ИНТЕРВЬЮ: «Нам говорят, что люди довольны существующими порядками»

Политика давно перестала быть интересной для обывателей. Одни называют её «мышиной вознёй», другие –«игрой в песочнице». И только политологи не сводят глаз с персон, не упускают событий и фактов. Тем более в преддверии крупных федеральных и региональных выборов. Они, напомним, – в Государственную думу и Законодательное собрание края – состоятся в будущем сентябре.

Один из ключевых политологов Красноярского края Сергей Комарицын в интервью рассказал ТВК, почему в регионе слабое правительство, кто является самым главным политиком в крае и почему Владимир Путин после своего президентства будет безработным.

– Вы ходите голосовать на выборы? Почему?

– Хожу, потому что имею свою позицию. Причем, неважно кто победит – я иногда понимаю, что шансов у «моего» кандидата или партии нет. В последние годы в основном голосую не «за», а «против».

В нынешней политической системе практически нет конкурентности, основные участники – это братья-близнецы, которыми кукловодят из одних кабинетов. Иногда бывают исключения, но, по большому счёту, это выборы без выбора. Именно поэтому люди потеряли к выборам интерес, а не потому что их всё устраивает, как уверяет нас власть.

Те, кто не ходит, по сути, выражают свой пассивный протест. Нам же говорят, что люди довольны существующими порядками. Тогда пусть объяснят: почему у нас стопроцентно голосуют в СИЗО, воинских частях, стоящие на учёте в органах соцзащиты лежачие больные и одинокие старики, и прочие категории, которые контролируются властями.

Вся электоральная статистика показывает, в частности, у нас в крае, что избирательная активность снижалась с исчезновением реальной альтернативности.

В некоторых странах существует обязательное, так называемое «принудительное голосование». Есть санкции за неучастие – возвращение в бюджет денег, потраченных государством на организацию выборов, штрафы, ограничение в правах – нельзя таким людям занимать определённые должности, есть даже общественные работы и административный арест.

Если бы такую систему, пусть временно, ввели в России, власть, я думаю, у нас поменялась бы. Все наши проблемы – и в экономике, и коррупция, и в социальной сфере, и произвол – производные от политической системы, от бесконтрольности бюрократического класса. Другого цивилизованного эффективного механизма, чем честные открытые конкурентные выборы, человечество не придумало.

Альтернатива – бунт, бессмысленный и беспощадный, когда уже допечёт окончательно.

– Система назначения губернаторов и отмена прямых выборов глав муниципалитетов – плюс или минус?

– Любые выборы, даже такие, как у нас в России сейчас, лучше, чем их отсутствие. Конечно, это не выборы губернаторов – всевозможные муниципальные фильтры и прочие хитроумные механизмы уже на стадии выдвижения делают невозможной реальную конкурентность.

После возвращения этих выборов, из полусотни регионов только в Иркутской области кандидат не от власти сумел победить в силу иркутской специфики и политической недееспособности бывшего губернатора-назначенца, к тому же Левченко – человек системы, он у Кремля особых вопросов не вызывает. Остальные кандидаты не от власти даже до второго тура не дошли.

У нас в крае всё зачистили, не дали реальным кандидатам даже от «правящей» партии выдвинуться, давили административным ресурсом, даже бюджетные деньги цинично использовали в избирательной кампании под предлогом мероприятий к 80-летию края, избирком и все надзорные органы делали вид, что их это не касается.

И, тем не менее, значительная часть красноярцев всё-таки выразила свою позицию. Не так как, например, в Орловской области, где Кремль поставил исполнять обязанности главы коммуниста, не имеющего ни отношения к области, ни опыта хозяйственной и административной работы, а он получил там через пару месяцев «северокавказский» результат – под 90%.

Если бы не сервильность наших элит, не холуйское раболепие политического класса, красноярский результат мог бы быть значительно достойнее, чем произошло в прошлом году.

Плюсов в отмене всенародных выборов глав муниципальных образований нет никаких. Ни одного внятного аргумента в пользу нынешней схемы через комиссии так никто и не привёл.

На сессии Заксобрания губернатор говорил о том, что потеряна управляемость в территориях. Но почему тогда практически всех глав переназначили? Где тут логика?

