Бальтерманц, Михайлов, ТРИВА и другие мастера

Неожиданное увольнение главного редактора Lenta.Ru Галины Тимченко, закрытие блогов оппозиционного политика Алексея Навального Роскомнадзором, изъятие телеканала «Дождь» из пакетов кабельного телевидения, расформирование информационного агентства РИА «Новости» и назначение Дмитрия Киселёва руководителем нового новостного российского агентства на замену РИА — всё это заставило общественность всерьёз заговорить о наступлении «советского времени», по крайней мере в журналистике. Мы собрали пять историй, когда известных фотокорреспондентов несправедливо увольняли: «за порнографию», по национальному признаку или просто по ошибке.

Запрещенный номер

Март 2014

• Павел Гутионтов о том, как обходили цензуру в СССР

• Альберт Плутник о том,
как писать правду, будучи журналистом

• Игорь Свинаренко о журналистике в Перестройку

• Как была устроена
советская редакция

• Примеры «советской цензуры» в современной России

• За что увольняли
фотокорреспондентов в СССР

• Как писать «по-советски».
Лингвистический анализ
советской газеты

Дмитрий Бальтерманц

Дмитрий Бальтерманц попал в «Известия» очень рано, в 14 лет. Прежде чем взяться за фотоаппарат, он успел поработать и шрифтовиком, и киномехаником, и ассистентом печатника. Параллельно Бальтерманц получал математическое образование в Московском университете, что, как отмечают историки фотографии, проявлялось в его умении строить композицию. Преподавателем математики ему, однако же, не суждено было проработать — после командировки в Западную Украину Бальтерманц наконец стал штатным фотографом «Известий», чтобы через некоторое время отправиться на фронт.

Именно военные фотографии Бальтерманца стали классическими, сделав его одним из самых известных советских фотографов, однако одна из них стала серьёзной угрозой как карьере, так и жизни. Редактор «Известий» в отсутствие Бальтерманца, который на несколько дней вернулся в столицу, с тем чтобы проявить и напечатать фотографии, перепутал сушившиеся снимки из Москвы и Сталинграда — и подписал английские танки, состоявшие на вооружении в Красной армии, немецкими. Несмотря на то что Бальтерманц никакого отношения к произошедшему не имел, последствия редакторской ошибки коснулись именно его — сотрудничество с «Известиями» было окончено, а сам фотограф в качестве рядового был отправлен в штрафной батальон (что было практически смертным приговором). Как ни парадоксально, но именно тяжёлое ранение, грозившее Бальтерманцу ампутацией ноги, спасло ему жизнь — и после войны он снова взялся за работу, на этот раз — в «Огоньке».

Впрочем, дальнейшая судьба фотографа сложилась вполне благополучно. Его военные фотографии, отложенные на полку из-за того, что недостаточно отвечали пропагандистским целям, наконец были напечатаны. Некоторые из них, как, например, знаменитый снимок «Горе», получили всемирное признание и высокую оценку мастеров фотографии уровня Анри Картье-Брессона. Бальтерманц до конца жизни проработал в «Огоньке» и стал одним из классиков соцреализма в фотографии, соединяя в своих работах фрагменты документального и постановочного.

Евгений Халдей

Снимок «Знамя победы над Рейхстагом» видели, кажется, все — а историю его создания долго и напряжённо выясняют до сих пор. Евгений Халдей не скрывает, что снимок был постановочным — тот самый флаг, водружённый над Рейхстагом, его знакомый сшил из обыкновенной красной простыни, но пришлось ли фотографу прибегать к ретуши, неизвестно до сих пор. Впрочем, это не столь важно — и не будь этой фотографии в принципе, Евгений Халдей остался бы одним из самых известных военных корреспондентов. Он снимал Парижскую и Постдамскую конференции, неоднократно фотографировал Сталина, а его снимки использовались в качестве доказательств в ходе Нюрнбергского процесса.

Впрочем, в глазах руководства «Известий» всё это оказалось менее важным, чем тот факт, что Халдей был евреем (единственную пулю он получил не на фронте, а во время погрома на Украине, будучи годовалым ребёнком), и почти сразу после войны фотограф потерял работу. Причина его увольнения была сформулирована крайне туманно — «за недостаточный образовательный уровень» и «недостаточную политическую грамотность», что было очень удобно: другие издания не брали его на работу уже из-за неясных причин увольнения с прошлой должности. Халдей даже написал письмо тогдашнему секретарю ЦК ВКП(б) Суслову, в котором пожаловался на положение вещей, однако это ничего не исправило. Несмотря на это, Халдей остался в истории фотографии как классик советского соцреализма того времени — некоторые его фотографии хранятся, например, в музее LACMA в Лос-Анджелесе.

