Построить «русский мир» самопровозглашенным республикам пока не удалось, но вырвать Россию из процесса глобализации у них получается вполне успешно

На исходе года Россию можно поздравить с очередной внешнеполитической победой: вслед за признанием Владимира Путина журнaлом Forbes самым влиятельным человеком в мире, журнал Foreign Policy включил его в список «Ста мировых мыслителей» в категории «Возмутители спокойствия» (Agitators). В аннотации к списку номинантов журнал поясняет: «Для Путина Россия определяется не ее нынешними границами, но общей культурой, языком и историей русских людей. И божественное предопределение (manifest destiny) его государства – объединить их, невзирая на территориальный суверенитет других стран».

Впрочем, радость награды омрачает тот факт, что российский президент делит эту честь с деятелями куда меньшего калибра – философом Александром Дугиным («за вдохновление экспансионистской идеологии России»), политтехнологом и бывшим премьером ДНР Александром Бородаем, а также с лидером ИГИЛ Абу Бакром аль-Багдади, лидером секты «Боко Харам» Абубакаром Шекау, британским исламистом по кличке Джон-джихадист, прославившимся тем, что на видео, распространенном ИГИЛ, отрезал голову американскому журналисту, и двумя гражданами Кувейта, которые организовали финансирование ИГИЛ и подразделений «Аль-Каиды». Такая вот альтернативная «восьмерка»: трое россиян и пять исламистов, которые в уходящем году бросили вызов существующему миропорядку.

О такой ли славе мечтал Владимир Путин, когда призывал «мочить террористов в сортире» и 11 сентября 2001 года первым звонил Джорджу Бушу, чтобы предложить ему руку помощи в борьбе с мировым злом? Теперь американский президент официально называет Россию в числе трех главных угроз безопасности США, наряду с ИГИЛ и лихорадкой Эбола, поддержанных Россией сепаратистов на востоке Украины ставят на одну доску с исламскими террористами, а президент Литвы Даля Грибаускайте публично называет Россию «террористическим государством».

Подобные сравнения можно назвать тенденциозными и провокационными, частью информационной войны Запада против России. Но реальная проблема заключается в том, что в «гибридной войне», развязанной на востоке Украины при поддержке и активном участии России, появились формы социального хаоса, неконтролируемого насилия и архаики, которые во многом похожи на действия исламских фундаменталистов в Сирии, Ираке, Нигерии и других странах Африки и Ближнего Востока.

Пускай в Донецке пока не было показательных расстрелов на манер театрализованных казней ИГИЛ, где посреди пустыни заложникам в надетых на голову оранжевых мешках перерезают горло, но в Донбассе уже проходят многочисленные «народные» и военно-полевые суды, где без надлежащей юридической процедуры выносятся десятки смертных приговоров предполагаемым насильникам и мародерам, проводятся суды Линча, как, например, над жительницей Донецкой области Ириной Довгань, заподозренной в связи с украинской армией, которая несколько часов стояла привязанная в центре Донецка, подвергаясь избиениям и издевательствам прохожих, а в печально известной донецкой «Яме» (военной тюрьме бывшей СБУ) практикуются массовые пытки и изнасилования. Пускай донецкие ополченцы не запрещали детям ходить в школу и не похищали более двух сотен школьниц, как сделали в Чибоке, Нигерия, в апреле 2014 года джихадисты из «Боко харам», но в ЛНР по приказу полевого командира Алексея Мозгового действует запрет женщинам ходить в клубы, кафе и рестораны, чтобы они «сидели дома и вышивали крестиком»: «Дома села, пирожков напекла и отмечает 8 марта. … Пора вспомнить, что вы русские! Пора вспомнить о своей духовности!»

На территориях, контролируемых сепаратистами, произошла полная демодернизация, торжествует племенная архаика, право сильного, закон автомата Калашникова – все те черты, которые мы привыкли ассоциировать с зонами конфликтов в Африке. Корреспондент портала COLTA Владимир Максаков, проведший 22 дня в ДНР в качестве добровольца, а затем заключенного «Ямы», свидетельствует о первобытных нравах Донецка 2014 года:

«В воскресенье — один из главных донецких праздников: День шахтера. Вечером видим у лифта двух человек — один жестоко избит, другой с простреленными ногами лежит на носилках. Думаю, что это пленные украинские военные. Нет, шахтеры, которые продолжали праздновать уже после наступления комендантского часа».