Я много слышал от людей из власти, от депутатов, чиновников о коррупционной составляющей. Раз такие разговоры идут, они, конечно, известны соответствующим органам, но ни о каких проверках пока ничего не слышно.

Я во всяком случае слышал только про Шушенский район – поскольку схема эта распространяется и на нижние уровни, на поселения, там в нескольких муниципалитетах якобы кому-то уже были обещаны должности руководителей, и ручная комиссия под надуманным предлогом исключила из «конкурса» других претендентов.

Не знаю уж, чем закончатся проверки, сам глава района не так давно осуждённый за некрасивую историю, но попавший под амнистию, очень подозрительно вернулся во власть и всё, что происходит в районе с формированием руководства поселений тоже подозрительно. Я же полагаю, что это не шушенский феномен, а всеобщая картина.

В приватных разговорах представители нашего политического класса всё время ссылаются на Москву, они, мол, вообще-то за выборы, но это же установка Кремля, что тут поделаешь… Но на самом деле это характеристика нашего политического класса.

Есть у части Кремля такая установка, но вы-то проявите позицию. Почему в соседней единоутробной Хакасии никогда не отменяли и сейчас сохраняют всенародные выборы глав? Почему в Кемерове всенародные выборы?

Почему в Бурятии, где сначала отменили прямые выборы, несколько месяцев назад Народный Хурал постановил, что выборы глав могут быть только всенародными? Почему в Новосибирске – на родине нашего губернатора, по формальной инициативе которого у нас и отменили выборы – народ выбирает мэра, а в Красноярске будет какая-то комиссия?

Что, в Новосибирске живут люди первого сорта, а у нас второго? Там сами жители определяют, кто будет главой города, а красноярцам этого нельзя, они этого недостойны почему-то.

Кстати, что касается самого Красноярска, то я не исключаю, что возня в Горсовете, все эти интриги вокруг так называемой законодательной инициативы о возвращении выборов, связаны с желанием некоторых людей занять место Эдхама Акбулатова.

Это непросто, потому что в нынешней системе судьба мэра миллионного города решается, естественно, в Москве. Но, тем не менее – Устав поменяли, процедурные ограничения сняты, контрольный пакет в горсовете у краевой власти, можно провести любое решение.

– Кто постоянно «подставляет» главу города Эдхама Акбулатова? Нужен ли Красноярску мэр из краевой администрации?

– В первую очередь сам Эдхам Шукриевич. Я его знаю много лет, он человек квалифицированный, грамотный, интеллигентный. Но мэра из него не получилось. Он хороший чиновник, ему бы работать с бумагами, а сейчас он просто не на своем месте.

Вопросы не решаются, все тонет в бесконечных бессмысленных совещаниях, подчиненные его власть не признают, поручения не выполняют, а город постепенно приходит в запустение.

Четыре года это очень много, Пимашков за пару лет преобразил город, а сейчас не происходит ничего. Нельзя быть таким несамостоятельным, зависимым от вышестоящих властей, причем не только от губернатора, но и от всех подряд. Все-таки статус и ресурс всенародно избранного мэра одного из крупнейших городов России дают очень большие возможности.

Как Лебедь не пытался что-то сделать с Пимашковым – у него так и не получилось. И на своей последней пресс-конференции он в сердцах сказал: «Город-герой Красноярск так и не сдался». А ведь в ход лебедевцы пускали всё – административные рычаги, карательные органы, даже киллеров заказывали, Петр Иванович одно время вынужден был жить в своем кабинете, а потом его восемь месяцев охраняла ФСО.

Эдхам Шукриевич позиции не имеет. Очень некрасиво получилось, например, с Ревкуцем – если поддерживать, то поддерживать, если нет, то надо честно об этом сказать.

Я хорошо знал бывших руководителей города – покойного Валерия Леонидовича Глотова, с Владимиром Прохоровичем Капелько много общался до самой его смерти, с Валерием Александровичем Поздняковым и сейчас в дружеских отношениях. Поздяков – у него, правда, была особая ситуация – без Горсовета, вертикали власти ещё не было – вообще «анархист», никому не подчинялся, делал то, что считал нужным.

