Он ходил по солнечной стороне улицы

Умер Борис Грачевский

Умер человек, на киножурнале которого выросло не одно поколение. «Ералаш» был делом всей жизни Бориса Грачевского и любовью его зрителей. С лица режиссера не сходила улыбка, он хотел нести в этот мир радость и смех. Сегодня многие, воспитанные на его творчестве, сдерживают слезы.

Вспоминает его друг и коллега писатель Аркадий Инин:

«Собраться с мыслями довольно трудно. Мы, конечно, знали, что ситуация тяжелая, и постоянно держали связь с клиникой, но все равно смерть всегда оглушает. Я вчера ночью звонил актеру Володе Долинскому, и он сказал то, что, думаю, чувствуют многие: «Только не он». И это действительно так — никто не мог предположить, что этот вулканический жизнелюб уйдет. У него была одна присказка, он сто раз упоминал ее в разных интервью.

Когда его спрашивали, как он справляется с трудностями, он всегда говорил: «Я хожу по солнечной стороне улицы».

Он иногда до наивности не замечал ничего дурного на другой стороне и не переходил туда.

Первый наш кинокапустник с ним сделали еще в 1985 году. А еще до этого мы вместе работали над «Ералашем». Я был в молодежной секции Союза кинематографистов, которой руководил замечательный Александр Хмелик, где мы с Борей, совсем еще сопливым, сочиняли первые истории. Он с первых дней был директором журнала — уже почти полвека. И все эти полвека мы были вместе.

Он был крайне обаятельным, и его очень любила публика. Он выходил, улыбался — и зал был его. У него в то время были зубы с щербиночкой. А года два назад он взял (дурак, прости господи) и сделал себе «американские зубы», и эта милая щербинка пропала, но обаяние все равно осталось при нем.

А еще он был фантастический трудоголик, работал день и ночь. Он помнил каждый сценарий «Ералаша», а их за 50 лет было около четырехсот. Мне как-то для капустника нужен был выпуск, где Дед Мороз разговаривает с маленькой девочкой. Я ему звоню, и он с ходу говорит: «Это «Ералаш» № 120». Он вот такой был. Клянусь.

Часов за пять до Бориного ухода я звонил главврачу 52-й больницы, замечательной Марьяне Анатольевне, и спрашивал, что можно сделать.

Она сказала: «Ничего. Все, что надо, мы делали и делаем, но он слишком поздно к нам пришел».

И еще она сказала такую жуткую фразу, которая всю ночь вертелась у меня в голове, а сейчас я ее забыл — не могу собраться с мыслями. Одно скажу: светлая память».