Три года весна К чему пришли арабские страны, пережившие революции

Жители Триполи празднуют день независимости на площади Мучеников. Фото: Abdel Magid al-Fergany / AP

С начала череды революций, прокатившихся по арабским странам, прошло уже три года. Окончательные итоги явления, получившего название «арабская весна», подводить еще рано, но некоторые результаты эти восстания уже принесли. Главный из них — коренной слом представлений среди арабов о самой природе власти и ее основных функциях.

В декабре 2010 года тунисский торговец овощами Мухаммед Буазизи в знак протеста против злоупотреблений местных властей сжег себя у здания администрации захолустного города Сиди Бузиз. Мало кто тогда представлял, что это заурядное самоубийство повлечет за собой изменения, сравнимые по масштабам с последствиями развала Оттоманской империи.

Сравнительно бескровное восстание, вспыхнувшее в Тунисе после самосожжения Буазизи, закончилось успехом. Местный президент Зин эль-Абидин Бен Али был изгнан из страны и нашел убежище в Саудовской Аравии. Это событие буквально взорвало арабский мир: почти одновременно люди под антиправительственными лозунгами стали массово выходить на улицы в Египте, Бахрейне, Йемене, Ливии и Сирии. Несколько менее масштабные волнения прошли в Иордании, Омане, Кувейте и Саудовской Аравии.

Арабский мир как будто проснулся от невыносимо долгой спячки. Люди начали осознавать себя настоящими гражданами — политически взрослыми и готовыми взять на себя ответственность за собственную судьбу. Однако это осознание отнюдь не решило всех проблем. Выход из политического детства поставил перед жителями арабских стран фундаментальный вопрос: в каком направлении идти теперь? Единого для всех арабских стран ответа нет, а его поиски сопряжены с гигантскими сложностями.

Тунис

Тунис, став первой страной, где победила революция, в определенном смысле задал направление движения всем, кто за ним последовал. В Тунисе прошли вполне честные выборы, на них победили умеренные исламисты из партии «Нахда», обещавшие построить в стране некое подобие Турции — успешную, быстро развивающуюся демократическую страну, в которой важное место отведено религии.

Однако вскоре выяснилось, что Турции из Туниса не выходит. Местные исламисты в экономике оказались нулями и компенсировали профнепригодность усиленным навязыванием своего понимания «духовности». Несогласных с таким положением дел новые власти отправляли в тюрьму или на кладбище. Это снова взорвало общество: в стране поднялось мощное оппозиционное движение, потребовавшее сменить правительство на кого-то более толкового.

Беспорядки в Тунисе. 28 января 2011 года
Фото: Zohra Bensemra / Reuters

К чести жителей Туниса надо сказать, что они не сорвались в насилие, заставив исламистов объявить о своем уходе мирными демонстрациями (к слову, реверанса тут заслуживают и представители властей). В начале 2014 года в стране должен состояться референдум по новой конституции, из которой под давлением общественности были вычищены почти все ссылки на священные тексты, столь милые исламистам. По итогам голосования тунисцы изберут себе новое правительство и президента, которые, как представляется сейчас, скорее будут технократами, а не идеологически ориентированными богословами и имамами.

Относительно секуляризированному Тунису в некотором смысле повезло: граждане этой страны примерно представляют, в каком направлении им стоит двигаться. Они по-прежнему считают наиболее привлекательной турецкую модель, но с упором на демократию и права человека, а не на традиционные исламские ценности. В Египте в этом смысле все гораздо хуже.

Египет

Свержение Хосни Мубарака в 2011 году приветствовало большинство египтян. Однако после его отставки среди жителей страны начались разброд и шатание. «Братья-мусульмане», близкие к тунисской «Нахде», выступали за исламизацию всего и вся. Левые, популярные еще со времен Гамаля Абдель Насера, тащили страну в социализм. Немногочисленные либералы мечтали о построении общества европейского типа, а сторонники «жесткой руки» хотели реставрации режима Мубарака, но только в «облегченной» версии.

В результате свободных и демократических выборов с небольшим перевесом победили исламисты, которые, как и в Тунисе, продемонстрировали полную некомпетентность в экономике и склонность к авторитарным замашкам в социально-политической сфере. Многочисленные просьбы отказаться от жесткого навязывания своей повестки дня всем гражданам Египта президент-исламист Мохаммед Мурси отвергал на том основании, что его власть от бога.