Капелько и Пимашков работали, конечно, в определённой системе координат, вынуждены были считаться с правилами игры, но в нужный принципиальный момент всегда твердо отстаивали главное. Сейчас этого нет. Слабость мэра провоцирует некоторых людей на попытки его замены («почему он, а не я?»).

Даже городские депутаты, которые шли в Горсовет под лозунгом «Верю Акбулатову», с ним не считаются и элементарно не разговаривают. В отношении нынешнего мэра удивительным образом совпали позиции совсем разных сил, групп и людей, которые ничего общего между собой не имеют.

Но «подставляют» Акбулатова, я думаю, все-таки люди из краевой власти, несмотря на чрезмерную лояльность самого Эдхама Шукриевича. Я подозреваю, что антиакбулатовские публикации в московской прессе организованы этими людьми. Там есть несколько желающих занять кресло мэра.

Но не думаю, что это будет на пользу Красноярску. Единственная возможность пресечь эти подковёрные игры – нормальные всенародные конкурентные выборы, чего наша власть и пытается не допустить.

– Кто является самым влиятельным политиком в Красноярском крае на данный момент?

– Толоконский Виктор Александрович. Основной центр принятия решений – это его кабинет. Кстати, он зачем-то себе оборудовал новый кабинет, не стал находиться там, где работали Кокарев, Долгих, Федирко, Шенин, Казьмин, Вепрев, Зубов, Лебедь, Хлопонин и Кузнецов. Психологическая какая-то, видимо, причина. Может, аура предшественников мешала.

Политика – это отношения власти. То есть многие вопросы решаются помимо Толоконского, они ему просто неинтересны, но если речь пойдет о чём-то для него важном, то решение будет принимать он. Толоконский опытный аппаратчик и человек неглупый, он наверно наслаждается в Красноярске властью, в Новосибирске-то такого не было, там приходилось считаться с кем-то. Здесь этого нет.

Наш политический класс униженно присягнул ему ещё во время выборов. Заксобрание, которое когда-то очень хорошо, хотя и непублично, противостояло Кузнецову, сейчас ручной орган. Город Красноярск давно потерял политическое значение.

Нет других политических центров, поэтому он самый влиятельный политик. Но это не означает, что эффективный губернатор. Это другое, это власть. Причём, функциональная власть.

Например, если губернатор обратится куда-нибудь в СУЭК, «Ванкорнефть», СГК и т. п. с просьбой помочь конкретному товарищу «Иванову» избраться в Заксобрание, там скажут: «Да, конечно-конечно», но сами подумают: «Зачем? Губернатор ненадолго, на второй срок точно не пойдёт, мы от него мало зависим», и просьбу его просаботируют.

Однако с точки зрения функционала, административной власти, именно Толоконский определяет, и может делать это единолично.

Если под влиянием понимать какие-то отношения с верховной властью, то у Виктора Александровича тут проблемно. Конечно, ни президент, ни премьер, никто другой не могут игнорировать крупнейший и важнейший регион в стране. Они встречаются с губернатором.

Вот недавно вроде бы такая встреча состоялась с Владимиром Путиным, правда, официального сообщения Кремля не было, якобы оно появится только 29 декабря – мне вообще такая практика непонятна.

Но сказать, что Толоконскому благоволит президент или что он относится к числу влиятельных губернаторов, нельзя. О чём свидетельствуют и околокремлёвские рейтинги.

– Кто из чиновников и политиков самый близкий к администрации президента?

– В «админке» работают тысячи человек. У многих красноярцев есть какие-то связи с какими-то людьми. Но, я так понимаю, что речь идет об управлении внутренней политики и о первом заместителе главы администрации Володине.

Есть, конечно, функциональные связи и у администрации губернатора и у депутатов-единороссов. Но не думаю, что какие-то прочные. Воронова – начальник управления внутренней политики – говорят, не очень любит красноярцев. Поближе, может быть, поскольку чаще общается, Раиса Кармазина – она отвечает в Госдуме за голосование фракции ЕР.

Если же говорить не об администрации, а о близости к федеральной власти вообще, то это Шойгу. Он сам, конечно, федеральный политик, более того, как говорит наш друг Евгений Минченко – «член политбюро 2.0», но он красноярский. У него тут друзья-товарищи-однокурсники, интересы.

