишь «националистам». Подобная логика, кстати, снова воспроизводит действительно средневековое «мы - они» и позволяет спокойно ненавидеть ненавидящих «их», чем успешно и занимается теперь наша либеральная интеллигенция.

Максимальный ретвит: Не тот национализм