Участник демонстрации в Каире. 28 января 2011 года

Фото: Goran Tomasevic / Reuters

Рейтинг президента катастрофически обвалился. Единственным способом напомнить ему о существовании в стране других людей стала новая революция. Летом 2013 года Мурси отправили под арест, его партию запретили, а составленную исламистами конституцию отменили. Теперь Египет ждет референдум по новой конституции, а также внеочередные выборы, на которых, как ожидается, победят представители военной верхушки, управляющей страной сейчас.

Подобная перспектива чревата восстановлением в Египте военной диктатуры в стиле Мубарака и возвратом страны в то же состояние, в котором она пребывала до 2011 года. При этом все-таки сохраняется надежда, что третий за три года президент все же извлечет уроки из опыта своих предшественников и не станет жестко насаждать свое собственное видение всеобщего благоденствия. Сейчас же самая населенная арабская страна по-прежнему разрывается на части между социализмом, исламизмом и диктатурой. Дискуссия о том, каким должен стать Египет в среднесрочной перспективе, далека от завершения.

Бахрейн

Это крошечное королевство в Персидском заливе стало единственным, где народные выступления были быстро подавлены и не развились в нечто большее. Правда, и изначальные условия там были совсем другими, нежели в прочих странах «арабской весны».

Правящая в Бахрейне королевская семья принадлежит к суннитской ветви ислама, в то время как большинство населения страны — шииты. Из-за этого местное восстание носило черты религиозно-освободительного, а не социально-политического движения. Местные шииты требовали не свержения короля, а превращения страны в конституционную монархию, где правительство отвечало бы перед свободно избираемым парламентом.

Демонстранты в Бахрейне. 4 марта 2011 года

Фото: Hasan Jamali / AP

Такая постановка вопроса вызвала острое неприятие со стороны не только короля Хамада, но и его патронов из Саудовской Аравии, которые узрели в бахрейнском восстании козни шиитского Ирана — своего главного соперника в Персидском заливе. По просьбе Хамада в Манаму отправились саудовские войска, которые оккупировали Бахрейн и быстро положили конец протестам. Тегеран был в ярости, Эр-Рияд, напротив, излучал спокойствие и счастье.

Этот раунд противостояния закончился чистой победой властей. Однако радоваться саудовцам и королю Хамаду пока рано. Они сумели подавить восстание, однако глубинные его причины никуда не делись. Местные шииты в любой момент могут снова подняться на борьбу за свои права, весь вопрос лишь в том, когда это произойдет.

При этом нет никакой гарантии, что демонстранты, придерживавшиеся исключительно мирных методов протеста, и далее останутся убежденными пацифистами. Тем более что шииты известны своей жертвенностью, которая считается одной из отличительных черт их религии. Погибнуть за идею для них — величайшая честь. Для короля Бахрейна, а также его покровителей из Саудовской Аравии и США новое восстание может обернуться очень неприятным вариантом, наподобие ливийского.

Ливия

Восстание против «дорогого брата-лидера» Муаммара Каддафи стало первой революцией в рамках «арабской весны», сопряженной с массовым использованием насилия. Начавшись на востоке страны, оно быстро распространилось на ее отдаленный юго-запад и в центр. Каддафи, однако, не пошел по пути переговоров с восставшими, а просто бросил против них войска, решив действовать по рецептам из Бахрейна.

Однако справиться с собственным населением сил ему не хватило. Патологическая боязнь военного переворота заставила его низвести армию до церемониальных функций, что отчасти помогло восставшим. При поддержке западной авиации и военных инструкторов из стран Персидского залива повстанцы сломили сопротивление диктатора, поймали и убили его.

Ливийский лидер Муаммар Каддафи. 10 апреля 2011 года

Фото: Louafi Larbi / Reuters

После этого Ливия, не обладая законами, центральной властью и институтами гражданского общества, оказалась в состоянии либертарианской вольницы. Поголовно вооруженное население взяло на себя функции полиции, суда и службы исполнения наказаний. Страна фактически распалась на автономные города-государства и отдельные регионы, живущие по собственным правилам.