«Подходит ополченец со сломанным носом и распухшим от ударов лицом, рассказывает, за что его так. Он подвозил девушку и увидел, что какие-то люди что-то делают с электрощитовой на лестничной площадке. Он принял их за наводчиков и открыл по ним огонь на поражение. Они оказались работниками из компании — интернет-провайдера, но выяснилось это слишком поздно».

Военизированные режимы Донецка и Луганска лишь прикрываются фиговыми листками легитимности и прямой демократии типа выборов и референдумов. На деле эти пиратские республики имеют гораздо больше общего не с современным государством, а с казачьей вольницей доекатерининских времен, куда стекались беглые крестьяне и каторжане со всей России, потому что «с Дона не выдают», с разбойничьими ватагами Степана Разина и Емельяна Пугачева, с крестьянскими восстаниями времен Гражданской войны, типа махновщины или антоновщины. Инспирированный Россией сепаратизм в депрессивном индустриальном районе Донбасса поднял архаичные пласты русской психики, которые, казалось, уже давно были выработаны советской модернизацией. Об их существовании мало кто догадывался, разве что гениальные Петр Луцик и Алексей Саморядов в своих фильмах «Дети чугунных богов» и «Окраина» прикоснулись к этой хтонической глубине, к крови и почве Дикого поля, да пророк путинской России Алексей Балабанов работал с этой архаикой, предрекая и Крым, и войну с Западом, и русский фашизм.

А если брать не вглубь, а вширь, то ДНР и ЛНР можно сравнивать с партизанскими республиками Латинской Америки типа нарко-герильяс ФАРК в Колумбии, маоистских «Сендеро Луминосо» и «Тупак Амару» в Перу, боливийской «Армии Катари» и эквадорского «Красного Солнца»: у них та же любовь к левой риторике, «народному правосудию», рэкету под видом «революционной справедливости» и страсть к черным маскам-балаклавам. И не случайно один из героев «Русской весны» полевой командир Моторола носит браслет с портретом Че Гевары.

Что роднит боевиков ФАРК, ИГИЛ и ДНР?

Прежде всего, это ярко выраженные традиционалистские антиглобалистские проекты. Их идеологи вдохновляются образцами из прошлого, будь то исламская теократия на Ближнем Востоке, причудливая смесь маоизма, троцкизма и боливаризма в Латинской Америке или безумный коктейль из монархизма, сталинизма и «православной цивилизации» в головах сепаратистов на востоке Украины. Их врагом являются не правительства, а современное общество как таковое – со свободным рынком, эмансипацией женщин, с соблазнами и вседозволенностью, с социальным неравенством, западными ценностями и доминированием Америки. Их методы – вооруженная борьба под флагом национального, территориального или религиозного освобождения, но по сути они борются против размывающих все анонимных глобальных потоков, пытаются возвести свои плотины, взяв в заложники местное население.

Более 20 лет назад, на заре 1990-х, когда весь мир ожидал «конца истории», предсказанного Френсисом Фукуямой, американский политолог Бенджамин Барбер опубликовал статью под названием «Джихад против Макмира», которую затем расширил до отдельной книги. В ней он предсказал основной тип конфликтов после падения Берлинской стены: восстания против глобализации, причем под словом «джихад» он имел в виду не только исламское движение за чистоту веры, но более широкое восстание остатков традиционного общества против глобальных потоков, от Усамы Бин Ладена до субкоманданте Маркоса. В этом смысле у лидеров Донецка и Луганска – депрессивных регионов с высокой безработицей, слабо реформированной горной отраслью и варварскими технологиями добычи (копанки), которые не вписываются в постиндустриальный мир, – тоже свой местный джихад: под знаменами православного шариата, против наступления западной цивилизации и ее агентов, «киевской хунты». Именно поэтому журнал Foreign Policy в своем рейтинге «возмутителей спокойствия» ставит их на одну доску с исламистами-террористами ИГИЛ и «Боко Харам».