Есть другие – и старые, Чиханчин тот же, или новые, хлопонинские выдвиженцы – но из московских красноярцев самый влиятельный, конечно, Шойгу.

– Назовите трёх самых сильных и самых слабых министров краевого правительства.

– Дело не в персоналиях. Там люди разные – я лично давно и довольно хорошо знаю большинство из них. Проблема в том, что само правительство у нас слабое, может быть, даже слабее, чем администрация губернатора. Наиболее дееспособных Хлопонин перетащил в Москву.

Но не только персональный состав определяет. Томенко ведь имел очень хорошую репутацию управленца, когда руководил Заполярным филиалом «Норильского никеля». Это же крупнейшее предприятие в стране. Но не всякий эффективный менеджер корпорации может стать таким же эффективным главой правительства.

У нас правительство – чисто бюрократическая структура, а не «главный штаб». Впрочем, и федеральное такое же.

Кузнецов четыре года вымучивал стратегию развития края, полтора года это продолжается при Толоконском. «Отсутствие плана, – учил генералиссимус Сталин, – есть план провала». Никто не знает, куда и как двигаться краю.

А, что касается текущей деятельности, функционирования, то есть такой старый критерий: если министерство создаёт проблемы в подведомственной сфере, то оно неэффективно по определению. Можно спросить практически в любом подведомственном учреждении: больше помогает им министерство или больше создаёт проблем? И сразу всё станет понятно.

– Трудно быть политологом? Есть ли среди красноярских политологов конкуренция? И много ли их вообще у нас?

– Профессии такой нет. Есть наука о политике и учебная дисциплина. Сам термин-то «политология» начал использоваться только с 1948 года, а вообще правильнее не политология, а политическая наука. Нет же профессии математик или химик, есть – научный работник, вузовский преподаватель, школьный учитель и так далее.

Так и в политологии, это – образование, сфера деятельности. Но у нас с подачи нашего брата журналиста «политологами» называют всех подряд, любого, кто чего-то говорит про текущую политику.

Как-то в разговоре с покойным Вячеславом Александровичем Новиковым я употребил какие-то слова, «инкумбент», в частности. Он спрашивает: «Чего-чего?» Я говорю: «Политология – это наука, со своими направлениями, школами, классиками, методологией и т.п., в том числе со своим категориальным и понятийным аппаратом, терминологией.

Инкумбент – это тот, кто занимает выборную должность и переизбирается на неё». Новиков как человек, вышедший из науки мгновенно среагировал: «Всё, буду называться аналитиком».

Если говорить о формальном дипломе, то, может быть, не считая Евгения Гончарова – он в Америке учился, я наверно в Красноярске был первым дипломированным специалистом, поскольку окончил факультет политологии академии управления сразу, как только появилась вузовская специальность. Но я к тому времени был кандидатом наук.

Поскольку политология сформировалась на базе многих научных направлений – социальная философия, теория и история государства и права, история политических учений, новейшая история, международные отношения и т.п., там много людей с другим обществоведческим образованием, больше всего историков. В этом смысле диплом не показатель.

Политологом у нас работать практически негде, в Красноярске – только на вузовских кафедрах, преподавать дисциплину. Никаких исследовательских центров, ни государственных, ни частных, у нас нет. В Москве немного попроще – есть академические структуры, научные издания, но тоже тяжеловато с трудоустройством.

У нас есть небольшое отделение политологии на истфаке в педуниверситете, примерно десять человек набор, но ребятам работать по специальности, естественно, негде. Отделение объективно слабенькое – бюджетных мест нет, платное, средний балл ЕГЭ удручающий – 30 с небольшим.

Тем не менее, Заксобрание в этом году учредило студенческую стипендию имени Вячеслава Новикова в области политологии и социологии. С социологией – это в СФУ – чуть получше, но картина такая же – бюджетных мест нет, работать негде.

Я говорил руководителям Заксобрания – вы зачем занимаетесь профанацией? Одно дело стипендия имени Киренского в области физико-математических наук, Решетнёва – в области технических наук, это тысячи студентов, есть из кого выбрать, есть реальные научные достижения. А здесь из нескольких десятков человек при отсутствии всякой научной базы и перспективы, слабости контингента – какие в принципе могут быть достижения международного или общероссийского уровня или научные открытия – так говорится в краевом законе о стипендиях?