Впрочем, война всех против всех не началась. Напротив, отсутствие государства, налогов, пошлин и проверяющих органов породило невероятный экономический рост. Национальной идеологией стало всеобщее обогащение. Левые и исламисты, пытавшиеся воспользоваться ситуацией безвластия, натолкнулись на вооруженное сопротивление людей, занятых предпринимательством. Участие в многочисленных «боевых бригадах», оставшихся со времен войны, постепенно теряет смысл: бизнес проще, интереснее и гораздо прибыльнее.

Ливия сейчас переживает период, схожий с расцветом итальянских городов: общей страны как таковой сейчас нет, однако в каждом конкретном регионе жизнь вполне нормальна. Характерный факт: многочисленные врачи и инженеры из России и стран бывшего СССР не стремятся вернуться из Ливии к родной стабильности, а предпочитают оставаться там. Пусть не без сложностей и откатов назад, но ливийцы движутся сейчас по пути, проторенному европейцами еще в эпоху Возрождения. Однако их пример — скорее исключение, чем правило.

Сирия

Сирийское восстание, начинавшееся по ливийскому сценарию (мирные протесты — войска — гражданская война), продолжается до сих пор. Но если в Ливии конфликт удалось быстро прекратить благодаря международному вмешательству, то сирийской войне в марте будет уже три года. Причем по своей жестокости и количеству жертв она далеко превосходит все прочие арабские восстания вместе взятые.

Спустя примерно полтора года после начала сирийского конфликта стало ясно, что Запад в ход боевых действий вмешиваться не будет. Это обстоятельство, как магнит, притянуло в страну тысячи радикально настроенных исламистов со всего мира. Из восстания против диктатора война превратилась в религиозную — сунниты объявили газават правящему алавитскому меньшинству. Сейчас США и Европа в смятении смотрят на результаты своей бездеятельности: Сирия превращается в руины, миллионы беженцев разбегаются по разным странам, штурмуя границы Евросоюза. Экстремисты всех родов и мастей получили полную свободу действий, что делает из Сирии настоящий ближневосточный Афганистан.

Сирийские повстанцы. 18 октября 2012 года

Фото: Javier Manzano / AFP

Ни Асад, которого на Западе многие уже называют «меньшим из зол», ни его оппоненты из террористического интернационала из-за нехватки ресурсов и людей победить в этой войне не могут. Жалкие попытки начать переговоры наталкиваются на непреодолимое препятствие — разобщенность экстремистов и их нежелание с кем-либо беседовать. Проще говоря, сейчас диалог вести не с кем. Война превратилась в безнадежно затяжную.

Единственным реалистичным выходом из сложившейся ситуации могло бы стать разделение Сирии на несколько этнически и религиозно гомогенных регионов, каждый из которых жил бы самостоятельно. Однако в нынешних условиях это невозможно по политическим соображениям: обе стороны стремятся к полной и окончательной победе, которая, в свою очередь, неизбежно обернется страшными репрессиями против проигравших. Выбор у сирийцев сейчас небогат: либо жестокая военная диктатура, либо не менее жесткий режим под началом исламизма ваххабитского толка.

Сирия стала наглядной иллюстрацией того, во что может превратиться арабское восстание в случае, если диктатор не стесняется применять силу, а международное сообщество самоустраняется от участия в разрешении исключительно важной и сложной проблемы. К счастью, так происходит не везде.

Йемен

Еще до начала арабских революций Йемен был крайне нестабильной страной, раздираемой на части многочисленными противоречиями. В беднейшей и наименее образованной стране арабского мира, где число единиц огнестрельного оружия на руках населения значительно превосходит количество жителей, последние десятилетия активно действуют многочисленные вооруженные группировки. Шииты, радикальные суннитские исламисты, националисты юга, некоторые племенные союзы — все они хотели если не полной независимости, то значительной автономии от Саны.

Держать страну в кулаке удавалось лишь стараниями президента Али Абдуллы Салеха, который привлек на свою сторону американцев, напуганных расцветом местной «Аль-Каеды». Долгое время Салех попросту игнорировал восстание людей, недовольных стилем и результатами его правления. Свое отношение к происходящим в Сане событиям он изменил, только когда его резиденция подверглась ракетному обстрелу, а сам президент едва не отправился на тот свет. Саудовским врачам потребовалось два месяца на то, чтобы вернуть его в строй.

