Осы, плавты и Платон
…толкунчики Остен-Сакена порхали не только на лесной полянке,
но и в нарративном вакууме…
В мире написаны тысячи книг о Платоне, Витгенштейне и Хайдеггере. И тысячи книг о жуках-носорогах, цикадах и мухах. Но вряд ли эти персонажи встречаются вместе где-то, кроме книги «Инсектопедия» — удивительного сплава философии и энтомологии, который был создан американским антропологом Хью Раффлзом, профессором Новой школы социальных исследований в Нью-Йорке.
Его антропология совсем не такая, к какой мы привыкли благодаря Станиславу Дробышевскому. Раффлз в первую очередь философ, и его изучение человека предполагает поиски ответов на вопросы о том, как человек существует в мире. Для него Батай и Делёз важнее австралопитеков и Леви-Стросса.
«Инсектопедия» — странная книга, это даже не междисциплинарное исследование, а своеобразная серия эссе, неизбежно напоминающая «Атлас» Борхеса. В ее основе такое же путешествие умного и внимательного человека по земному шару и миру книг. И это, разумеется, полноценное художественное произведение (я подразумеваю не фантазию и вымыслы, а глубину мысли и писательское мастерство).
Насекомые в «Инсектопедии» служат поводом для рассуждений об истории цивилизаций, о принципах и границах познания, о прошлом и будущем исторической науки, о восприятии времени и особенностях девиантной психики.
Раффлз рассказывает о своих поездках в Африку, где пытался понять, как саранча влияет на экономику Нигера: обогащает одних, бросает в нищету других и служит символическим цементом нации. Рассказывает о визите в Японию, где бум увлечения рогатыми жуками превратился в основную примету времени. Пишет о визите в Китай и о встречах с подпольными игроками, которые спускают состояния на боях сверчков.
На протяжении книги Раффлз беседует с десятками людей: с художницей, которая рисует пораженных радиацией насекомых, с собирателями кузнечиков и продавцами жуков.При этом он почти не общается с учеными. Это неслучайно. Биология в книге занимает подчиненное значение. Раффлза не интересует морфология, этология или экология, его больше занимают онтологические различия сверчков и мух и эволюция сравнения евреев со вшами в Европе.
Факты из жизни энтомологов и насекомых он трактует с точки зрения философии.
Вот, например, русский аристократ барон Роберт Романович Остен-Сакен (1828–1905), который так сильно восхитился парением мух, что после отставки с поста генконсула Российской империи в Нью-Йорке тридцать лет занимался их изучением.
Или сами мухи, у которых, видимо, совсем иное восприятие времени, чем у нас. Они живут считанные дни или недели и, по словам автора,, фильм, снятый для мух (или мухами), чтобы картинка не дергалась, а шла непрерывным потоком, должен двигаться со скоростью 120 кадров в секунду. Мухи «существуют в иной плоскости — в плоскости, которая отличается от нашей не только по остроте зрения, узорам и цветам, в плоскости, где пространство-время проживается в другом режиме».
«Инсектопедия» получилась чудесной завораживающей книгой, которую невозможно классифицировать. Сложно сказать, в каком научном журнале могли бы появиться эти эссе. Их вряд ли напечатали бы и «Вопросы философии», и «Энтомологическое обозрение». Скорее они могли появиться в сборнике авангардной прозы или в заумных альманахах для интеллектуалов. Остается только посочувствовать библиотекарям, которым придется втискивать ее в рубрикатор. К слову сказать, в книжном магазине «Инсектопедия» продается не в разделе «Естественные науки» и не на полках «Философии», а среди других странных книг издательства Ad Marginem.
Судить о ее необычном характере можно по глоссарию, который выглядит как гимн эклектике. Например:
«Плавты.
Платон.
Плиний.
Плоц, Альфред.
Плутарх.
„Повесть о Гэндзи“ (роман Мурасаки).
Пограничный слой.
Погромы 1881 года.
Поденки».
Философский подход к насекомым позволяет Раффлзу совершенно по-новому осветить многие темы, причем избежав нарочитой зауми и философской тяжеловесности. В этом особая прелесть «Инсектопедии».
Привычные книги о насекомых рассказывают, что мы знаем о жуках и бабочках. «Инсектопедия» говорит о том, что мы не знаем и что вообще, скорее всего, никогда не узнаем.
В самом деле, почему мы думаем, что понимаем насекомых? К примеру, мух-толкунчиков. Их самцы перед спариванием дарят самкам подарки. Некоторые в качестве брачных даров используют пищу — мертвых пауков и мошек. Другие хитрят и вручают в обмен на спаривание пустые коконы, где мог бы лежать трупик, но его там нет. Третьи вовсе дарят самкам блестящие бесполезные чешуйки. Получается, самцы обманывают самок, экономят свои ресурсы и спариваются бесплатно, а глупые самки поддаются на уловку. Так выглядит ситуация с точки зрения энтомологии. А с точки зрения философии?
«Что если эти пустые аэростаты — действительно дары, просто мы не понимаем их ценность? Может быть, самки испытывают экстаз от ощупывания этих крохотных чешуек. Или пленительное расслабление. Возможно, чешуйки пробуждают воспоминания или какой-то аппетит. Возможно, они имеют символическую ценность — полны нежности и глубокого смысла. Возможно, они просто нравятся толкунчикам… Разве не очевидно, что крайне сложно угадать, что представляет собой некий предмет и чем он полезен с точки зрения существ, чей образ жизни так отличается от нашего?»
Идея не нова, но у Раффлза она звучит изысканно и громко.
В середине «Инсектопедии» есть важный рассказ о композиторе Дэвиде Данне (род. 1953), который во время страшной засухи в США стал записывать звуки в глубине сосны. Услышать эти звуки невозможно, они находятся за пределами нашего восприятия.
Данн улавливал низкочастотные вибрации и ультразвуковые шумы с помощью хитроумных преобразователей в течение двух лет, затем смонтировал самые интересные находки воедино. Получилась часовая композиция «Звук света в деревьях». В ней пронзительно пищат короеды, басовито стонут личинки, скрипит, словно старая дверь, ствол сосны на ветру, взрываются в древесине пузыри газа, барабанят по коре муравьи. Это совсем иной и чужой нам мир, нисколько не похожий на привычную для нас реальность.
«Инсектопедия» получилась таким же странным произведением, собранием удивительных историй, которые автор собирал многие годы и смонтировал в книгу. Закрыв ее, понимаешь, что рано или поздно возьмешь ее перечитывать.
Антон Нелихов