Прежде чем принимать такие решения, сначала узнайте ситуацию с этим образованием в крае. Память Новикова можно по-другому увековечить.

Политологов с научной базой в Красноярске совсем немного, и никакой конкуренции между ними нет. Если же говорить об оценочных суждениях, с которыми по конкретным вопросам выступают в СМИ, в газетах и на телевидении разные люди – журналисты, депутаты и даже чиновники, то к политологии это имеет весьма отдалённое отношение.

Наша журналистика сейчас работает по западным стандартам – на любой материал необходимо мнение эксперта. На самом деле, по содержанию в большинстве случаев оно и не нужно, но телевизионщикам нужна «говорящая голова» для картинки, от газетчиков требуют чтобы в конце публикации было чье-то экспертное мнение, пусть в одной фразе и абсолютно бессмысленное.

Но, вообще говоря, с точки зрения интересов гражданского общества, оценка действий власти, сделанная самими журналистами или с привлечением специалистов, конечно, нужна, эта некая форма внешней общественной экспертизы. Этим настоящая журналистика отличается от пропаганды, которая всех уже достала на центральных телеканалах.

– Сталкивались ли вы с негативом после своих комментариев?

– Я так понимаю, что речь идёт о реакции властей. Там люди разные. Так исторически сложилось, что большинство из них я давно знаю, есть личные отношения какие-то – с кем-то работал вместе, с кем-то пересекался по другим делам, кто-то у меня учился – там есть даже мои дипломники. Эти люди в основном со мной говорят откровенно.

Но есть обиженные, конечно. Дело доходило до «запретов на профессию». Как-то по просьбе ректора одного из вузов я помогал готовить программу реорганизации университета, ректору было сказано: «Если вы будете работать с Комарицыным, мы вас не будем поддерживать по контрольным цифрам приёма».

Или вот недавно мою кандидатуру, без моего, кстати, ведома выдвинули в общественную палату города, раздался звонок из серого дома с требованием наши кандидатуры – меня и ещё двух человек – немедленно отозвать.

Я туда вовсе и не собирался, и вообще к органам с названиями «общественный» и «гражданский», которые создаются чиновничьей бюрократией отношусь не очень хорошо, поскольку никакого отношения ни к общественному, ни к гражданскому они не имеют. Это как «общественное российское телевидение»: в чём там роль общества – никто не знает. Но тут интересен сам факт.

Таких случаев было довольно много. Там некоторые наивно заявляли, что никогда не позволят мне работать с властью. Как будто бы в этом есть какая-то невероятная ценность. Но, на самом деле, я работаю с властью.

Я же её критикую не из любви к искусству, а потому что она того заслуживает. Я, например, эксперт ФоРГО – это абсолютно кремлевская структура, мое участие там сильно раздражает кое-кого в сером доме.

Я работаю и с краевыми властями. Постоянно консультирую кого-то, в том числе людей из самого близкого окружения губернатора. Кому только, каким вице-премьерам по их просьбам – подчеркну – я не писал различные заключения, предложения, не говоря уже о Заксобрании и наших депутатах Госдумы. Причем – замечу – абсолютно бесплатно.

– Кем бы мог работать президент Путин, когда перестанет быть президентом/премьером?

– Я думаю, что этого не знает никто, в том числе он сам. Есть такая шутка, что все мы умрем при Путине. На самом деле всё, что имеет начало – имеет и конец. Рано или поздно эпоха Путина закончится. И страна изменится, как это всегда происходило в истории России.

У нас ещё с советских времен роль личности сводится к формуле Плеханова – что личность может только ускорять или замедлять объективные исторические процессы, которые и так идут.

Но вот в марте 1953 года усатый людоед умер, и на следующий день страна стала совсем другой. При том, что все люди, все начальники оставались на прежних местах. И в царские времена что-то похожее было, поэтому мы историю делим по правителям. Но в условиях самодержавия никто от власти добровольно не отказывается.

Если Владимир Владимирович когда-нибудь уйдёт из власти, то нигде работать он, конечно, не будет.