Участницы антиправительственной акции протеста в Йемене. 25 апреля 2011 года

Фото: Muhammed Muheisen / AP

Под давлением США и монархий Персидского залива Салех отказался от власти, однако никаких существенных изменений в Йемене после этого не произошло. Вялотекущая гражданская война на несколько фронтов продолжилась и при его преемнике. Проблема йеменцев заключается в том, что они добились лишь смены президента, в то время как система осталась нетронутой.

Очень многое в будущем Йемена зависит от того, какой будет новая конституция, которую местные власти безуспешно пытаются разработать уже полтора года. Главная сложность на пути принятия основного закона — это вопрос о федерализме. Менее религиозный и более современный южный Йемен с центром в Адене требует для себя автономии, на что Сана пойти пока не может.

Перспективы

Пожалуй, наиболее важным итогом восстаний в арабском мире стало появление в этих странах настоящих граждан, способных отстаивать свои цели и интересы перед лицом власти. Они пришли на место безвольных исполнителей, которые по щелчку кнута без лишних разговоров выполняли то, чего требовали правители. Сейчас уже правителям приходится очень внимательно прислушиваться к мнению жителей своих стран.

Сама власть в арабских странах окончательно потеряла сакральный характер. Устранение неугодного правителя для их жителей стало едва ли не обыденным делом. Как показывает египетский опыт, в избавлении от начавшего бронзоветь президента нет ничего особенного. Ливийцы, ликвидировав эксцентричного Каддафи, и вовсе не желают искать ему замену — без «отца народа», как выяснилось, живется значительно лучше.

Можно сказать, что сейчас в арабском мире действует процесс перехода от феодализма к созданию национальных государств. Последствия тысячелетий жизни при абсолютной монархии (как бы она официально ни называлась) все еще дают о себе знать: религиозная, клановая и земляческая идентичность по-прежнему сильнее национальной. Люди слишком привыкли жить в ситуации, когда от них ничего не зависит, а скудные бытовые блага исходят от «светлейшего». Однако с завоеванием прав, свобод (а вместе с ними — ответственности) ситуация начинает со скрипом, но меняться. Египтяне, тунисцы, ливийцы и прочие постепенно осознают, что качество их жизни зависит от принимаемых ими решений и повседневного труда, а не от воли конкретного правителя.

Серьезным препятствием на пути к формированию полноценных арабских наций все еще остается средневековое видение сути политического ислама, царящее среди необразованных слоев населения. Их представление о том, что приход к власти исламистов волшебным образом решит все проблемы, было серьезно подорвано примерами Египта и Туниса. Сейчас все больше людей в этих странах (да и других тоже) понимают, что насаждение религиозных норм не гарантирует процветания, скорее даже наоборот. При этом и либеральная демократия в странах победивших революций вызывает все больше разочарования. Именно благодаря честным и свободным выборам власть в Тунисе и Египте взяли исламисты, вогнавшие экономику в состояние стагнации. Но надежда на улучшения в арабском мире все же есть.

Примером наиболее успешного постреволюционного арабского общества сейчас является ливийский город Мисурата. Несмотря на полное отсутствие там нефти, уровень жизни в приморском городе на порядок выше, чем в остальной Ливии, не говоря уже о соседних странах. Власть в Мисурате принадлежит богатым горожанам (беднота от принятия решений устранена), налогов и сборов фактически нет, правила ведения бизнеса максимально облегчены, а все исламисты, социалисты и сторонники прочих идеологий — изгнаны вон. В этих условиях город расцвел, а его пороги стали околачивать тысячи желающих приобщиться к богатству.

Понятно, что никакой демократией тут и не пахнет, но, возможно, именно такой подход — лишенный идеологической составляющей и без намека на патернализм — мог бы стать удачной моделью для арабских стран, избавившихся от диктаторов. Правда, перед этим арабам придется набить еще много шишек, пытаясь построить то или иное «идеальное общество», основанное на пыльных идеологемах, слабо связанных с реальностью.

Иван Яковина