Отчего многие оказались не готовы к рецессии

Инерционные отрасли экономики благополучно переживают рецессию, если успели подготовиться к ней за три-четыре года. К ставшему неизбежным в результате событий уходящего года кризису в России никто подготовиться, по сути, не успел. Ситуация в энергетике, вся модель работы которой была до последнего времени заточена на рост, показывает, насколько болезненным может оказаться разворот. Накопленный груз решений, принятых в расчете на другую конъюнктуру, повис на отрасли именно тогда, когда денег нет и непонятно, откуда бы им взяться.

Спад промышленного производства, еще в 2013 году стыдливо называвшийся снижением темпов роста, в этом оформился в голый факт. Он отразился на всех отраслях, а энергетику, как самую смежную среди смежных, затронул с отложенным эффектом. Энергетика — бизнес инерционный и вторичный в хорошем смысле этого слова. Ей нужно время на разгон, с одной стороны, а с другой — требуется опережать клиентов, чтобы они могли опираться на готовую инфраструктуру. Для выполнения этих задач деньги в отрасли должны появляться заметно раньше, чем начнется дополнительное потребление и погашение затрат, а к кризису нужно готовиться загодя — не столько ради того, чтобы избежать его самого, а чтобы не аукнулись принятые в период эйфории решения.

В этом году стало очевидно: не подготовились. Первые намеки на то, что денег в отрасли не будет, появились уже в 2013 году. Теперь же картина стала абсолютно ясной: денег уже нет. При этом спрос даже не приблизился к параметрам роста, которые ожидались при реформе РАО "ЕЭС России". К 2010 году, по базовому сценарию, потребление должно было достичь 195 ГВт, по оптимистическому — 204 ГВт (факт — 149,2 ГВт), а к 2015 году мы должны были наблюдать 234 или 259 ГВт соответственно. Фактический же пик потребления пришелся между тем на 2012 год и составил всего 157,4 ГВт. В 2013 году потребление неожиданно для всех упало, крошечный условный рост в 2014 году никого не вдохновляет, а в 2015 году уже вполне официально ожидается очередное падение.

Не то чтобы спад стал для кого-то сюрпризом, но складывается впечатление, что некий невыбранный рыночный люфт до сих пор позволял энергетикам относиться к этому достаточно спокойно. Но ускорение тенденции вкупе с безденежьем на фоне ограничения доступа к капиталу, взлета курса рубля и проблем с иностранными инвесторами и поставщиками этот зазор ликвидировало. В результате теперь состояние максимального сжатия обостряет потребность в точности планирования. Между тем ошибки уже очевидны: например, "Газпром" говорит, что его планы по выводу старых станций из-за нерентабельности совпадают с итогами рыночного отбора, которые, по идее, об этой нерентабельности должны свидетельствовать, лишь на 20%.

Но парадокс в том, что те, кто следит за правильностью планирования в энергетике, не имеет никакого влияния на тех, кто занимается планированием жизни смежных сегментов — поставщиков и потребителей. Они живут в разных мирах, а регулирующих механизмов для координации развития промышленности в целом нет. Отсутствие координации и растерянная медлительность государства в принятии регуляторных решений приводят к тому, что энергетику в кризис догоняют тени концепций, принятых в более тучные годы, абсолютно не соответствующих нынешней ситуации.

Так, в фазе роста запускались многочисленные механизмы обеспечения обязательной окупаемости, предполагающие отложенный расчет. Если в 2013 году оплата всех подобных договоров составила около 87,5 млрд руб., то к 2015 году она скачком вырастет в 2,4 раза, до 214 млрд руб. В 2020 году рынок заплатит полтриллиона рублей по решениям, принятым в парадигме роста. Более того, даже сегодня, уже после достижения условной "точки кипения" потребителя, государство включает новые механизмы, рассчитанные на растущий, а не падающий рынок — например, на обеспечение окупаемости дорогой возобновляемой энергетики или оплату новой генерации в Калининграде, Крыму и Тамани надбавкой к цене в европейской части России и на Урале. Это в целом минимум 15 млрд руб. в год.

Есть мнение, что раз деньги все равно нужно откуда-то брать, совершенно неважно, брать их с энергорынка или из бюджета. Но это не совсем справедливо, ведь в совокупном объеме потребления лидирует частный сектор, а в совокупном объеме генерации — государственный. Генерацию в Крыму и Калининграде, например, строят государственные "Ростех" и "Роснефтегаз", а платить за это будут частные компании, к этим регионам вообще отношения не имеющие. В парадигме сжатия рынка следует подумать, стоит ли плодить механизмы, которые рассчитаны на совершенно иные экономические условия.

Власти же вместо этого идут по самому очевидному пути, усиливая давление сначала на госкомпании, а в перспективе, говорят чиновники, и на частные — "по цепочке", с целью сокращения их расходов. Уже в прошлом году госсектору прописали диету, потребовав тратить на 10-15% меньше. Бумажные итоги были получены без видимого напряжения. Но "поджиматься" придется всем — и не только на бумаге. Никто не будет спорить с тем, что сокращение расходов в кризис — шаг важный и эффективный. Но он очень плохо соотносится с регуляторным бардаком. Если раньше "свободный" объем денег на рынке позволял мириться с недоделками, то сейчас благодушие, позволявшее не резать по живому (например, не закрывать старые станции без видимых перспектив или не повышать тарифы на тепло), видимо, уйдет в прошлое. И к внешнему кризису в энергетике может добавиться внутренний.

Наталья Скорлыгина

Остаточное напряжение