Борис Михайлов

«В некотором смысле Михайлов работает скорее как художник, нежели фотожурналист», — отметил критик The New York Times Кен Джонсон в своей рецензии на Case Study, одну из самых известных фотосерий Бориса Михайлова; Джонсон сравнивает его в том числе с Джеффом Уоллом — канадским фотографом, известным, помимо прочего, благодаря способности с дьявольской точностью воссоздавать случайные уличные сценки на постановочных фотографиях.

Однако признание и статус важнейшего современного художника Михайлов получил уже в постсоветское время — в 2000 году он был удостоен премии фонда Хассельбладов, его работы хранятся в MoMA, Tate Modern и ещё десятке музеев и галерей, и именно с тех пор проходят его персональные выставки (одна из последних — ретроспектива в Sprengel Museum в Ганновере).

Михайлову, в отличие от предыдущих фотографов, пришлось расстаться с работой именно из-за содержимого фотографий — сотрудники КГБ при обыске нашли у него снимки обнажённых женщин, которые сочли порнографическими. Сам Михайлов, впрочем, утверждает в интервью, что это были просто красивые снимки без явного порнографического содержания, что вполне справедливо, особенно если учитывать ханжескую природу советского мироустройства. Тем не менее ему пришлось расстаться с работой штатного фотографа на харьковском заводе — чтобы посвятить время собственному творчеству.

ТРИВА

«В ту же ночь на другом конце города я развёл другой костер — для целого чемодана выбракованных по разным причинам фотографий. Фотобумага горела плохо и воняла жжёной желатиной, я грустил — фотографии было жалко», — пишет Владимир Соколаев, один из участников первой в СССР официальной творческой группы фотографов ТРИВА. Просуществовала она совсем недолго — официально группе удалось проработать меньше года, не привлекая к себе внимание властей, однако сделать им удалось очень много.

В составе ТриВА работали всего три фотографа — Владимир Соколаев, Владимир Воробьёв и Александр Трофимов. Собственно, из их имён и было составлено название фотогруппы — два Владимира и один Александр, всего три. ТРИВА жили и работали в Новокузнецке, в трёх тысячах километрах от Москвы, что не помешало им развернуть совершенно сумасшедшую деятельность. Они участвовали в советских и зарубежных фотовыставках, изучали историю фотоискусства по редким книгам, найденных у коллекционеров (Соколаев пишет, что одно только издание Best of LIFE они изучали несколько лет), тестировали советскую фотоаппаратуру и пытались раздобыть импортную («Считаю, что второе рождение фотографа в каждом из нас произошло благодаря смене аппаратуры») и составляли свои принципы работы, в некоторых положениях напоминающие манифест «Догмы».

В советское время так, разумеется, не могло продолжаться. Триггером травли на фотографов стало их участие в зарубежных выставках, а масла в огонь подлили показания новокузнецких коллег и работников завода, в состав которого формально и входили участники ТРИВА. Регистрация группы была аннулирована, а сами участники потеряли работу. По меткому свидетельству Соколаева, председатель профсоюзного комитета завода Геннадий Моргунов, который объявил художникам об их увольнении, в разговоре посетовал, что на дворе не 1937 год «с тогдашними расстрельными возможностями».

Юрий Рыбчинский

«Миф, который транслирует Рыбчинский, – это не социалистическая утопия, а экзистенциальное пространство, где герои Достоевского встречают персонажей Хармса. Картонные фигурки, напоминающие кукол, выполняющих привычный странный ритуал, — мужики, головы которых отрезаны рамкой кадра», — пишет о Юрии Рыбчинском историк фотографии Михаил Сидлин. Согласитесь, непохоже на каноническую советскую фотографию с улыбающимися рабочими и героями труда.

Тем не менее фотографии Рыбчинского исправно печатались, сам он числился штатным фотографом журнала «Советский Союз», и даже увольнение его, строго говоря, было необязательным. Рыбчинский отказался подписать крайне необязательный документ, один из многих подобных (в интервью Ирине Меглинской он называл Стокгольмское воззвание за мир), и после долгих уговоров редакции и походов в районные комитеты всё-таки написал заявление по собственному желанию. Рыбчинский долгое время работал в подполье, а сейчас известен как видный коллекционер, основатель первого в России частного музея фотографии, коллекция которого сейчас хранится в Московском доме фотографии.

Изображения via: tassphoto.com

ф

Советские фотографы, которых несправедливо уволили