Роднит эти явления и то, что на территории Нигерии, Сирии с Ираком и Донецка с Луганском появились схожие зоны неконтролируемого насилия, которые британский социолог Мэри Калдор называет «новой войной»: это новый тип организованного насилия, в котором стираются грани между традиционной войной с участием государств и армий, организованной преступностью, терроризмом и систематическим нарушением прав человека.

«Новые войны» — это воронки, втягивающие все новых людей, территории, ресурсы.

Их существование подпитывается как внешней военной и гуманитарной помощью, так и собственной «экономикой насилия», основанной на грабежах, убийствах, торговле оружием, гуманитарной помощью, людьми: для местных «силовых предпринимателей» (полевых командиров и политических лидеров) насилие является выгодным бизнесом, постоянно требующим новых инвестиций. Многие экономисты, изучающие современные войны, рассматривают их не как «этнические конфликты», «борьбу за национальное освобождение» и «деколонизацию», а как вид организованной преступности.

«Гибридная война» на востоке Украины по сути превратилась в «новую войну» по Калдор. Донецк и Луганск в своем нынешнем виде больше всего напоминают Чечню 1996-1999гг. — бандитское государство, превратившееся в «черную дыру» насилия, контрабанды и терроризма, в которую едва не втянулся весь Северный Кавказ. И кстати, далеко не случайно, что в рядах ополченцев Донбасса сегодня сражаются батальоны чеченцев — это не просто наемники, отправленные Кадыровым, но также и бойцы за чистоту веры, против ненавистного Запада. Парадокс ситуации в том, что Владимир Путин, пришедший к власти и добившийся популярности на пике борьбы с терроризмом, кровью и деньгами заливший очаг терроризма в Чечне, своими руками создал вторую Чечню еще ближе к центру России, на границе Ростовской области. Там проходят боевое крещение авантюристы всех мастей и воплощают свои кровавые фантазии безумные «реконструкторы» — и в этом еще одно сходство с ИГИЛ, которое привлекает фанатиков со всего мира: в его рядах сражается 15 000 иностранцев, в т.ч. до 1900 граждан Западной Европы.

В Донбассе происходит социальная и гуманитарная катастрофа, и насилие становится нормой жизни. Это насилие не может быть сдержано в границах региона. Все чаще оно выплескивается во внешний мир, как было с уничтожением малазийского «боинга». Выплескивается оно в мирную жизнь в самой России, как случилось 3 ноября 2014 года, когда четверо пьяных ополченцев, приехавших в краткосрочный отпуск в Подмосковье и отмечавших день выборов в Донецке, расстреляли патруль ДПС в Солнечногорском районе. Трое из них скрылись от полиции. Предположительно, все они воевали в бригаде «Призрак» того самого луганского командира Алексея Мозгового. А сам Мозговой пользуется большой поддержкой в России, встречается с лидерами парламентских партий ЛДПР и «Справедливая Россия» и передвигается по Москве на внедорожнике с номерами, завешанными символикой Новороссии. Как он говорит, инспектора ДПС, останавливая его, узнают и отпускают, желая удачи.

Сегодня мозговой штаб Новороссии заседает не в замерзающем Донецке или Луганске, а скорее в Москве, в отдельном кабинете в «Кофемании» в Большом Черкасском переулке, ровно на полпути между Лубянкой и Старой Площадью. Там были замечены Александр Бородай, министры ДНР и высокопоставленные представители администрации президента. Из теплых московских кабинетов, видимо, и выходят «мировые мыслители» XXI века, постмодернисты, сумевшие скрестить джихад с боевым православием и современным вооружением. Построить «русский мир» им пока не удалось, но вырвать Россию из мировых процессов у них получается вполне успешно, как и у их единомышленников в Нигерии, Колумбии, Ираке и прочих местах, не справившихся с глобализацией.

Донецкий джихад: чем ДНР похожа на «Исламское государство»