Морис Хеннесси совмещает две работы — дипломата и виноградаря.

Сравнивать коньяк с классической музыкой меня научил Морис Хеннесси. Во время одного из своих первых визитов в Москву в конце 1990-х он сказал, что старый коньяк, составленный из нескольких десятков, а то и сотен выдержанных спиртов, в бокале звучит как органная фуга. Не знаю, кто из присутствовавших на той дегустации понял метафору, но лучшего объяснения полифонии сложного ассамбляжа мне слышать не приходилось.

Почти 20 лет спустя Морис Хеннесси столь же ироничен, элегантен и обаятелен. Объяснить, чем хорош и почему так высоко ценится тот или другой коньяк, у Мориса Хеннесси получается неназойливо, но убедительно, поэтично, но без патетики. Может быть, удается это ему оттого, что он не только «носитель фамилии» и хорошо воспитанный человек, но еще и потомственный виноградарь, «человек от сохи». И конечно, посол марки, созданной предком Мориса, ирландцем Ричардом Хеннесси, который в 1765 году открыл небольшое коньячное производство.

Семья Хеннесси отошла от управления своим некогда семейным бизнесом в конце 1970-х, после слияния группы Moet-Hennessy с гигантом модной индустрии Louis Vuitton. Однако Морису Хеннесси, сельскохозяйственному инженеру по образованию и представителю восьмого поколения коньячной династии, не дали расслабиться. Ему досталась роль мирового посла бренда, и на этой «дипломатической службе» он находится уже больше 35 лет.

Посол всегда дипломат, даже если представлять ему приходится не политические интересы страны, а коммерческие интересы торговой марки.

С 1979 года он путешествует по миру, представляя все новые продукты компании, переводя маркетологическую заумь на самые разные языки, диалекты и сленги и терпеливо обучая неофитов азам дегустационной науки.

За верную службу 64-летний Морис Хеннесси получает зарплату, которой, судя по всему, он удовлетворен. Впрочем, он говорит, что коньяк, названный его именем, готов представлять миру бесплатно — «но уж больно повезло с работодателем, да и на пенсию скоро».

Может быть, долгие годы работы на одной должности кому-то показались бы однообразными, но у Мориса Хеннесси есть одно спасительное обстоятельство. Он винодел. Точнее, виноградарь, винодел и перегонщик одновременно, один из тех, кого в Шаранте на местном профессиональном жаргоне называют bouilleur de cru.

Виноградарством семья Хеннесси начала заниматься лишь в XIX веке, но именно эту часть семейной традиции Морис Хеннесси вдохновенно поддерживает. У него в совместной с братом собственности — 92 га виноградников, вино с которых он сам перегоняет в коньячный спирт, а потом продает небезызвестному коньячному дому. Для Hennessy этот объем лишь капля, которая обеспечивает не более 1% сырьевой потребности, но Морис Хеннесси вкладом в общее дело очень гордится. Путь своего спирта он отслеживает вплоть до момента, когда он становится частью ассамбляжа XO, а фотографии своих бочек, которые в погребах Hennessy выдерживаются в особом месте, всегда носит с собой и показывает на презентациях.

«Это результат нашей с братом работы, — говорит Морис Хеннесси с гордостью. — До того как мы с ним усовершенствовали систему дистилляции, наши спирты до ХО недотягивали».

По поводу каждого урожая Морис Хеннесси переживает, как обычный крестьянин, а ожидая оценки своего спирта закупщиком, он беспокоится, как школьник перед экзаменом. Ни в первом, ни во втором деле фамилия не спасает его от неприятных сюрпризов.

На вопрос, не хочется ли ему на основе своих выдержанных спиртов создать новую марку коньяка, Хеннесси покачивает головой. Вхождение в глобальный рынок он не считает своим призванием и предпочитает оставаться честным виноградарем и поставщиком коньячного спирта.

Никто из троих детей Мориса Хеннесси не выбрал профессию, связанную с виноделием. Однако отца это не смущает. Говоря о детях, он с улыбкой признается, что «в их возрасте тоже думал совсем о других вещах».

Судьбы отечества, которым Морис Хеннесси считает Европу, беспокоят его значительно больше. В профессиональных достоинствах растущего числа функционеров он не очень уверен, а современные нравы вообще предпочитает не комментировать.

Когда 20 лет назад Хеннесси сравнивал коньяк с органной фугой, это звучало красиво и убедительно. Люди, открывавшие для себя коньяк в середине 1990-х годов, на таких сравнениях учились понимать сложные законы купажной полифонии.

В наши дни Морису Хеннесси приходится отвечать на вопросы о влиянии коньяка на хип-хоп-сообщество и фотографироваться вместе с небритыми молодыми людьми, которые носят цветные кеды и бейсбольные кепки козырьком на затылок.

Говорят, что дипломатия, как и политика, — это искусство возможного.

Дипмиссия выполнима